Комдив глядел в стереотрубу. Наводящий со своей рацией и людьми улегся внизу, на траве, возле огромной воронки от снаряда, время от времени громогласно обращаясь к комдиву:
- Птички не нужны?
- Танки пошли, - тихо сказал генерал и обратился к Никольскому: Соедини меня с Четвериковым.
Вызвав Мигаева, Никольский передал генералу трубку.
- Мигаев, - сказал комдив, - сейчас коробки пройдут через твой боевой порядок. Неотступно следуй за ними. Понял? Неотступно.
Он отошел от стереотрубы и подполз к танкисту - представителю танкового полка. Посмотрев на часы, он сказал:
- Теперь без двадцати минут одиннадцать. Сколько на твоих?
Часы танкиста показывали то же время.
- Атака будет в одиннадцать. Мы обработаем противника штурмовиками и вы пойдете. Сообщи, - он крикнул вниз, летчику: - Вызывай! Сверь часы! К одиннадцати чтобы отбомбились, ни на минуту позже, а то своих угостишь! Давай Четверикова, - обратился он снова к Никольскому и отдал командиру полка распоряжение о том, чтобы передний край обозначил себя известным сигналом - для авиации.
По другому телефону сообщили, что немцы контратакуют Семенова.
- Никого не контратакуют, только Семенова контратакуют! - обозлился генерал.
Семенова контратаковал противник силой до батальона пехоты с десятью танками.
- Выполняй задачу! - раздельно сказал Комдив.
- Воздух! - сообщил кто-то снизу, и одновременно в небе появились два десятка немецких бомбардировщиков.
Невдалеке раздались разрывы бомб.
- Очухались немного, гады, - сказал комдив.
Зенитки били вокруг. Стоящие поблизости в овраге крупнокалиберные зенитные пулеметы залились оглушительным лаем.
- Как бы юнкерсы нам танковую атаку не сорвали, - сказал комдив, глядя в небо.
Появилась еще одна группа немецких бомбардировщиков, но тут же из белых кучевых облаков выпорхнули советские истребители. Небо огласилось пулеметными очередями и взволнованным, то затихающим, то усиливающимся, завыванием моторов.
- Фазан! Фазан! Фазан! - кричал телефонист.
- Янтарь! Янтарь! Янтарь! - кричал второй.
Санитары пронесли мимо ветряка на носилках раненых.
- Бросить в бой третий полк? - вполголоса спросил Плотников.
- Рано, - сказал комдив. - Возьмем вторую позицию, тогда, может быть...
Вторую и третью позиции взяли комбинированным ударом авиации, пехоты и танков в полдень. Солнце жарко припекало. С людей градом катился пот. Беспрерывный бой в течение семи часов необычайно всех измотал, но отдыха не предвиделось: впереди по низким холмам и вдоль узких канав уже обозначилась вторая оборонительная линия - мощная, трехтраншейная, с отсечными позициями и минными полями.
В двенадцать часов позвонили из полка Семенова. Комдив внимательно слушал, хотел что-то ответить, но в это время позвонил командир корпуса, приказавший во чтобы то ни стало овладеть второй оборонительной линией.
- Есть, - сказал комдив. Помолчав, он добавил: - Мне только что сообщили: Семенов смертельно ранен, - он послушал с минуту, что ему говорит комкор, потом положил трубку, поднялся с места, надел фуражку и обратился к Плотникову:
- Пойдем, Павел Иванович, простимся с товарищем. Весь день я на него кричал, на мертвого почти!
Слеза медленно выкатилась из глаз комдива, он сердито смахнул ее и громко сказал:
- Ну, вперед!.. Связисты, тащите связь. И чтоб она работала безотказно, как весь день!.. Научились воевать все-таки!..
XII
Гул артиллерийской подготовки, потрясший окрестные пространства, разбудил Таню, спавшую в маленьком домишке за несколько километров от фронта.
- Глаша, миленькая! - начала она будить медсестру, спавшую на кровати рядом. - Началось! Вставайте!
Глаша вскочила, прислушалась, вдруг обхватила Таню мощными руками, прижала к себе, расцеловала, выпустила на минуту, снова обняла, и так они сидели, обнявшись, полуодетые, с испуганными и радостными глазами, прислушиваясь к непередаваемому, почти неземному гулу. В такой позе застала их вбежавшая в комнату Мария Ивановна Левкоева.
- Одеваться, одеваться! - пропела она на мотив "Торреадора". - Бой начался! Даешь Бе-ерлин!!
Она распахнула окно.
По деревне бегали люди. Мелькали белые халаты сестер. Где-то раздавался голос Рутковского: "Приготовиться! Занять свои места!" У окна благоухали, блестя росинками, розовые кусты. Горизонт на западе покрылся багровым дымом.
Орудия гудели не умолкая, и воздух дрожал так же, как и оконные стекла, дробной и дребезжащей дрожью. В небе волна за волной, девятка за девяткой, покрывая своим клёкотом гул артиллерии, пролетали на запад советские бомбардировщики и штурмовики, а вокруг них резвились, как вольные пташки, истребители.
Торопливо одевшись, женщины пошли на окраину деревни, где уже собрались и другие врачи, сестры и санитарки.
Здесь под липами Таня увидела две повозки и карету. Лошади, выпряженные и стреноженные, ходили вокруг, поедая молодую травку. Возле повозок живописно расположился целый табор. На земле лежали разостланные пледы и одеяла, но никто не спал. Люди с лоскутками национальных цветов на груди стояли, приглядываясь к западному горизонту, обмениваясь замечаниями и удивленно-восторженными междометиями:
- О-ля-ля!..
- У-у!..
Особенно радовались дети. Их здесь было четверо: три девочки и мальчик. В стоптанных башмачках, с округленными от восторга глазами, они путались в ногах у взрослых и что-то лепетали по-своему.
Выяснилось, что тут собрались представители почти всех стран Западной Европы. Гудящая канонада открывала им путь домой.
Глаша первым делом побежала за гостинцами для детей. Таня с удивлением смотрела на карету, до странности походившую на чоховскую, ту самую, в которой она некогда встретилась с Лубенцовым. Впрочем, карет в германских поместьях было много, и вполне возможно, что геральдический олень - тоже вовсе не редкость.
Возле кареты стояла красивая белокурая девушка. Широко раскрыв синие глаза, она неотрывно смотрела на запад. Наконец девушка громко вздохнула, оглянулась и встретила пристальный взгляд Тани. Тогда и она, в свою очередь, осмотрела Таню внимательно и критически, так, как только женщины умеют оглядывать друг друга, - оценивающе, чуть-чуть нагловато и не без удовольствия отмечая недостатки.
Недостатков она в Тане, видимо, не обнаружила и, признав красоту другой женщины, улыбнулась. Таня улыбнулась ей в ответ. Они тут же воспылали симпатией друг к другу, и девушка, показывая пальчиком на запад, протяжно и восхищенно произнесла:
- О-о!..
Таня утвердительно кивнула и спросила:
- Откуда вы?
"Откуда" - это слово, очевидно, было известно девушке.
- Nederlanden*, - ответила она.
