Занятый как–то раз нудной домашней работой, я вдруг с раздражением заметил, что напеваю себе под нос «Snookeroo»; эта песенка, хотя и приятная на слух, принадлежала Элтону Джону, одному из миллионов исполнителей, которых я терпеть не могу. Так же как и к «I'т the Greatest», текст к «Snookeroo» накропал личный стихоплет Элтона Джона, Берни Тоупин, который осветил в ней загубленную ливерпульскую юность Ричи. Кроме помещенной на рекламные плакаты «Goodnight Vienna» школьной ведомости Старра, еще более явным напоминанием о старых деньках была сама обложка пластинки, на которой был изображен кинопостер к фильму 1951 года «The Day the Earth Stood Still», где вместо лица Майкла Ренни в космическом скафандре красовалась физиономия Старра.
Старинная песенка «Skokiaan» легла в основу «No No Song» популярного Хойта Экстона, эдакой литании с ямайским привкусом, которая — хотя и в довольно сардонической манере — предупреждала о негативных последствиях употребления виски, кокаина и всего в таком же духе и призывала к абсолютному воздержанию. «No No Song», которую так и не выпустили на сингле в Британии из опасения, что на Radio 1 ее неправильно (или правильно) поймут, вышла в Соединенных Штатах вместе с «You 're Sixteen».
Предложенная Ленноном версия вечнозеленой «Only You» была в Штатах хитом меньшей величины, но все–таки хитом; она так же не подходила Старру, как и «Easy for Me». К счастью, Ринго не стал соревноваться со сладкоголосым вокалистом «The Platters». Напротив, неумение Старра брать верхние ноты, которые у него звучали слишком жалостливо, создавало впечатление, что его любовный порыв настолько силен, что он не может совладать со своим голосом. В любом случае никто не относился к этой вещи иначе как к шутке.
Скрипучая «Husbands and Wives» Джона Миллера звучала комично не из–за пения Ринго, а из–за своей слезливости, возвращавшей слушателя во времена «Beacoups of Blues», а также в связи с тем, что ее мелодия уж слишком напоминала миллеровскую «The Green Apples». Еще более странной, но более заслуживающей доверия была «Occapella» из каталога Ли Дорси, которая заслуживала внимания благодаря своей блестящей аранжировке (к ней приложил руку Доктор Джон); гибкость аранжировки позволила совершить плавный переход от куплетов, сдобренных тревожным звучанием тимбалов, к инструментальному хоральному пассажу, который, вероятно, был перенесен машиной времени из умиротворенной эпохи нью–эйджа.
Хиты вроде «Occapella» и «Goodnight, Vienna» компенсировали «Call Me», «Only You» и прочие ошибки природы, благодаря чему альбом получился таким же привлекательным, как и «Ringo». Во время рождественской распродажи 1974 года пластинка заняла восьмое место в чартах Billboard, а в британском Тор 30 продержалась всего лишь неделю, что указывало скорее не на ухудшение качества — практически никто уже не верил в воссоединение «The Beatles», да и приглашенных знаменитостей было на порядок меньше. Кроме того, закатывалась звезда Ричарда Перри: его последняя работа — широко разрекламированный альбом 1974 года Марты Ривз, бывшей примадонны Tamla–Motown — не оправдала рыночных ожиданий.
«Goodnight, Vienna» мог бы продаваться лучше, если бы Старр вовремя осознал, что рекламных объявлений на полстраницы в музыкальных изданиях и энного количества данных им интервью уже недостаточно для того, чтобы заставить потребителей лихорадочно скупать его последнее творение. Просто в оглушительном 1974 году нужно было выть чуть громче—в моде были «высоковольтные» шоу бродячих менестрелей вроде «Led Zeppelin», «Grand Funk Railroad» и Питера Фрэмптона, которые собирали американские стадионы и европейские фестивали на свежем воздухе. Несмотря на то что гастроли могли бы благотворно сказаться на его внутреннем самочувствии, «ездить в турне — это сейчас не для меня. Мне это просто не нужно». После того как Ринго выполнил программу–минимум, записав новый альбом, он со всех ног бросился выполнять свою обычную программу–максимум — «пить и тусоватъся».
13. «Куда бы я ни пришел, везде царит веселье»
С тех пор как «Goodnight, Vienna» и «Only You» бесследно исчезли из чартов, у Ринго больше никогда не было ни одного сольного хита. Каждое из появлений экс–битла на телевидении обладало своим неповторимым шармом, однако телезрители почти перестали интересоваться личностями четырех легендарных ливерпульцев. Их стали более интересовать пикантные подробности — реальные и вымышленные, — которые окрашивали в яркие и часто скандальные тона их личную жизнь. Вторым после Джона — который теперь постоянно жил в США — был Ринго, чей альбом играл, скажем, в программе «Rockspeak» на Radio 1; его считали призраком, вернувшимся из прошлого, чтобы являться к проеденным молью модам и рокерам, мучимым головной болью из–за закладных и дочерей, которые учатся в художественных колледжах и без умолку трещат о некой группе под названием «The Sex Pistols». Их двоюродные братья, курсанты из полицейской академии, знали наизусть состав участников последних джаз–фанковых альбомов «Return to Forever», «Weather Report» и Билли Кобхэма. Голосуя за Лучшего Барабанщика, они инстинктивно выбирали наиболее техничных представителей, голосуя за Кобхэма, Билла Брафор да, Фила Коллинза из «Genesis» и Алана Уайта, который, уйдя из «Plastic Ono Band», заменил Брафорда в «Yes».
Чем теперь для Старра было бедное Соединенное Королевство, когда дух наживы похитил его в Новый Свет? Старра, которого везде принимали как знаменитость, чествовали как суперзвезду в Штатах, где была «особенная атмосфера, которой нет больше нигде в мире. Кроме того, мне нравится их телевидение». Пребывание в Санта–Монике обогатило словарь Ринго такими словечками, как «gotten» (англ. — got, прош. вр. от гл. «to get»), «sidewalk» (англ, «pavement» — «тротуар») и «candy» (англ, «sweets» — «сладости»), «pants» (англ, «trousers» — «брюки») и «elevator» (англ.«lift» — «лифт»), а к числу отмечаемых им праздников прибавился День благодарения — в честь освобождения британских колоний от его родной страны.
Налоговый кодекс в США был чуть менее мягким, чем в Великобритании, но что более всего притягивало Старра, так это новое обширное поле деятельности. По мнению одного из его «друзей», который продал историю о нем в какую–то желтую газетенку, «…Ринго так долго считали самым посредственным из «The Beatles», что он может поднимать самомнение, лишь цепляя смазливых девиц». Его супружеские измены достигли пика в Калифорнии, когда интрижка с Нэнси Эндрюз — голливудской «девушкой на побегушках» — приняла серьезный оборот. Нэнси, которая была не более чем предметом обстановки в особняке на Стоун–Каньон–роуд, так же как ирландская подружка Нильссона или Мэй Пэнг, китайская секретарша и очередное внебрачное увлечение Леннона, брюнетка с осиной талией на восемь лет младше Ринго, — было чем обратить на себя внимание. После окончания университета она вкалывала на задворках шоу–бизнеса: она сменила профессии модели, рекламного агента и многие другие, которые, впрочем, имели своей целью почаще появляться в обществе и производить благоприятное впечатление.
