– Тех, кто даже случайно проносил в шахту спичку, – рассказывал Уокеру Хэнкоку один из французских заключенных, – ждало телесное наказание, если не хуже.
– Всех жителей выслали шесть недель назад, – объяснял Хэнкок Стауту, пока они долго и медленно спускались на дно шахты в темном лифте, – а на следующий день сюда хлынули немецкие солдаты. Они работали в обстановке строжайшей секретности. Две недели спустя шахту опечатали. Это было 2 апреля, Джордж, в день, когда мы вошли в Зиген.
Лифт остановился, и мужчины зажгли фонарики. В потолок были встроены электрические лампы, но светили они еле-еле, да и электричество работало с перебоями.
– Сюда, – сказал Хэнкок, указывая на главный коридор. Они спустились на пятьсот метров под землю, кругом царила полнейшая тишина, не считая звука их шагов. Стаут направлял луч фонарика в залы, отходившие от туннеля, и каждый раз высвечивал горы мин и штабеля взрывчатки. Пройдя метров четыреста, они оказались у недавно построенной стены. В ней не было даже двери – нацисты хотели замуровать все содержимое хранилища – но по центру стены кто-то уже пробил дыру. С другой стороны коридора высилась внушительная гора динамита.
– Только после вас, – сказал Хэнкок.
Джордж Стаут пробрался сквозь дыру в стене и оказался в комнате, которую даже он, побывавший в Зигене и Меркерсе, не смог бы себе представить. Широкий центральный проход ярко освещен, вдоль стен выстроились ряды деревянных стеллажей, разделенных на ячейки. Из ячеек свешивались двести двадцать пять флагов и знамен, все развернутые, с украшениями на краях. Это были немецкие полковые знамена, начиная с первых прусских войн и заканчивая Первой мировой. У входа в комнату громоздились картины и ящики со скульптурой, а в нишах – заботливо свернутые ковры и другие произведения декоративного искусства. В некоторых нишах Стаут заметил большие гробы. На трех из них не было никаких опознавательных знаков, четвертый был украшен венком, красными ленточками и табличкой с именем: Адольф Гитлер.
– Это не он, – сказал Хэнкок, стоявший за плечом Стаута. – Его там нет.
Стаут вошел в нишу, где хранился украшенный гроб. Над головой у него безвольно свисали флаги, на самых старых были сетки, не дававшие им рассыпаться. Рядом на полу стояли металлические коробки из-под боеприпасов. Ленточки были украшены свастиками. Хэнкок был прав: в гробу был не Гитлер. С помощью изоленты к гробу была приклеена самодельная табличка, на которой кто-то красными чернилами написал: «Friedrich Wilhelm Ier, der Soldaten König» – «Фридрих Вильгельм I, солдатский король». Умер в 1740 году. Убранство, как теперь осознал Стаут, было данью Гитлера основателю современного германского государства.
Он осмотрел другие гробы, к каждому той же клейкой лентой была прикреплена табличка с красными пометками. Во втором покоился фельдмаршал фон Гинденбург, великий немецкий герой Первой мировой войны, рядом – фрау фон Гинденбург, его жена. В четвертом гробу были останки Фридриха Великого, сына «солдатского короля» – Friedrich der Grosse.
– И где только Гитлер взял эти гробы? – недоумевал Стаут. – Ограбил могилы?
– Это декор коронационных палат, – объяснил Хэнкок. – Они собирались короновать Гитлера императором Европы.
– Если не всего мира, – заметил Стаут, изучая небольшую металлическую коробку с фотографиями и рисунками. В ней хранились снимки и портреты всех военных предводителей Пруссии, начиная от «солдатского короля» и заканчивая Гитлером. Следующие три коробки содержали реликвии прусской монархии: государственный меч принца Альбрехта, выкованный в 1540 году, скипетр, жезл и корону, которой короновали Фридриха Вильгельма I в 1713 году. Из короны были изъяты драгоценные камни – как гласила табличка, для продажи.
Стаут осмотрел оставшуюся часть комнаты. В железных коробках лежали книги и фотографии из библиотеки Фридриха Великого. В самой дальней нише хранилась двести семьдесят одна картина из его дворцов в Берлине и Сан-Суси в Потсдаме.
– Это не зал для коронации, – сказал Стаут. – Это реликварий. Они спрятали самые ценные артефакты германского военного государства. Комната была предназначена не для Гитлера, а для следующего рейха, чтобы построить его на величии предыдущего.
Хэнкок рассмеялся:
– Что ж, они конца и этого-то рейха тут не дождались.
* * *
В пятистах километрах к югу от Тюрингии Джеймс Роример получил долгожданное известие: 7-я армия США приближается к Нойшванштайну. Он помчался в отдел транспорта, но там ему сообщили, что машины нет и не будет, поскольку все командование вскоре отправляется в Аугсбург или Мюнхен.
Но Роример, как всегда, не собирался сдаваться: он позаимствовал джип у своего приятеля из Красного Креста и вскоре уже был в пути. Поскольку Нойшванштайн все еще был в руках немцев, он решил сделать крюк и заехать в Буксхайм, где, по рассказам Розы Валлан, нацисты с 1943 года хранили то, что не помещалось в Нойшванштайне. Немецкий полицейский показал ему дорогу к монастырю в нескольких километрах от города, где, как знал каждый житель, нацисты хранили произведения искусства. А вот американские солдаты, казалось, и не подозревали о тайнике. Внешние комнаты монастыря взломали воры, и теперь союзники охраняли украденную во Франции одежду от голодных беженцев. В задних комнатах, на которые американцы не обратили никакого внимания, Роример нашел ящики со скульптурами с пометкой «D-W» – личной печатью Пьера Давида-Вейля, одного из величайших коллекционеров мира. В монастыре даже коридоры были забиты украденной мебелью эпохи Ренессанса. Что до комнат, в которых жили священник, тринадцать монахинь и двадцать два ребенка-беженца, то они ломились от керамики, картин и образцов прикладного искусства. Пол часовни на тридцать сантиметров был застлан коврами и гобеленами, многие попали сюда прямо со стен владений Ротшильдов.
Роример расспросил Марту Кляйн, реставратора из Кёльна и суперинтенданта хранилища. Монастырь, как выяснилось, был главным центром реставрации предметов, украденных Оперативным штабом во Франции. В маленькой мастерской Кляйн повсюду лежали рабочие инструменты: фотокамеры, кисти, краски, ножи, лампы, измерительные приборы. Роример обратил внимание на небольшую картину, небрежно прислоненную к одному из столов. Кляйн сообщила, что это Рембрандт, которого нацисты нашли в банковской ячейке в Мюнхене. По просьбе Роримера она вручила ему список работ, которые она и ее помощники реставрировали в этой тесной комнатенке на протяжении последних двух лет.
«В мире совсем немного музеев, которые могут похвастать коллекциями, сравнимыми с теми, что мы нашли здесь [в Буксхайме], – позже писал Роример. – Предметы искусства уже нельзя было измерять привычными нам категориями. Забитая шедеврами комната, полный кузов грузовика, переполненный замок – вот объемы, с которыми теперь приходилось считаться».
