укрепляются, что ряды сторонников группы «Освобождение труда» становятся все многочисленнее.
Во время этих горьких раздумий Лаврова навестила Роза Люксембург. Вот что писала она об этом визите 10 апреля 1895 года своему мужу, социалисту Леону Иогихесу-Тышке: «Была с Войнаровской (участница II Интернационала. — Авт.) у Лаврова. Старик производит впечатление раненого льва в берлоге. На Бельтова и социал-демократов разъярен страшно. Оценивает Бельтова как «вещь оччень слааабую»… Спрашиваю его с невинной миной — в чем именно? Отвечает: «Ведь он ничего не доказывает, бездоказательно, но, главное, тооон, кааа-кой тооон!» Его, наверное, задело за живое. Но старик, видимо, совсем сдал, так как не прочитал еще Бельтова! Говорит, что только перелистал и тотчас одолжил «разным барышням» (?), которые хотели сразу же прочесть. И спрашивает у меня язвительно: «У вас там, в Цюрихе, ведь 25 экземпляров сразу выписали?!»
Написанное под свежим впечатлением письмо Розы Люксембург ярко передает моральное состояние Лаврова, оказавшегося в конце жизни в духовном одиночестве, тяжело переживающего свое идейное поражение.
Действительно, девяностые годы — период очень трудный для Лаврова. Все больше его отрыв от России, все значительнее изоляция. Сложнее становятся отношения с людьми: со многими старыми соратниками он расходится, с новыми сходится очень редко и трудно.
А с родины поступали вести, далеко не радостные. Настороженно читал Лавров письмо, полученное в сентябре 1895 года. Из Москвы, от Василия Яковлевича Яковлева, который еще в 1892 году посетил его в Париже, сблизился тогда со «старыми народовольцами» и вот теперь просил помочь разобраться в политической жизни России. «Года три, четыре тому назад социал-демократическое направление не могло даже считаться сколько-нибудь заметным явлением русской жизни; теперь оно безусловно господствует: к нему пристало значительное количество революционно-настроенной молодежи». И далее: «труд Бельтова встречен с восторгом и разошелся с необыкновенной быстротой».
Вот как: с восторгом… Ох, как тяжело было сознавать, что революционные идеи, которые ты в мучительных раздумьях вынашивал десятилетиями и в правоте которых ты убежден, не получают поддержки, а произведения твоего оппонента имеют успех. II все это в конце жизни, когда подводишь итоги…
Так что же, поражение?
Напряженно вчитывался Петр Лаврович в дальнейший текст: хотя правительство начинает «энергично зажимать рты» марксистам, «наиболее горячие головы из них выпускают нелегально свои «ответы» гг. Михайловскому, Южакову и Кривенко, в которых рекомендуют товарищам прежде всего «полный разрыв» (я цитирую буквальное выражение) с этими якобы «друзьями народа и со всеми представляемыми ими направлениями». Разумеется, Лаврову не было известно, что в этих словах Яковлева речь шла о труде брата Александра Ульянова — Владимира Ильича Ульянова «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», анонимно напечатанном отдельными выпусками в России в 1894 году.
«Что Вы на все это скажете?!» — спрашивал в заключение Яковлев, прибавляя, что он ждет как личного письма, так и «непременно открытого письма» Петра Лавровича к русским революционерам, которое будет издано в России.
Лавров откликнулся. Самым трудным для него был вопрос об отношении к русскому марксизму, к социал-демократии. Впрочем, вопрос, конечно, не новый для Лаврова. Еще, к примеру, в «Вестнике «Народной воли» за 1884 год он высказывал мнение, что учение Маркса и Энгельса, разработанное в основном на материалах Западной Европы и сделавшееся прочной основой западноевропейского революционного движения, «при рациональном развитии своих существенных основ» может стать прочной научной почвой и для других стран, что программа русских революционеров может быть связана с «основами научного социализма», хотя в «земледельческой» России и «отсутствует организация как среди крестьянства, так и среди либеральных групп», и лишь «небольшая кучка убежденных революционеров» выставляет программу социалистического переворота и ведет борьбу против самодержавия.
В этой характеристике совершенно не учитывались ни коренные социально-экономические сдвиги, происходившие в пореформенной России, ни всевозрастающее рабочее движение. Правда, размышления Лаврова о том, как марксизм может своеобразно преломляться в освободительном движении экономически слаборазвитой страды, дали ему возможность сделать важное обобщение: каждое историческое общество будет развиваться по-особому, «в несколько иных формах и даже переходя через иные видимые фазисы». Впрочем, ничего особо оригинального в этом обобщении не было: примерно так же писали еще Герцен и Чернышевский, не знавшие теории марксизма в такой степени, как Лавров.
Получив письмо Яковлева, Лавров прежде всего обратился с обширным посланием к товарищам по изданию «Материалов для истории русского социально-революционного движения». Выдержки из этого послания были отправлены в Россию — к Яковлеву.
По словам Лаврова, в России реально действуют три партии: народовольцы, поддерживающие с некоторыми изменениями свою старую программу; социал-демократы, «программа которых написана для них конгрессами немецких социалистов», и народоправцы — «бывшие социалисты, свертывающие знамя социализма для того, чтобы приобрести больше союзников в борьбе против абсолютизма». С горечью констатировал Лавров, что эти партии борются между собой, что социал-демократы проповедуют вражду к «ложным друзьям народа». Признавая, что торжество социализма, его победа «может быть делом лишь самих рабочих». Лавров писал, что если на Западе имеется почва для создания рабочей организации, то «в России ее нет». Русскую рабочую партию приходится создавать в условиях абсолютизма, а для борьбы с ним нужно объединение всех революционных сил. В этом случае социал-демократы фактически примут программу своих противников, народовольцев, как бы они себя ни называли. Разница во взглядах на общину, на судьбы капитализма в России, на экономический материализм суть частности». При этом «наиболее рациональной» Лавров считал именно программу народовольцев, хотя он по-прежнему и возражал против террора и доктрины захвата власти.
Напечатанное под названием «О программных вопросах» 9 декабря 1895 года в «Летучем листке» (органе «Группы народовольцев»), письмо Лаврова оказалось в сфере внимания молодого В. И. Ленина. В работе «Задачи русских социал-демократов» он высказал по адресу этого письма ряд критических замечаний. В частности, он назвал «несправедливым» суждение Лаврова относительно «маловажности» различного решения теоретических вопросов. «Давно уже сказано, — писал по этому поводу В. И. Ленин, — что без революционной теории не может быть и революционного движения, и в настоящее время вряд ли есть надобность доказывать подобную истину. Теория классовой борьбы, материалистическое понимание русской истории и материалистическая оценка современного экономического и политического положения России, признание необходимости сводить революционную борьбу к определенным интересам определенного класса, анализируя его отношение к другим классам — называть эти крупнейшие революционные вопросы «частностями», — до такой степени колоссально неверно и неожиданно со стороны ветерана революционной теории, что мы почти готовы считать это место просто lapsus’oм» [26]. Отметив ошибки и «несправедливости» статьи Лаврова, Ленин увидел в ней все же глубокую и плодотворную работу мысли, «которая идет в среде современных народовольцев».
В России с
