Оба концерта записывал за сценой радист, но записи были потеряны вскоре после концертов. Но в ночь с 29 на 30 ноября А.щербак, у которого Высоцкий остановился, организовал у себя дома концерт. Была сделана запись на редкий и качественный по тому времени магнитофон «Грюндиг». Записи сохранились, и 2002 году выйдет компакт-диск «Владимир Высоцкий», воссозданный по ним.
30 ноября в 12 часов — концерт в Политехническом институте, затем самолет в Москву, потому что вечером того же дня был спектакль.
Куйбышевские выступления имели последствия как для организаторов, так и для самого артиста. Министр культуры Е.Фурцева на Пленуме ЦК поносила обком комсомола за то, что «допустили» Высоцкого, а у Высоцкого ушла боязнь огромного зрительского пространства, он почувствовал власть над многотысячной аудиторией.
В декабре у Высоцкого еще одна неудача в кино. Вместе с О.Далем и И.Саввиной он пробуется в фильме-сказке Виктора Титова «Солдат и царица».
Из воспоминаний В.Титова: «Володя, снимаясь на пробах в роли Дурака, придумал изумительный грим. Это незабываемо. Концепция этой роли в фильме заключалась в том, что Дурак не видит насилия. Вернее, не хочет его видеть. А как это может быть, если насилие происходит наяву. Поэтому он придумал себе потрясающую маску. Он попросил нашего гримера нарисовать на веках глаза, свои собственные глаза, со зрачками точно такого же зеленоватого цвета.
Когда Высоцкий закрывал глаза, то получалось, что они открыты. Такой по-идиотски чудесный прием. Получался глубокий философский образ. Можно сказать, что в мировом лицедействе роль шута была одна из самых древних и величайших тем. И все-таки он нашел свое решение! Поразительно. Я нигде не встречал подобного приема. Он предложил, а я ухватился за эту идею. Потрясающе!»
Ни Высоцкого, ни Саввину на роли не утвердили. Вместо них в фильме снялись Валерий Носик и Екатерина Васильева...
К концу 67-го года Высоцкий почувствовал, что физически выдыхается. Нагрузка была огромной. Не ладилось в семье. Он жаловался как-то В.Золотухину: «Детей не вижу. Полчаса в неделю я на них смотрю, одного в угол поставлю, другому по затылку двину. Орут... Совершенно неправильное воспитание».
Совсем неясны были отношения с Мариной. Он стал нервным, раздражительным, часто возникают конфликты с Любимовым. Надвигался очередной кризис, очередной срыв...
«ОХОТА НА ВОЛКОВ» 1968 г.
Обложили меня, обложили —
Гонят весело на номера!
В ходе Всеамериканской кампании протеста «Молодежь против войны во Вьетнаме» студент-демонстрант вышел с плакатом «1968 — год неспокойного Солнца. Всякое может случиться». И действительно случилось: 1968-й был годом високосным, годом Олимпийских игр, годом президентских выборов в США и годом пика солнечной активности. В жизни Высоцкого этот год оказался очень сложным. Может быть, самым сложным в жизни...
Рвусь из сил — и из всех сухожилий,
Но сегодня — опять как вчера:
Обложили меня, обложили —
Гонят весело на номера!
Эти строчки и вся песня «Охота на волков», написанная в этом году, биографичны для Высоцкого. Наступила длинная «черная полоса» в его жизни — неудача с выпуском «Интервенции», драматические события в театре: снятие нескольких спектаклей, угроза увольнения Любимова и закрытия театра; полный разлад в семье, погромные статьи в печати и т. п. А самое главное — болезнь, которая усугублялась обстоятельствами и усугубляла сами обстоятельства. Песня возникла как реакция поэта на серию злобных статей против него, опубликованных как в центральной, так и в провинциальной прессе, хотя, конечно, обобщала и более широкий опыт его человеческого и творческого существования. Эти разгромные статьи имели целью опорочить имя поэта и его творчество. Нужно было дать достойный отпор, и в ответ на злобные нападки прогремела «Охота на волков».
Причиной многих, мягко говоря, неприятностей этого года были события, осознанные значительно позже и происходящие сравнительно далеко. На своем съезде писатели Чехословакии первыми заговорили о бюрократизации социализма, о классе номенклатуры, об отстранении народа от власти. Эти речи находят отклик в ЦК КПЧ, и споры о социализме переносятся в высшие кабинеты республики. Избранный в январе Первым секретарем ЦК КПЧ Александр Дубчек и его коллеги развивают гласность, перестройку и демократизацию, призывают проводить «такую политику, чтобы социализм не утратил свое человеческое лицо». Признается право на существование политической оппозиции, критикуется тоталитаризм, реабилитируются жертвы репрессий. Поощряя свободу дискуссий, 4 марта ЦК компартии Чехословакии отменяет цензуру. Пришла «Пражская весна». Похожие события развиваются в Польше и Венгрии...
Советское руководство сильно встревожилось — возникла угроза ухода Чехословакии из-под влияния Варшавского Договора, ухода из лагеря социализма и влияния чехословацких реформ на умы в самом СССР. Идеологическая пропагандистская машина заработала в полную силу во имя спасения единства соцлагеря под лозунгом «никому и никогда не будет позволено вырвать ни одного звена из могучего содружества социалистических государств!».
Началась кампания «закручивания гаек» в идеологии, культуре и общественных науках, заметно ухудшалась психологическая и политическая атмосфера в стране. Еще в прошлом году по инициативе Ю. Андропова в КГБ было организовано Пятое управление, направленное на борьбу с проникновением чуждой идеологии. Возглавляемая этим управлением многотысячная армия советских пропагандистов была мобилизована на разъяснение угрозы, исходящей от «чехословацких ревизионистов».
К инакомыслящим, активно проявлявшим общественное самосознание, советская репрессивная машина еще в сентябре 66-го придумала печально знаменитые статьи УК РСФСР 190-1 и 190-3, предусматривающие наказание за «систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», «активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». Эти статьи, в обход Конституции, делали законными преследования диссидентов. Судебные разбирательства, как правило, заканчивались для них тюрьмами или психбольницами. Первая акция — 12 января 1968 года — суд над А.Гинзбургом и Ю.Галансковым. Оба приговорены к 7 годам в ИТК строгого режима за публикацию в эмигрантском «Посеве» «Белой книги по делу А.Синявского и Ю.Даниэля» и выступление на Пушкинской площади в Москве, в котором ими были выдвинуты требования соблюдения в СССР — не какой-то там буржуазной Декларации прав человека, — а всего лишь положений Конституции СССР. Затем были арестованы В.Буковский, И.Габай, В.Хаустов и многие другие. В этот водоворот попали и Театр на Таганке... и Высоцкий.
