Виктор Губарев - Фрэнсис Дрейк

Утром 8 июня на горизонте показался гористый остров. Это был Сан-Мигел. Весь день англичане шли к нему, а вечером заметили у берега большой корабль. Дрейк приказал «Рейнбоу» лечь в дрейф и держать у себя за кормой два пинаса, сам же продолжил двигаться в сторону незнакомца.

На рассвете 9 июня ожидания адмирала были вознаграждены: поймав парусами свежий бриз, его корабль пошел прямо к обнаруженному судну, и примерно в лиге от него англичане смогли точно определить, что это — португальский каррак, встречи с которым они так жаждали. Капитан каррака начал посылать английскому флагману сигналы, требуя, чтобы он показал свой флаг. «Однако мы, зная, кто он, не показывали ему никакого флага до тех пор, пока не приблизились к нему на расстояние пушечного выстрела, — рассказывает Роберт Ленг. — И тут только мы подняли наши флаги, вымпелы и флажки, чтобы он больше не сомневался, кто мы такие. И, сделав так, мы приветствовали его пушечным залпом; и, получив несколько пробоин, он стал стрелять в нас — то в одного, то в другого. Тогда мы взялись за него основательно; наш флибот и один из наших пинасов стали напротив его клюзов, и в них он стрелял и метал зажигательные снаряды, но не мог причинить им вреда, поскольку его орудия находились высоко над ними. Затем, увидев, что мы приготовились к абордажу и все наши корабли взялись за их корабль так горячо и решительно, что дело быстро шло к развязке, а у него уже было шестеро убитых и много раненых, они уступили нам».

В другом отчете записано, что под занавес боя Дрейк крикнул португальцам:

— Сдавайтесь, иначе ваши жены останутся вдовами!

Решив, что своими действиями они достаточно постояли за честь родного флага, защитники каррака прекратили сопротивление. Взятием этого приза сэр Фрэнсис не только возместил все расходы на снаряжение экспедиции, но и обогатил всех ее участников и инвесторов.

На борту приза англичане нашли 400 африканских невольников. Всех их вместе с пленными капитаном и командой каррака пересадили на флибот, позволив идти на все четыре стороны.

Дрейк взял «Сан-Фелипе» на буксир и приказал возвращаться в Англию. В воскресенье 25 июня они были уже в районе островов Силли, а 26-го подошли к Плимуту, «где все… к великой радости, возблагодарили Господа за… успешную экспедицию, возвращение в сохранности и ее огромные доходы». Встречать своих героев на набережную высыпал едва ли не весь город.

Согласно легенде, сам Дрейк, рассказывая королеве и ее министрам о сожжении испанских судов в Кадисе, не без иронии заметил, что он «подпалил бороду испанскому королю».

«Воистину, он натворил столько бед на берегах Испании, — писал о Дрейке посол Венеции в Лондоне, — что если бы даже король одержал сейчас над ним победу, то не смог бы компенсировать и половины ущерба, который он ему нанес».

О реальной стоимости привезенной Дрейком добычи можно только догадываться. Официально объявили, что каррак «Сан-Фелипе» и его драгоценный груз стоили около 114 тысяч фунтов стерлингов, а именно:

Из итоговой суммы королеве причиталось более 40 тысяч, а ее «железному пирату» — около 17 тысяч. Хотя лондонская эскадра не участвовала в захвате приза, лондонские купцы-авантюристы получили причитавшуюся им долю добычи. Лорду Берли, который покровительствовал им, они презентовали тысячу фунтов стерлингов.

Уильям Монсон, известный моряк, адмирал и автор трактатов по морскому делу, живший в эпоху Елизаветы Тюдор и Якова Стюарта, описывал кадисскую экспедицию как «увенчавшуюся успехом абсолютно во всем без малейшего исключения. Она принесла славу и богатство, противнику был нанесен тяжелый удар, купцы остались полностью удовлетворены, а… страна получила безопасность на много лет вперед».

Испанский исследователь С. Фернандес Дуро, оценивая кадисскую операцию Дрейка, полагал, что «в анналах Англии не было экспедиции, сравнимой с этой».

Не скрывает своего восхищения и крупный специалист по истории английского приватирства К. Эндрюс. Он приписал успех кадисской экспедиции исключительным талантам Дрейка; адмирал, по его словам, умело «сочетал молниеносную интуитивную оценку возможностей с практической сметкой, пылом, большой твердостью, которые превращали возможность в почти верную реальность».

Через месяц после возвращения на родину Дрейк попытался довести до логического завершения приговор, вынесенный заочно Уильяму Бороу и другим офицерам «Голден лайона». 25 июля он представил членам Королевского совета, собравшимся в доме лорда Берли, пункты обвинения, которые были подписаны членами военного трибунала на борту «Элизабет Бонавенчур». Однако дело оказалось не столь простым, как казалось Дрейку. Его самого едва не обвинили в превышении полномочий. Хотя адмирала не стали упрекать за то, что он нарушил королевские инструкции, запрещавшие ему высаживать солдат на территории владений Филиппа II (эти инструкции, как известно, курьер не успел передать адмиралу), члены совета решили, что его приговор вице-адмиралу Бороу не имел законной силы. Флотская традиция не давала ему права распоряжаться жизнью старших офицеров. Правила, утвержденные еще Генрихом VIII, гласили, что «все капитаны обязаны подчиняться своему адмиралу; если кто-то проявит непокорность, адмирал должен ссадить его на берег, назначить иного на его место и написать королю и Совету о его проступках, правдиво и без злого умысла». Таким образом, Дрейк и назначенные им судьи не имели права выносить Бороу смертный приговор. Правда, применение адмиралом крайних мер было возможно в случае открытого мятежа, но доказать, что опальный вице-адмирал руководил мятежниками на борту «Голден лайона», Дрейк не мог. Бороу, оправдывая свои действия, напомнил присутствующим, что во время сражения с испанцами в Сан-Хуан-де-Улуа в 1568 году Дрейк тоже покинул своего адмирала — Джона Хокинса, однако никто его за это не судил. В итоге с Бороу сняли все обвинения в мятеже и дезертирстве. Он был восстановлен в прежней должности секретаря флота, а спустя два года пошел на повышение — занял должность контролера флота.

Между тем королева снова стала склоняться на сторону противников войны с Испанией. Вместо того чтобы продолжить нанесение ударов по испанским морским коммуникациям и уничтожение кораблей противника, она не только запретила Дрейку отправиться в новый поход к берегам Пиренейского полуострова, но и не дала согласия на мобилизацию всех военно-морских сил своего королевства.