Обычно патрули, встретив курсанта 1-го ЛАУ при шашке, даже не спрашивали увольнительного удостоверения. Мы пользовались этим. «Душевно попросив» старшину дивизиона, который на нас смотрел уже как на без пяти минут офицеров, получали шашку из пирамиды и погуливали.
Однажды, возвращаясь с такой прогулки, я форсировал пролом в каменном заборе училища, опутанный колючей проволокой. Попал на задний двор, куда своими задними фасадами выходили конюшни батарей. Передними фасадами помещения их смыкались с крытым манежем. Через одну из конюшен, пересекая поперек манеж, я должен был выйти на плац училища, где мог уже чувствовать себя в безопасности.
Решительно войдя в конюшню, минуя дневального — салагу-первокурсника, отдавшего мне честь, — строевым шагом дошел до середины помещения, как вдруг открылась калитка из манежа и появился командир дивизиона полковник Мартынов. Завал! Но… он один.
— Смирно! — подаю команду и, подхватив левой рукой шашку, бегу навстречу командиру.
Докладываю, что за время моего «дежурства» в конюшне дивизиона происшествий не произошло. Лицо командира непроницаемо. Принял рапорт. Поздоровался за руку. Бросил: «Вольно!» — и пошел дальше.
Теперь я должен его сопровождать по всем конюшням — шаг сзади, шаг левее. Идет, оглядывая станки в конюшнях, — направо, налево. У меня бьются мысли: «Вдруг он уже принял доклад настоящего дежурного? Еще хуже, если не принял. Сейчас войдем в очередную конюшню… выскочит с докладом дежурный…»
Проходим дневального. Вижу: вместо двух верхних пуговиц на гимнастерке, как положено во время работы, у него расстегнуто три. «Цепляюсь за пуговицу» — начинаю «внушать порядок». Краем глаза вижу: командир вышел через заднюю калитку. Оборвав свое внушение на полуслове, подхватываю шашку и вихрем пролетаю конюшню, манеж, вылетаю на плац. Перехожу на спокойный шаг. С достоинством. Все будто бы…
Несколько дней томительного ожидания: «Когда же вызовет?..» Не вызвал.
* * *
Самыми красочными, самыми праздничными, несравнимыми даже с официальными праздниками были дни конно-спортивных праздников. В эти дни отменялись все хозработы, все занятия в классах и в поле, наряды были только в караул, внутренние дежурства и дневальства. Даже с гауптвахты, помнится, всех освобождали. Все обряжались в парадное. Украшался манеж, где совершалось действо.
В программу праздника, сколько помню, включали: сменную езду, вольтижировку, джигитовку, конно-батарейный выезд, художественную езду и конкур-иппик.
Сменная езда — езда нескольких десятков всадников, отличающаяся полной синхронностью, согласованностью при перемене аллюра, при перестроениях и изменении направлений езды.
Вольтижировка — выполнение комплекса гимнастических упражнений в строевом седле: стойка в седле, ножницы, соскок с коня и посадка, подхват предметов с земли, рубка лозы — все на полном скаку.
Конно-батарейная игра — вихревой выезд артиллерийской батареи или нескольких батарей, перестроение из походного порядка в боевой, не снижая скорости движения, занятие огневых позиций, готовность к открытию огня, беглый огонь. В батарее четыре расчета с орудиями. Каждый расчет — орудие, зарядный ящик, три пары коней, ездовой и шесть человек на конях.
Художественная езда — исполнение танцев на конях: вальс, падекатр, падеспань — одной-двумя парами. О конкур-иппике я уже упоминал.
Зрелище красивое, захватывающее.
Случались и накладки в этом зрелище: падение всадника во время джигитовки или вольтижировки, падение всадника и коня при выполнении конкура, попадание под колеса зарядного ящика или орудия во время конно-батарейного выезда. Бывало это крайне редко. Так нас насобачивали.
Впоследствии эта выучка многих из нас и подчиненных нам спасала от гибели.
* * *
Сдали государственные экзамены. Получили офицерское обмундирование, снаряжение. Ждем судьбы — приказа.
Подъем по тревоге. Торжественное построение в конференц-зале. Зачитывается приказ главкома артиллерии Красной Армии о присвоении каждому из нас звания лейтенанта или младшего лейтенанта в зависимости от того, по какому разряду окончил курс обучения. Зачитывается и приказ о назначении каждого в распоряжение командующего артиллерией такого-то фронта.
Каждый из названных шагает строевым шагом через всю длину конференц-зала по ковровой дорожке — от ковра, на котором построены выпускники, до ковра в противоположном конце зала. Там за столом — госкомиссия. Маршал Воронов вручает погоны и удостоверение, поздравляет. Поздравляет и начальник училища. Возвращение в строй тем же путем — маленькая фигурка новорожденного вышагивает свою офицерскую судьбу, начиная с ковровой дорожки этого огромного зала.
Скромный банкет в том же зале. Столы поставлены буквой «Т». За главным столом — начальник училища, его заместители: Шрейбер (барон), Волынский (князь), начальники циклов, кафедр, командиры обоих дивизионов. Ближе к головному столу — наши курсовые командиры батарей, взводов. Далее — мы, новоиспеченные, чистенькие, аккуратненькие, как из инкубатора. Надолго ли такие?.. И вообще — надолго ли?..
Сидим сплоченно, а расселись… по интересам — видно, кто с кем сдружился.
Подходит ко мне — статный, подтянутый — бывший командир бывшего нашего учебного взвода старший лейтенант Кремнев.
— Лейтенант Пугаев, — таким игривым баритончиком говорит, — вас просит к себе полковник Мартынов. — Двигай, Виля, — это уже театральным шепотком.
С сожалением покидаю свою компашку. Подхожу к головному столу, представляюсь.
— Садитесь, лейтенант, — приглашает Мартынов, — ну-с, поздравляю лейтенантом! Молодцом! Так к кому назначен? Так-с. Прекрасно. Генерал Казаков — славный начальник… О-о, и в казачью часть… Прекрасно. Ну-с… давайте выпьем, лейтенант, за солдатскую находчивость. И за вашу счастливую боевую судьбу.
Посмотрел так знакомо, пристально. Все-то он, старик, помнит, ничего не забыл — никаких наших «антраша», никаких сцен в конюшне.
Август 1944 года
Значительная часть моих однокашников была направлена в конно-механизированную армейскую группу генерала И. А. Плиева.
Группа формировалась в районе города Фалешты в Молдавии в составе двух кавалерийских и одного механизированного корпусов и должна была действовать в полосе наступления 2-го Украинского фронта.
Миша Абаев попал в 6-й кавалерийский корпус. Вася Дорошенко и я — в 4-й гвардейский кубаноказачий корпус, только что переброшенный из Польши. Остальные растворились в этой группе, кто куда — не помню.
