Эти запасные полки только по инерции назывались полками, вся их сплоченность в казармах была единственным стимулом около кухни, почему для удобства питания не нарушалось деление на батальоны и роты. Привлечь эту массу к борьбе были бессильны самые демагогические лозунги и пламенные призывы к защите Родины.
Много сложнее обстояло дело с высшим начальством. Наш начальник училища генерал Муратов [97] принял училище после выступления генерала Корнилова, вместо отрешенного от этой должности генерала Михеева. Не представлял для нас загадки и командующий войсками Московского округа полковник Рябцев.
Среди офицеров училища ряды наши тоже стали редеть. Уходили семейные офицеры, обещая присоединиться после. На собрания в дежурной комнате стали собираться в меньшем числе. Но мы все же решились на выступление во что бы то не стало.
— На меня, — говорит капитан Мыльников, — возложили поручение любыми мерами заставить начальника присоединиться к нашему решению и в случае отказа устранить его.
Несмотря на поздний час, генерал Муратов принял меня. За письменным столом сидел Генерального штаба генерал с Георгиевским крестом на груди. Несколько волнуясь, он очень любезно встретил меня, предложил сесть и спросил о причине позднего визита.
— Ваше превосходительство! Я явился к вам по поручению группы офицеров, чтобы выяснить ваш взгляд на петроградские события и просить ознакомить нас с мерами, которые вы предполагаете принять против захватчиков власти.
— Вы знаете, что я не вмешиваюсь в политику, а от командующего войсками имею инструкцию не допускать уличных беспорядков, но не мешать политическим демонстрациям.
— Арест Временного правительства вы считаете политической демонстрацией или уличным беспорядком?
— Зачем так ставить вопрос? Мы присягали не определенным лицам — ушли одни, пришли другие.
— Господин генерал! Придут и уже, кажется, пришли интернационалисты, которым не дороги ни честь, ни даже существование России. Приход их к власти — значит позорный мир, унижение и, быть может, расчленение России. Мы этого допустить не можем, и если вы открыто не выступите против захватчиков, мы это сделаем без вас и не остановимся перед применением силы.
Генерал быстро встал, протянул мне руку и сказал:
— Я, конечно, с вами! Сейчас отдам необходимые распоряжения, а вас назначаю для связи с командующим округом. Возьмите свой курс, займите штаб округа и оставайтесь при командующем.
Зашел к ожидавшим меня офицерам в дежурной комнате и сообщил об успешном исполнении поручения. Поднял юнкеров, раздали патроны, взял своих помощников — поручика и прапорщика и выступил из училища. Мертвая ночная тишина царила в Москве, падал снег, и кое–где в окнах домов Пречистенского бульвара виднелся свет. В здании штаба округа был тоже огонь. На мой звонок зажигается свет на лестнице и вестибюле и какой‑то солдат появляется на верхней площадке и, увидев перед дверьми строй юнкеров, быстро скрывается, потом открывает входную дверь. На мой вопрос, где находится командующий войсками, ответил «Их нет». Ввел свой отряд в здание и пошел отыскивать полковника Рябцева. В канцелярии одинокий дежурный писарь сказал, что командующий находится в Кремле на важном заседании. Приказываю вызвать начальника штаба, который живет в этом здании. Посланный солдат возвращается и сообщает, что начальник штаба болен и выйти не может. Пошел сам на квартиру внезапно заболевшего, но перед моим носом щелкнул замок приоткрытой двери, и испуганный женский голос еще раз мне сообщил о болезни начальника штаба. Возвращаюсь к полуроте и вижу, что мой поручик выставил к двум входам парных часовых, а остальных юнкеров разместил в вестибюле и на лестнице. Отдаю распоряжение ввести юнкеров в помещение канцелярии, но в это время вбегает юнкер наружного поста и докладывает, что здание окружено какой‑то воинской частью. Выхожу на улицу. Перед зданием стоит развернутый строй роты запасного полка от Самогитских гренадер, единственной еще сохранившей подобие воинской части.
Что за часть? Ко мне подходит старший унтер–офицер и представляется как командир роты.
— По приказу солдатских и рабочих депутатов нам приказано занять штаб округа, — говорит он.
— Мы уже заняли его, ведите роту обратно.
После некоторой нерешительности просит разрешение ввести роту в здание «малость обогреться».
Обращается ко мне вежливо, и я чувствую, что ни у него, ни у его подчиненных нет ни малейшего желания прибегать к силе. Разрешаю ему ввести роту. Через полчаса выпроваживаю «противника» и слышу от командира роты «Счастливо оставаться».
Оставляю поручика с юнкерами, а сам иду в Кремль искать полковника Рябцева. Спускаюсь по Пречистенке и подхожу к Боровицким воротам Кремля. На мой стук одна половина массивных ворот приоткрылась, и в узкую щель высовывается штык. «Кто там, что надо». Отвечаю — офицер, надо видеть командующего войсками. «Никого не приказано впускать».
Вызываю караульного начальника, тот спросил, какой я части, и пошел к телефону. Вернулся с тем же ответом. Направляюсь в училище. Около Манежа вижу какую‑то крупную воинскую часть, стоящую во взводной колонне. Иду к ней и вижу, что навстречу мне идут два офицера, в одном узнаю своего сослуживца подполковника Романовского, курсового офицера 2–й школы прапорщиков. Оказалось, что эта колонна состоит из двух школ из Александровских казарм. Предлагаю им следовать вместе со мной в училище на Знаменку.
Начальник училища генерал Муратов принял меня в кабинете и, выслушав мой доклад, сказал, что отдал приказ об обложении Кремля и через час приказал мне проверить обложение. К училищу стягиваются 5 школ прапорщиков (4–я школа осталась в своем помещении на Смоленском рынке).
Часа в три ночи обошел обложенный Кремль. С трех сторон обложение выполнено 1–м батальоном Александровского военного училища под командой командира батальона подполковника 10–го стрелкового полка Мелеги; [98] со стороны Москвы–реки под откосом набережной разместились две роты 2–й школы прапорщиков.
Против всех кремлевских ворот были выставлены заставы, за ними хорошо укрытые резервы.
С 27 октября с утра начали прибывать добровольцы, главным образом учащаяся молодежь. Были сформированы несколько студенческих и гимназических рот. Настроение у добровольцев отличное, но отсутствовала военная подготовка. Офицеров откликнулось мало — необходим был приказ от авторитетного возглавления, чтобы поднять эту массу.
В 10 часов утра комитет училища назначил митинг — обсуждение создавшейся обстановки. Собралось несколько сот юнкеров и очень мало офицеров.
