Церемония назначена по странному совпадению в старом театре Буэнос-Айреса. Перон подталкивает Эвиту номер два вперед. Он все больше устает. Перон забыл, торопясь в Аргентину, что прошло уже восемнадцать лет, а годы скитаний сил ему не прибавили. Из Мадрида все виделось замечательно, но стоило оказаться во дворце, как начались трудности. Да и климат в этой стране остался таким же изнуряющим и неустойчивым.
24 сентября 1973 года Перон занял пост президента, набрав более шестидесяти процентов голосов.
— Я просто совершал турне, — заявил он.
Неуклюжая шутка, объясняющая его долгое отсутствие, возвращала всех на четверть века назад. Толпа простых людей ждала появления Эвиты, которая объявила бы о начале золотого века. Двадцать пять миллионов аргентинцев просили дать им помечтать еще десяток лет. Предвыборные панно возвещали по всему огромному городу, по всей стране: «Эвита у власти с Пероном и Исабель».
Вывод был ясен: править будет мертвая. Требовалось лишь присутствие дублерши, чтобы в людских сердцах свершилось призрачное замещение. В ожидании замерли все: крупная финансовая буржуазия, ничего не добившаяся от военных, стоявших у власти, молодежь, продолжавшая волноваться, Перон, обеспокоенный слишком большим хозяйством, свалившимся ему на плечи…
Первого мая 1974 года Перон резко порвал с молодежью, намеревавшейся нарушить его покой и мечту. На «молодых левых», вышедших на Пласа де Майо, обрушилась лавина оскорблений. Их было шестьдесят тысяч. Они молча свернули свои лозунги и знамена, повернулись спиной к тому, кто только что убил миф, и удалились в ужасающей тишине…
* * *
Осталась лишь возвышенная мечта — Эвита. Только она смогла бы удержать в повиновении мстительно оживившихся молодых бунтарей. Но не всяким покойником можно манипулировать подобным образом. Все было приготовлено для вечной жизни Эвиты еще то того, как она испустила последний вздох.
Когда более двадцати лет тому назад крупнейший американский специалист по раковым заболеваниям приехал в Буэнос-Айрес, чтобы срочно прооперировать Эвиту, его скальпель не смог помочь молодой тридцатитрехлетней женщине, но породил призрак для правительства. Всем было ясно: что-то надломилось в Эвите с тех пор, как ей пришлось отказаться от поста вице-президента и, возможно, от еще более блистательного будущего. В соседней комнате рядом с операционной уже приготовили сосуд с формалином. Тело Эвиты превратилось во всемогущий символ, который нужно было во что бы то ни стало сохранить, незамедлительно сотворить из него культ, как из Ленина или Сталина.
Миссия бальзамирования магического символа была доверена доктору Фернандо Аре, профессору анатомии университета Кордовы и испанскому атташе по культуре. Перон и Эвита были единственными, кто не бойкотировал Франко и посылал ему продовольствие. Испания отплатила добром и прислала своего лучшего специалиста.
После грандиозных похорон тело было поспешно возвращено на второй этаж здания конфедерации труда на улице Леандро Алема. Профессор в течение нескольких дней омывал тело в большом чане, наполненном раствором химикатов. Формулу этого зловещего коктейля вечности знал только профессор. Все эти кошмарные семь месяцев, рассказывал он позже родным, ему пришлось жить взаперти с останками блондинки и прикасаться к ней, проверяя степень отвердения, чаще, чем хотелось бы. Профессор занимался этим мрачным делом без свидетелей. Посещал его только Перон, которому не терпелось увидеть результат. Ленин и Сталин в набальзамированном виде казались желтоватыми и ничем не отличались от восковых манекенов. Тело Эвиты сохранило живые краски. Ее чудесные волосы остались такими же блестящими, как при жизни, благодаря искусству профессора.
Отправляясь на мессу в годовщину смерти Эвиты, Исабель облачалась в траурные одежды. Седьмая дочь банкира из бедной испанской провинции Риоха, Исабель всегда оставляла возле своей постели пачку фотографий Эвиты. Требовалось как можно больше приблизиться к сходству, готовиться к возвращению.
* * *
Все началось заново 3 сентября 1971 года. Тело Эвиты, эксгумированное из могилы в Италии, куда его вывезли тайком, было возвращено Перону в Мадриде послом Аргентины. Таким способом Перону дали понять, что в стране о нем помнят. Военные и деловые люди вдруг сошлись во мнении, что возвращение Перона могло бы возвестить о чуде, которого все они ждали…
Останки Эвиты находились в Мадриде. Исабель приняла эстафету. С первых же месяцев 1974 года стало ясно, что идиллическая связь между народом и Пероном окончательно разрушена. Исабель должна была вновь завоевать сердца людей из бедных кварталов, совершить, наконец, невозможное, как сделала это Эвита!
Первого мая после гневной речи, направленной против непокорной молодежи, Перон простудился и заболел. В июне бронхит усилился. Тогда-то и подтолкнул он вперед Исабелиту. Она выполняла роль «укротительницы», как заявляли во всеуслышание некоторые молодежные фракции. Но стоило Исабелите появиться на публике, как зеваки начинали вопить снова и снова:
— Эвита! Эвита!
Доктор Льотта, изобретатель искусственного сердца, срочно вызванный к Перону, подписал последний бюллетень состояния здоровья президента, который, по его словам, подхватил обычный грипп, не вызывающий тревоги. На самом деле он ждал подходящего момента, чтобы подключить свой чудесный аппарат к груди «мачо». Но не успел.
Первого июля 1974 года Исабелита в слезах, окруженная министрами и генералами, объявила о национальном несчастье. Перон умер… Смерть Перона означала, что появился шанс, великий и страшный шанс. Может быть теперь, когда нация в горе, Исабелита под черной вуалью найдет нужные слова, верный тон, перейдет со стадии экстравагантной копии к стадии оригинала?
Перон отказался от бальзамирования. То, что происходило с Эвитой, было его вынужденным кошмаром «ради будущего». Теперь он оставляет свои увядшие лавры, знамена и людское море, удаляясь навсегда… В три часа утра 4 июля военные рассеивают толпу, грузят гроб на лафет пушки, и он покидает аргентинский парламент, здание которого, судя по словам проектировщиков, похоже на рейхстаг с его большой лестницей с двойными выступами, с его грифонами и бронзовыми дверьми. Двери осторожно открывают, пропуская Перона в его последний путь. Гроб везут к резиденции в Оливосе под грохот бронированной техники, вой труб и топот лошадиных копыт по мокрой мостовой. Тело покоится в огромном прозрачном ящике из пластика, словно гигантский зародыш, ожидающий нового рождения.
