Сергей Филатов, глава Администрации Президента Российской Федерации (1993–1996)
…70 лет мы жили в режиме гражданской войны. Тихой войны, но она всегда была: одна часть населения, общества уничтожала другую часть общества. (стр. 72)
При этом совсем не просматривалась цель одолеть социальные и ментальные последствия имперского обрушения. Напротив, ими воспользовались и во многом укрепили в видах построения нового режима – новой властной и общественной реальности.
Леонид Млечин, писатель и историк
Советский человек – это результат ментальности Гражданской войны. Враг – рядом: брат, сестра, жена, муж, сосед, начальник, подчиненный… С этой ментальностью, с ощущением врага мы без катарсиса, как говорили древние, без осмысления въехали в нормальную жизнь. Репрессии не в 1936 году начались: они шли все время, все время это подогревалось, и люди росли в этом ощущении.
Отрезанность от мира, отрезанность от любой духовной жизни, потому что она была закупорена не только извне, она и внутри была зачищена. Людей избавили от религии, от культуры – мировой и собственной, сузили интеллектуальную жизнь до невозможности… В этом вакууме формировался человек. (стр. 324–325)
Таким образом, на основании социалистической (в пределе – коммунистической) идеологии спасения мира и жесткого насилия, подавляющего всякое сопротивление, довольно скоро образовалась новая политическая реальность, потребовавшая и новой формы государственного устройства.
Лев Аннинский, литератор
Что нам оставалось делать? Вот так сплотиться жутким, страшным, жесточайшим способом в тоталитарную державу, где все народы, хотели они или не хотели, оказались с нами связаны. (стр. 341)
Новая форма государственного устройства, призванная вместо усопшей самодержавной имперской монархии крепче прежнего объединить народы и территории огромной страны, была найдена. 30 декабря 1922 года 1-й Всесоюзный съезд Советов утвердил рождение Союза ССР – на многие годы самого, пожалуй, мощного государства мира.
* * *
К 1980-м годам ХХ века, за рубежом собственного 50-летия, могучая конструкция начала заметно пробуксовывать. Сбои в отлаженном государственном механизме сопровождались очевидной деградацией властных институтов и общественной апатией.
Леонид Млечин, писатель и историк
Брежнев воспринимался как человек, который пришел дать стабильность, покой, и все успокоились. На самом деле он погрузил страну в легкий такой наркоз. Мы делаем вид, что работаем, они делают вид, что нам платят. Таким был символ той эпохи. Пошли нефтяные деньги – они позволили вывести за скобки разговор о необходимости реформирования. (стр. 328)
Впрочем, общая гражданская апатия, свойственная всякому закрытому обществу, основанному на насилии и подавлении инакомыслия, была заметна практически во все годы Советской власти.
Владимир Буковский, писатель, диссидент
В России прежде всего очень важным фактором всегда была и остается инерция. Инерция и апатия, русские «авось» и «небось», «да как-нибудь переживем», «да оно само без нас рассосется», то есть конформизм людей, самооправдание, что все само собой как-нибудь разойдется, а служить надо вечному, – все это сохраняло режим, способствовало его поддержанию. (стр. 351)
Но системные сбои в самом основании советской конструкции становились очевидными. Тиски слегка разжались. Сила ослабла, уступая место бюрократической регламентации. Что до идеологии, то всепобеждающее учение уже давно было дискредитировано самим ходом и образом жизни, а кроме того, закрепившимися в обществе ценностями потребления и чуть приоткрывшимся внешним занавесом. Сравнение не оставляло иллюзий. Надо было что-то с этим делать.
Геннадий Бурбулис, Государственный секретарь РСФСР, первый заместитель Председателя Правительства РСФСР (1991–1992)
Я настаиваю, что именно «империя» – термин, наиболее глубоко и точно характеризующий жизненную необходимость перемен. В 1965 году начинаются Косыгинские реформы. Но в 1968 году Прага; и сложившаяся политическая ситуация закрывает реформы. Все сосредоточиваются на том, чтобы силой удержать социалистический лагерь. А в 1982 году наиболее образованные руководители Госплана составляют чрезвычайную записку в Политбюро, в которой объясняют, что у советской экономики нет никаких ресурсов и нужно принимать неотложные меры. <…> Наконец, 1985 год, когда Михаил Горбачев в условиях уже буквального понимания необходимости срочных мер объявляет о перестройке, гласности, демократизации. (стр. 270–271)
Марксизм, а особенно ленинизм учит нас, что политика есть всего лишь концентрированное выражение экономики, и в устройстве последней следует искать корни политических триумфов и напастей. Экономический уклад советской системы базировался на собственных неповторимых и принципиальных особенностях. Первая особенность – уничтожение инициативы и личной заинтересованности в результатах труда.
Андрей Нечаев, министр экономики Российской Федерации (1992–1993)
Первое – сталинская политика коллективизации, которая сломала хребет российскому селу, а оно всегда было основой страны в экономическом и социальном смыслах, в определенной степени даже в политическом смысле. И после этого сельское хозяйство уже не поднялось… И дальше это выразилось в том, что страна, особенно по мере того, как уровень жизни все-таки рос, хотя, конечно, очень скромными темпами, все больше садилась на иглу зависимости от импорта зерна и продуктов питания. (стр. 291–292)
Вместе с сельским хозяйством было разрушено ментальное основание частной заинтересованности и утрачены возможности личной инициативы всякого из субъектов хозяйства.
Сергей Станкевич, государственный советник РСФСР (1991–1992), советник Президента Российской Федерации (1992–1993)
…У нас была подавлена вот эта креативная часть, которая могла бы что-то выдумать, организовать, обеспечить прорыв. В условиях советской экономики такой возможности не было: креативная часть полностью подавлялась, загонялась в лагеря по экономическим статьям или эмигрировала. (стр. 19)
Вторая неповторимая особенность – принципы построения структуры и управления экономическим хозяйством страны.
Андрей Нечаев, министр экономики Российской Федерации (1992–1993)
