— …Вы вместе с Дмитрием Сергеевичем работали? В смысле — по одной теме?
— Зачем? Абсолютно нет. У нас такого не водится: все свободны в выборе тем. А мои приоритеты, — вот, интервью мое, — нашарил на столе газету, подвинул, — «Мой любимый XIV век».
— …Четырнадцатый? — удивился я.
— Ну да! Считаю — самый великий век за всю историю Руси! Андрей Рублев! Сергий Радонежский! Кирилл Белозерский — святой и великий ученый-натуралист. Я перевел, подготовил его труды: настоящая энциклопедия русского игумена XIV–XV веков «Сборник писаний преподобного Кирилла Белозерского»… Про облака писал, про их природу, про ветер, град! Часть его рукописей в Кирилло-Белозерском монастыре, езжу туда. Дмитрий Сергеевич все мечтал купить «творческую избу» в историческом месте, и я нашел. Сначала в складчину купили ее, на имя Дмитрия Сергеевича… потом, когда он почувствовал уже, что не сможет ездить, написал дарственную мне. Езжу каждое лето. Хожу в монастырь. Читаю, пишу.
— А расскажите какой-нибудь интересный случай… С вами и Дмитрием Сергеевичем.
Прохоров задумался. Потом улыбнулся:
— Я лучше вам расскажу случай… уже без Дмитрия Сергеевича!
— …Давайте.
— Уже когда он умер… И Зинаида Александровна. И Мила… И никого уже там не осталось. Умер и Александр Михайлович Панченко.
Прохоров помолчал.
— …Ну, Панченко мы помянули, как следует. Он это дело любил.
«…Да — видимо, эта добрая традиция не прервалась и после него», — подумалось мне…
— Ну, и поехал я в квартиру Лихачева, — продолжил Прохоров. — Должен был разбирать бумаги. Открываю — никого. А сколько раз я тут беседовал с Дмитрием Сергеевичем! Расстроился, прилег на кушетку — и уснул. Проснулся, глянул на часы: семь! Господи, думаю: семь утра! Ночь проспал! Сел, начал работать. И вдруг чувствую: что за черт — не светлеет, а наоборот, темнеет! Конец света? Потом только сообразил: не семь утра это было, а семь вечера! Но — когда неожиданно для меня стало вдруг все темнеть вокруг, какую-то особую тоску почувствовал, что Дмитрия Сергеевича нет… Он же меня спас! И против КГБ выступил, и против райкома. Отстоял! И каждому из нас что-то хорошее сделал!
— Но не все были благодарны ему, — вырвалось у меня.
— Вы имеете в виду Диму Буланина? Да — вдруг напал на Дмитрия Сергеевича! И когда! В девяносто лет! Но мы все на это реагировали соответственно. И когда после смерти Дмитрия Сергеевича директор Николай Николаевич Скатов пригласил нас в свой кабинет, где сидел Дима Буланин, и Скатов представил нам: «Ваш новый начальник сектора!» — мы все дружно сказали: «Нет!» И так и стояли! В результате завсектором стал Творогов.
— И где сейчас?..
— Дима Буланин? Крупный издатель. Ну — и кроме того, числится в нашем секторе. Ходит. Но держится особняком…
Повисла пауза. Что? Уже уходить? И больше я уже ничего о Дмитрии Сергеевиче не узнаю? Надо собраться с духом и выяснить главный вопрос — без него нельзя, наверно, закончить книгу. И выяснить надо именно сейчас — а то когда я еще попаду к большому ученому, ученику Дмитрия Сергеевича, притом — человеку свободно мыслящему…
— …Я прочитал некоторые труды Дмитрия Сергеевича… О «Слове о полку Игореве»… Датировка точная — XII век?
— Ну да! Православие пришло в X веке — и породило письменность, для прославления его. Ну — и примерно через два века стали записывать устные сказания и былины, которые раньше просто пели, за княжеским столом.
— …Еще меня потрясло его открытие про варягов. Что Рюрика и Рюриковичей не было, а их придумал летописец Нестор в «Повести временных лет», чтобы отодвинуть Россию от Византии, от слишком сильного ее влияния и подвинуть в сторону Скандинавии.
Прохоров откинулся назад, добродушно заулыбался.
— Ну, Дмитрий Сергеевич известный фантазер! Были, конечно, Рюриковичи. В древнерусском полно шведских слов. «Русь» — от них!.. Любил Дмитрий Сергеевич невероятные теории… так же, как и учитель его, академик Шахматов.
— …Академик?
— И еще какой! Так же, как и Дмитрий Сергеевич! Всегда будут его читать!., и с ним спорить.
Да — понял я, наконец, — история, филология — науки творческие, и никакой окончательной истины там нет. А иначе интерес к ним давно бы закончился. И всегда там идет не борьба истин — а борьба талантов. Где талант — там и истина. Поэтому и никогда не иссякнет интерес. Потому как таланты — неиссякаемы! Никто не сможет доказать достоверность ангелов, но на полотнах они прекрасны, а потому — подлинны. И в этот разряд попал и Дмитрий Сергеевич — миф его теперь всегда уже будет поддерживаться хорошими людьми, как незыблемый пример всего лучшего: он стоит с сияющим мечом на пороге и не впускает мрак.
Уже после смерти он спас Санкт-Петербург от трехсотметровой башни на Неве, которая бы превратила наш город в город-карлик. Имя его звучит повсюду, где нужно отстоять красоту. Недавно я был на очередном совещании, посвященном городу, и вдруг встрепенулся, услышав:
— …Когда делали ремонт в пушкинской квартире, Лихачев умолял: «Только не сбивайте штукатурку! Она впитала тот голос, и вдруг наука когда-то сможет его извлечь!»
…Очередная «Легенда о Лихачеве»? — подумал я. Возможно. Но человек, о котором сочиняют легенды, останется надолго!
— Но главное, — сказал Гелиан Михайлович, — формы он не терял до конца. Прекрасно руководил сектором. Ни разу не было, чтобы он чего-то забыл или чего-то не сделал, что обещал! Ну, и конечно — основное в его жизни: полторы тысячи научных трудов!
— Ну спасибо вам! — сказал я Гелиану Михайловичу. — Можно, я вам свою книгу подарю?!
— Тогда и я вам тоже! — сказал он. Взял книгу с полки, раскрыл… Надпись он разрисовывает также, как Лихачев. Нарисовал дату…
— Завтра как раз день рождения Дмитрия Сергеевича, 28 ноября!
— Будете отмечать?
— А как же! Сначала на автобусе всем сектором поедем на кладбище, потом где-нибудь пообедаем, помянем. Потом несколько дней — конференция. Как же! И новый фильм Зины Курбатовой посмотрим — «Частные хроники»…
Я открыл его книгу, перелистнул страницы. Вот фотография молодого Гели Прохорова (так сотрудники называли его) — в лодке, с аквалангом за спиной — стройного, с тонкой «пиратской» бородкой. Как там написано про этот снимок: в поисках подводной хазарской стены возле Дербента.
На прощание я вспомнил:
— Ведь это вы рассказывали, как Лихачев учил вас «летать»?
— Ну да! Он говорил: «Надо, как птица, быть! В зависимости от ветра, ставить крылья, то так, то этак, — Прохоров показал руками, — но всегда лететь своим путем!»
