Летом 1925 года компания «Феймес Артисте — Ласки» начала поиск молодых дарований по всей стране; они хотели выбрать двадцать юношей и девушек с типично американскими лицами, которые понравились бы джазовому поколению. Роджерс-старший послал им фотографию сына. К удивлению Бадди, вскоре его пригласили на кинопробы. Его крайне поразило то, что он вошел в число избранных двадцати. Победителям платили пятьдесят долларов в неделю, пока они учились в нью-йоркской студии. «Занятия продолжались шесть месяцев, — вспоминал Роджерс, — и нас научили двум вещам: как падать с лестницы, не причинив себе вреда, и как целоваться в течение трех минут, ни разу не засмеявшись». В 1926 году все выпускники студии снялись в картине «Очарование юности».
Хотя вскоре после этого Роджерса пригласили на съемки фильма «Таков твой старик» (1926), он очень переживал из-за того, что ему не досталось роли в престижной ленте «Старый железный бок и Бю Гест» (1926). Он запаниковал, когда Уильям Уэлман взял его на роль в эпическом фильме «Крылья» (1927). Это была картина о войне с впечатляющими сценами бомбежки и сражений. Она состояла из тринадцати частей, что немало для немого кино, и снималась восемь месяцев. Роджерс получал всего семьдесят пять долларов в неделю.
Накануне выхода «Крыльев» на экраны сценаристка Хоуп Лоринг, работавшая над фильмом «Моя лучшая девушка», познакомилась с Роджерсом на субботнем танцевальном вечере в Лос-Анджелесе. Она пригласила его на обед в понедельник и назначила встречу у студии «Феймес Артисте — Ласки». «Она приехала на автомобиле, — вспоминал Роджерс, — и мы отправились на другую студию, находившуюся в нескольких милях к северу. Я раньше не слышал об этой студии (любой голливудский актер, за исключением, по-видимому, одного лишь Роджерса, знал съемочную площадку «Пикфорд — Фэрбенкс»). — Мы прибыли туда, — продолжал он, — и я увидел большое бунгало». Лоринг высадила Бадди у крыльца и велела ему позвонить в дверь, пока она припаркует машину. Так молодого, не вхожего в голливудский свет Бадди Роджерса доставили к Мэри Пикфорд.
«Боже, настал мой звездный час», — думал Роджерс, сидя в приемной и глядя на входящих и выходящих актеров. Наконец его пригласили в кабинет Мэри. Вероятно, теплые отношения этих двоих на экране отражали их легкий флирт в реальной жизни. «Мэри совсем не показывала свою власть, — вспоминал Роджерс. — Никогда за три или четыре месяца нашей совместной работы она не устраивала сцен и не прерывала съемку. Она была идеальной актрисой и идеальным другом». В том, что касалось сердечных дел, Пикфорд всегда оставалась живым человеком. Например, она разозлилась, когда Роджерс назвал своей любимой актрисой Норму Ширер. Она также холодно отнеслась к предложению Роджерса снять его знакомую Кэрол Ламбард в роли его сестры.
В «Крыльях» Роджерс работал с великой Кларой Боу. Благодаря ее таланту и отличной режиссуре, его герой на экране выглядел несколько легкомысленным, но приятным; вскоре Бадди получил кличку Любовник Америки. Управляться с ним на съемочной площадке Пикфорд было не легче, чем с Фэрбенксом или с лошадью в «Мыльной пене». К сожалению, его скромный талант не отличался широким диапазоном. Требовалось много времени и внимания, чтобы довести степень обаяния Бадди до максимального уровня. Но «Феймес Артисте — Ласки» не могла себе позволить тратить так много сил на молодого актера, и ему стали предлагать только второстепенные роли. «Я снимался в этих картинах в 30-е годы, и они никогда не получали трех звездочек, в лучшем случае две с половиной, — сетовал Роджерс. — Я спрашивал себя: неужели я так плох?» Продюсеры рекомендовали ему потерпеть, заверяя, что настоящие, большие роли ждут его впереди.
В 1931 году он обратился к руководству «Парамаунт» (так теперь называлась компания «Феймес Артисте — Ласки»), заявив, что второсортные картины ему осточертели. Его легко отпустили. «Они даже не просили меня остаться, — говорил Бадди. — Но музыка нравилась мне больше, чем кино». Он давно мечтал стать дирижером вроде Пола Уитмена, то есть руководить эстрадным оркестром, который играл бы «горячий» джаз. Вскоре, при финансовой поддержке Пикфорд, Бадди организовал калифорнийский джаз-бэнд «Кавалеры», в котором Джонни Грин играл на пианино, Джин Крупа — на барабанах, а Мэри Мартин и Мэрилин Масквел пели. Из Бадди вышел прекрасный шоумен. Красивый мужчина, он предоставлял аудитории хорошую музыку и очаровывал дам своей улыбкой. Он отверг выгодный контракт с «МГМ», потому что продюсеры не разрешили ему сохранить оркестр, но время от времени снимался в кино.
Его чувства к Пикфорд становились все глубже. На очередном торжестве в честь королевской четы киноиндустрии Роджерс единственный не встал, чтобы поприветствовать входящего Фэрбенкса. Согласно легенде, Фэрбенкс специально приехал на съемки картины «Моя лучшая девушка», чтобы посмотреть, как его жена и Роджерс репетируют поцелуй. Если верить той же легенде, он в панике покинул студию. «Поверь, это не просто ревность, — якобы признался он брату Роберту. — Я действительно испугался». Когда Роджерса в пожилом возрасте спросили, правдива ли эта история, он сказал, что не знает. Затем улыбнулся и признался: «Я хотел бы, чтобы она была правдой».
«Меня не представляли Дугласу, — говорил он спустя десятки лет. — Я никогда не пожимал ему руки. Он постоянно куда-то исчезал. Мне кажется, это было не случайно». Фэрбенкс, разумеется, знал об этом романе. В 1931 году, когда Роджерс и Пикфорд находились в Нью-Йорке, они поехали кататься на моторной лодке по Гудзону. Но мотор заглох, и Бадди пришлось звать на помощь. Когда Пол О’Брайн рассказал об этом Фэрбенксу, тот рассмеялся. Мэри не рассчитывала на такую реакцию.
«Развод? Только не сейчас», — улыбалась Пикфорд. Но во время нескольких интервью, наиболее откровенное из которых появилось в «Фотоплей», она плакала. Мэри признавалась, что боится, чувствует себя неуверенно. Она намекала, что хотела наказать мужа. «Я не отрицаю вероятность развода, — говорила Пикфорд. — Я только хочу сказать, что пока об этом не может быть и речи». Через шесть месяцев или через шесть лет, кто знает? Она ничего не могла обещать. В июле 1932 года она и Роджерс решили провести пару недель на борту парохода, курсировавшего по Гудзону. Но эта идиллия нарушилась, когда на корабле произошел взрыв и пожар. К счастью, в этот момент любовников не оказалось на борту.
Между тем для Джека Пикфорда настали плохие времена.
Если верить Пикфорд, за двенадцать лет он так и не смог отойти после смерти Олив (Мэри утверждала, что это был несчастный случай; так ей сказал Джек, который никогда не врал). Она присматривала за братом, паниковала, когда его распутный образ жизни приводил к нервным срывам, постоянно платила ему гонорары и финансировала несколько его фильмов.
