Наполеон мог не уходить. Абсолютный лидер нации был в состоянии одним движением оседлать бешеного коня революции, поднять на борьбу всю страну, объявив тотальную мобилизацию всех и вся, как это было во времена якобинцев. Тогда Франция представляла собой сплошной фронт – и внутри, и снаружи. Причем гораздо более страшная бойня шла в тылу Франции в виде жесточайшего революционного террора против собственного населения.
Революция штука сильная, но обоюдоострая. Наполеон потом признавал, что мог одним мановением пальца спустить кровавую лавину энергии масс – народ был готов перерезать депутатов палаты и вообще всех, на кого он укажет. Наполеон от этого варианта отказался. «Я не хотел быть вождем жакерии», – сказал он. Восшествие на французский престол Бурбонов представлялось ему меньшей катастрофой, чем кровавая менструация революции, которая могла смыть экономику Франции в ту же яму, в которой она находилась во времена Террора.
Слишком презирал Наполеон плебс и того зверя, который норовил выползти из него при первой слабине. Не зря же он называл чернь канальями. Тремя годами раньше Наполеон не выпустил этого зверя в России: «Большое количество обитателей деревень просили у меня декрета, который дал бы им свободу, и обещали взяться за оружие в помощь мне. Но в стране, где средний класс малочислен… я почувствовал, что вооружить население рабов – это значило обречь страну на страшные бедствия…»
Если даже во вражеской стране Бонапарт из гуманных соображений не стал раздувать пожар народного бунта, то во Франции он делать этого не хотел тем более. Слишком уж хорошо помнил Наполеон гнилую солому антибского каземата, запах свежей крови, пропитавшей эшафотные доски на площадях Парижа, закон сохранения массы и голову его создателя в грязной корзине. Он был готов править Францией. Но не адом.
До чего же интеллигентный человек! Чистоплюй, я бы сказал.
И на следующий день после отречения парижская биржа подтвердила правильность его выбора ростом котировок. Еще накануне интеллигенция и буржуазия паниковали от вида революционных толп, шатающихся по улицам и призывающих к очистительному террору, а едва разнесся слух об отречении, вздохнули с радостью: кровавый хаос не повторится!
Наполеон отрекся и поехал к морю. Он дважды взваливал на себя непосильную задачу и нес ее так долго, как не мог бы никто другой. Теперь он был свободен. Он хотел уехать в Америку и начать новую жизнь в Новом Свете. Почти все, кого он любил, либо предали его, либо были мертвы. Ничто больше не связывало его с Европой. Наполеон, добровольно ушедший от власти, уже чувствовал себя частным лицом.
Два корабля ждали его в порту Рошфора. Но отправиться в плавание они не могли: порт блокировала английская эскадра. Когда жители Рошфора узнали, что в их город приехал уже не император, но простой гражданин Франции Наполеон Бонапарт, они собрались под его окнами и все равно выкрикивали привычный пароль, за которым крылось так много: «Да здравствует император!»
Но он уже не считал себя императором. Вместе с Наполеоном находилась небольшая группа добровольного сопровождения, в ее число входил герцог Савари и несколько офицеров, пожелавших разделить судьбу Наполеона. И я их прекрасно понимаю: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Лучше быть рядом с гением в изгнании, чем с дураком при дворе. Герцог Савари отправился на головной корабль английской эскадры, чтобы выяснить, пропустят англичане корабли Наполеона, плывущие в Америку, или нет? Англичане ответили отказом. Они не имели никаких оснований задерживать частных лиц и уж тем более брать в плен гражданского человека. Но этот человек был Наполеон! Его фигура, даже оставшаяся в одиночестве, внушала союзникам с их миллионной армией почти животный страх. А вдруг он опять вернется из Америки, придет в Париж и сядет на трон?..
Савари попытался объяснить английскому капитану, что между первым отречением Наполеона и вторым есть одна принципиальная разница. Сейчас Наполеон отрекся, хотя еще долго мог продолжать сопротивление. Но он принял решение вести жизнь частного человека.
– Отчего же тогда он не ищет убежище в Англии? – спросил английский капитан. На этом переговоры закончились.
Узнав об отказе англичан пропустить Наполеона, французские матросы и офицеры собрались на короткое совещание и от лица команды приняли такое решение: ночью первый французский фрегат «Медуза» нападет на головной английский корабль «Беллерофон». «Медуза», конечно, слабее «Беллерофона», но бой будет длиться как минимум часа два. После чего «Медуза» со всем экипажем погибнет, зато второй французский корабль с Наполеоном, воспользовавшись темнотой и суматохой, уйдет в океан.
Выслушав это предложение, Наполеон сказал, что он больше не император, соответственно, не олицетворяет Францию, а для спасения частного лица нет смысла жертвовать боевым фрегатом и жизнями десятков людей… Неизвестно, как повернулась бы мировая история, согласись Наполеон на этот вариант. Каких дел он наворочал бы в Америке?.. Но Наполеон всегда подчинял свои интересы интересам задачи. Теперь великой задачи у него уже не было, а свою личную жизнь он ценил мало… И зря! Бывают люди ценные сами по себе, уникальные. Ради которых не то что фрегата, но и целого флота не жалко, я считаю. Но Наполеон в этом со мной не был согласен.
Он вспомнил вопрос английского капитана о том, почему бы беглецу не поискать убежище в Англии, и решил понадеяться на хваленое английское благородство. 15 июля 1815 года Бонапарт вступил на борт «Беллерофона». Поднявшись на палубу, он увидел выстроившуюся перед ним команду английских моряков. Капитан «Беллерофона» с поклоном встретил бывшего императора, представил ему корабельных офицеров и предложил лучшую каюту. На большее благородства англичан не хватило. Вместо того чтобы поселить Наполеона где-нибудь в Уэльсе или отпустить его в Америку, они незаконно арестовали французского гражданина и без суда и следствия отправили его в вечную ссылку. Туда, откуда невозможно сбежать.
Прометея приковали к скале.
Это была самая натуральная скала, торчащая из океана, – маленький остров в Атлантике, который носит имя Святой Елены. Здесь по пути в Индию английские корабли пополняли запасы воды и провизии. До ближайшего берега – африканского – 2000 километров. Путь из Англии до острова занимал два с половиной – три месяца, в зависимости от парусной вооруженности судна и ветров. Сбежать с острова было нельзя, но Наполеона стерегли так, как будто он мог улететь. Наблюдатели от стран-союзниц пребывали на острове до самой смерти Наполеона.
