Юматов ушел из театра гордо, не приняв унизительных условий. Это, конечно, был еще один удар по его ранимой душе!
Он решил оформлять пенсию. Но… Чинушам не хватало какой-то справочки, чтобы дать израненному ветерану Великой Отечественной достойное пособие… Еще удар!
И, наконец, последний кадрик.
В Колонном зале Дома союзов торжественно отмечался День Победы. В величественном фойе стоял гул: белоголовые «мальчики» и седовласые «девочки» обнимались, целовались, «со слезами на глазах» вспоминали боевое прошлое, делились не Бог весть каким счастливым настоящим. Искренне рассказывали про свое житье-бытье тогдашнему первому секретарю Московского горкома КПСС Б.Н.Ельцину, благодарили нас, актеров, за сыгранных в кино героев-воинов…
Под приветственные возгласы появился Георгий Юматов. Мы с Севой Сафоновым обратили внимание, что наш коллега отвечает на приветствия как-то натужно улыбаясь и невпопад — он явно был не в себе. Грешным делом, мы подумали: не врезал ли Жорж? А ведь еще выступать…
Сафонов спросил его:
— Ты почему без наград?
Я тоже поинтересовался. И правда, в приглашении ведь написано: «Ветераны! Наденьте свои ордена!»
Побелевшие губы Жоры задрожали… В глазах блеснула слеза… И вдруг нервным рывком солдат Юматов вытащил из кармана две горсти орденов и медалей.
— Вот они… Вот!..
— Почему в кармане?.. Ты что, стыдишься их?!. — с укоризной спросил я.
Он, с трудом сдерживая себя, сипато заговорил:
— При входе… в зал… какой-то выкидыш из толпы крикнул: «Батянька! Позвякай цацками-то!»
— И ты не ответил?! — почти заорал Сафонов.
— Понимаешь, он, паскуда, не меня обидел… Он ордена оскорбил… Ну, я… это… зашел в туалет и снял… Чтоб «цацками» не обзывали…
Перенес Юматов и такой удар. Но не думаю, что прошло для него это бесследно…
Тогда, в Колонном зале, он пытался скрыться за спинами ветеранов, быстро направляясь за кулисы. Сафонов дернул его за руку — задержал:
— Нет, Жорж, снимал ты награды в туалете, а вешать их будем здесь. При народе! — Он оглянулся по сторонам, призвал: — Милые женщины, помогите украсить грудь солдата!
Что тут началось! Бывшие летчицы, санитарки, радистки, а нынче бабуленьки, торопясь и приговаривая, смеясь и плача, стали прикалывать к костюму Юматова почетные знаки отличия, словно заново награждали его, но теперь не в окопах, а под светом хрустальных люстр…
Наш коллега едва владел эмоциями. Да и как тут было совладать с собой? В один день: оскорбление и почет, унижение и любовь, издевка и слава!..
А нервы у него были ни к черту!.. Да и жил он в последние годы, чего скрывать, нищенски… Все, что можно продать, было продано. (Кстати, об этом последнем «кадрике», грустном обстоятельстве его жизни, я рассказал в одной из передач телепрограммы «Человек и закон».)
Прокрутив в памяти ленту юматовской судьбы, позвонил я его жене Музе Крепкогорской (очень яркой характерной актрисе, снимавшейся у меня в «Любви земной» и «Судьбе» в роли деревенской сплетницы Фроськи):
— Что стряслось?!.
Захлебываясь слезами, плохо выговаривая слова, Муза рассказала:
— Умерла любимая Жоркина собака… Он же заядлый охотник и рыбак. Пошел он хоронить ее… Во дворе попросил дворника помочь ему… Похоронили… Зашли помянуть… Выпили… Потом я слышала, как дворник матерно ругался и все орал: «Значит, ты и артист говно, и ветеран говно, если живешь как бомж!..» — Муза надолго замолчала. Только стоны и рыдания слышались в трубке… — А потом… Потом… Выстрел!.. Все, Женя, я не могу больше!.. — брякнула трубка. Раздались гудки…
Был арест. Говорят, на допросах Георгий тупо твердил: «Я убил… Расстреляйте меня… Я жить не хочу!..» И так изо дня в день — ни словечка в свое оправдание.
Как там положено было по закону, по Уголовному кодексу — не знаю. Я не юрист. Но после окончания следствия, как раз в канун 9 мая, Юматова выпустили из Бутырской тюрьмы. Только на воле терзал он свое гордое сердце недолго — умер…
Прости нас, Георгий Александрович!
Рынок ворвался в нашу жизнь так стремительно, ошеломительно и сумбурно, что, еще не успев опомниться от разного рода перемен, мы тут же стали захлебываться в рекламе. Никуда от нее не спрятаться: она навязчива, она давит, она раздражает своей пошлостью, нервирует своей агрессивностью, бесит своей «сверхпроходимостью»…
А тут еще актеры стали возмущать своих поклонников — известные мастера замелькали в рекламных клипах. Понятно, что артистов соглашаться на подобные «подвиги» вынуждает материальное обнищание. И творческое — тоже. В сумбуре экономических реформ производство кинематографа пришло в упадок, студии обезлюдели. Тысячи прекрасных актеров оказались за бортом жизни, без элементарных средств на (извините за каламбур) элементарное существование… Так что сегодня подобный способ выживания для артистов, к несчастью, становится привычным.
А когда-то, в 1964 году, на кинофестивале в Буэнос-Айресе, соприкоснувшись с миром капитализма, я был поражен странным, на мой тогдашний взгляд, поведением некоторых моих зарубежных коллег.
Был заключительный бал для участников фестиваля и гостей. Огромный зал в мигающих многоцветных огнях… Звучало знаменитое аргентинское танго. Мы — я и Вия Артмане, получившие за фильм «Родная кровь» приз под девизом «За красоту человеческой души», — не скрывая своей радости от успеха, кружились в гуще танцующих.
— Евгений, меня толкают, — пожаловалась мне Вия, пытаясь сохранить очаровательную улыбку.
Меня, правда, тоже пару раз пихнули. Но так не хотелось в этот вечер огорчаться, что я Виечке на ушко напел в ритме танго:
— Не обращай внимания… Здесь все толкаются!..
И все же в том же ритме танго нас понемногу оттесняли — к столикам, окружавшим танцевальную площадку в центре зала.
Мы подошли к столу, где сидели Лев Александрович Кулиджанов (глава советской делегации) и супружеская пара из нашего посольства. Они чему-то очень смеялись.
— Что смешного? — уже без улыбки спросила Вия.
Соотечественники, все еще хохоча, показали нам на телевизионную камеру… Оказалось: фестивальный бал передавался в прямом эфире на всю Латинскую Америку. Нам стало понятно — так вот почему коллеги, как мошкара к лампе, стремились под телеобъектив! Со стороны эта толчея действительно выглядела смешной. И одновременно неприятной.
— Зачем они так?
Дипломат не удивился нашей наивности и объяснил:.
— Желание напомнить о себе. А здесь, как нетрудно догадаться, — реклама, и к тому же бесплатная. Как не воспользоваться таким шансом?..
