«Письмо г-же Дрейфус», обращенное, в сущности, к правительству и главе государства, напоминает по своей яркости и убедительности «Я обвиняю» и по силе своей остается одним из наиболее мощных публицистических выступлений Золя в эпоху дела Дрейфуса.
Постепенно Золя входит в привычный ритм жизни. Париж, Медан, Вернейль. Он может снова приняться за работу, продолжить осуществление замысла «Четвероевангелия». На очереди «Труд» — произведение, идея которого созрела еще в изгнании. Да, это будет утопия, навеянная философией Фурье. Но разве поэт не имеет права на домысел, на гипотезу? Золя понимает, что у него найдутся противники. Систем преобразования общества придумано много. Их предлагают социалисты-коллективисты (так называет он гедистов — последователей Маркса), анархисты, даже католики, стремящиеся сохранить пошатнувшийся престиж церкви. Но ему милее других система Фурье, не требующая насилия, перестраивающая общество эволюционным путем. Да, Золя не революционер и не социалист. Он только сочувствующий и ищущий. Шарль Пеги скажет: «Когда такой революционер, как Золя, не социалист — это большая бесполезность». И все-таки Золя не революционер. Но цель писателя не только защита утопического преобразования общества. Он лелеет другую идею. О ней-то он и рассказал Шоресу, когда тот посетил его в Норвуде: «Я не знаю, что получится из моих изысканий, но я хочу прославить труд и тем самым заставить людей, которые его угнетают и оскверняют нищетой, наконец, уважать его».
К теме труда, к теме рабочего Золя возвращается в третий раз в жизни (если не считать некоторых эпизодов в романах «Земля», «Париж» и др.). Но в своем новом романе он должен показать не только труд современного рабочего, труд адски тяжелый, труд бесконечно приниженный, отупляющий, но и труд освобожденного человека. Эту задачу свою Золя выполнил куда успешнее, и сейчас, когда перечитываешь роман, понимая всю несостоятельность утопии, невольно отдаешь должное тем эпизодам, в которых художник стремился прославить радость свободного человеческого труда — действительной основы социалистического общежития.
Золя очень тщательно готовился к своей работе. Кроме трудов Фурье, он перечитал книги других социалистов-утопистов: Сен-Симона, Прудона, Кабе, Леру, а также книги анархистов Кропоткина, Грава. С помощью фурьериста Нуаро он ознакомился с фаланстером в Гизе, основанным Годеном. Он изучает специальную литературу по машиностроению, историю и экономику заводов Юньё. Вместе с Александриной, а затем с Денизой и Жаком посещает несколько раз Всемирную выставку в Париже, открывшуюся в 1900 году, подолгу задерживается в Павильоне электричества и в павильонах, где демонстрируется новейшая машинная техника.
В какой-то момент он думал взять за образец стекольный завод, но очень скоро отказался от этого намерения. Для его замысла требуется нечто более грандиозное, и Золя останавливается на предприятиях металлургической промышленности, в которой заняты тысячи рабочих и чей труд, особенно в сталелитейных цехах, крайне тяжел. По словам Денизы Ле Блон: «он накопил заметок более чем когда-либо». Заметки превращались в «Наброски», и в них почти полностью содержались будущие идейные и сюжетные линии романа: «В первой части показать городок таким, каков он есть, со всей его нищетой и позором, показать, что представляют собой капитал и труд. Во второй части — борьба, городок меняется, каким образом происходит эта перемена. В третьей части — что стало с городком, превращение его в Город, и закончить мечтой о Городе, который создаст соседние города — постепенно покорит весь мир».
Золя строго выдержал этот план. Перед нами действительно возникает городок Боклер, в котором жизнь всех населяющих его людей связана с огромным металлургическим заводом, зловеще названном «Бездна». Писатель стремится взглянуть на все, что здесь происходит, глазами человека, бесповоротно вставшего на сторону тружеников. И это ему удается. Таким взглядом он оценивает беспросветную жизнь рабочих, самодовольство и эгоизм мелких буржуа, паразитизм высших классов, жадность и бесчеловечность капиталистических предпринимателей. В романе огромное место отводится публицистическим отступлениям. Они помогают Золя делать широкие обобщения и выводы. Воинствующая непримиримость к существующему порядку вещей, к эксплуатации человека человеком, к несправедливому распределению общественных благ — наиболее сильная сторона романа, ставящая его в ряд с выдающимися произведениями социалистической литературы. Часто Золя придает своим заключениям характер четко выраженных формул. Вот некоторые из них:
«Трудящихся, бедняков эксплуатировали всюду: их попирали, перетирали колеса скрипучего социального механизма».
«С грязной мостовой, с липких тротуаров глядела вся отрава, все унижение того несправедливого труда, на который обречено большинство, дабы обеспечить эгоистические наслаждения меньшинства».
«Наемный труд все испортил, все растлил, он сделался источником гнева и ненависти, он породил борьбу классов — эту многовековую беспощадную войну труда и капитала».
«Правительство, администрация, суд, армия, духовенство — вот кто поддерживал умирающее общество, это чудовищное здание, построенное на бесчестной эксплуатации».
«И теперь, на пороге нового века, после того как нарастающий напор народных масс снесет старое социальное здание, основой будущего общества станут преобразованный труд и справедливое распределение богатств».
Эти гневные слова, подкрепленные живыми зримыми образами, вплетенными в художественную ткань повествования, не оставляют читателя равнодушным. Устами Золя говорит народ, и элементы социалистического сознания писателя (пусть еще сознания и незрелого) сказываются именно в этом беспощадном отрицании существующих общественных отношений.
Утопическая линия романа не удалась Золя, и не только потому, что фурьеристские идеи несостоятельны, но и потому, что их трудно было художественно воплотить в романе. Художник-реалист уступал место художнику-романтику, идеалисту-мечтателю.
Люк Фроман почти один, и даже не он, а скорее его идея, совершает это сказочное превращение Крешри, а позднее и всего Бойлера в Город всеобщего счастья и справедливости.
Для этого Люку нужны три вещи: капитал (он получает его от Жордана), талант (это он сам и тот же Жордан — гениальный изобретатель), труд (рабочие, перешедшие на сторону Люка).
Первые шаги Люка Фромана, впрочем, не так уж наивны. Он повышает производительность труда рабочих, совершенствует технику, сокращает рабочий день, увеличивает заработную плату. Ни Золя, ни Люку не приходит в голову, что все это изобретено до них — «культурный» капиталист стремился побить своего конкурента как раз этими же средствами. Подобные ухищрения капитала станут в дальнейшем банальной повседневностью, но наемный труд не освободится от эксплуатации, а несправедливость распределения общественных благ станет еще более вопиющей.
