и не получившая шаблона для замены гена, не светилась вообще. Наконец, была и третья группа, разрезанная и отредактированная. Я посмотрел в микроскоп и увидел, что клетки светятся зеленым! Я отредактировал – а точнее, Хэмилтон отредактировала при моем деятельном участии – клетку человека и изменил один из содержащихся в ней генов.
Не стоит ужасаться тому, что я натворил: уверяю вас, мы взяли все, что я создал, смешали с хлорным отбеливателем и смыли в раковину. Но я узнал, что с описанным процессом без особого труда справится и студент, и ученый-отщепенец, обладающий некоторыми навыками лабораторной работы.
Портрет маслом кисти Льюиса Миллера, висевший в Колд-Спринг-Харбор
Интеллект
Осенью 2015 года в лаборатории в Колд-Спринг-Харбор, где Джеймс Уотсон в 1986 году запустил серию авторитетных ежегодных конференций по геномике человека, решили дать старт новой серии мероприятий, на этот раз посвященных CRISPR. В первый год в число выступающих вошли четыре наших главных героя: Дженнифер Даудна, Эмманюэль Шарпантье, Джордж Черч и Фэн Чжан.
Уотсон присутствовал на первой конференции по CRISPR, как и на большинстве мероприятий в Колд-Спринг-Харбор, и слушал Даудну, расположившись в аудитории в первом ряду, под своим роскошным портретом. Ситуация во многом повторяла первый визит Даудны в лабораторию летом 1987 года, когда она, тогда еще студентка аспирантуры, по-юношески волнуясь, представляла статью о способности некоторых РНК к самовоспроизводству. Когда Даудна рассказала о CRISPR, Уотсон поднялся и похвалил ее работу, ровно как и почти тридцать лет назад. Он подчеркнул, что важно развивать науку о внесении изменений в геном человека, не чураясь и улучшения интеллекта. Некоторым из присутствующих этот момент показался историческим. Стэнфордский профессор биологии Дэвид Кингсли сфотографировал Уотсона и Даудну за разговором [466].
Но когда я приехал на конференцию в 2019 году, Уотсона не оказалось на обычном месте в первом ряду. После пятидесяти лет работы ему запретили появляться на конференциях, а его портрет убрали со стены. Он был, по сути, изгнан и теперь живет со своей женой Элизабет в безбедном, но гнетущем уединении на северном конце кампуса, где занимает особняк Бэллибанг, построенный в палладианском стиле.
Проблемы у него начались в 2003 году, когда он в честь пятидесятой годовщины открытия структуры ДНК дал интервью для документальных фильмов каналов PBS и BBC. Он сказал, что к генной инженерии однажды нужно будет прибегать для “лечения” людей с низким интеллектом. “Если человек по-настоящему глуп, я бы назвал это болезнью”. В этих словах отразилась глубокая вера Уотсона в способность ДНК объяснить человеческую природу. Возможно, эту веру подпитывали и гордость, которую он испытывал, совершив историческое научное открытие, и тяготы жизни с сыном-шизофреником Руфусом. “Нижний дециль испытывает большие сложности даже в начальной школе, но в чем причина? – спросил Уотсон. – Многие сказали бы: «Нищета и все такое прочее». Но дело, пожалуй, не в этом. Я хочу избавиться от этого, помочь нижнему децилю”. Словно желая удостовериться, что вызвал достаточно возмущения, Уотсон добавил, что геном можно редактировать и для улучшения внешности людей. “Говорят, будет ужасно, если мы сделаем всех девушек красивыми. По-моему, будет здорово” [467].
Свои политические взгляды Уотсон считал прогрессивными. Он поддерживал демократов, от Франклина Рузвельта до Берни Сандерса. Он настаивал, что выступает за редактирование генома, поскольку хочет облегчить участь тех, кому не слишком повезло в жизни. Однако, как отметил гарвардский философ Майкл Сэндел, “риторика Уотсона имеет сильный привкус старых евгенических воззрений” [468]. И особенно хорошо этот привкус чувствовался в Колд-Спринг-Харбор, ведь лаборатория давно славилась своей приверженностью идеям евгеники.
Высказывания Уотсона об интеллекте вызывали споры, но в 2007 году он окончательно пересек черту, заявив о связи интеллекта с расовой принадлежностью. В тот год вышла книга “Избегайте занудства” – еще одни его мемуары, в которых под “занудством” он понимал как общение с занудами, так и склонность занудствовать. По природе своей не расположенный к занудам, Уотсон находил удовольствие в том, что свободно сыпал провокационными ремарками, часто сопровождая их смешками и хитрыми ухмылками. Это привело к взрыву, когда для привлечения внимания к книге он дал серию интервью независимой научной журналистке Шарлотте Хант-Груббе, которая писала обзорную статью о нем для лондонской газеты The Sunday Times. Уотсон никогда не отличался осмотрительностью, но в этот раз и вовсе был беспечнее обычного, поскольку Хант-Груббе в прошлом училась у него, играла с ним в теннис и год жила вместе с Уотсонами в Колд-Спринг-Харбор.
В результате родилась тягучая статья, в которой Хант-Груббе рассказала, как побывала в домашней библиотеке Уотсона, после чего они заглянули в местную закусочную и отправились на травяной корт теннисного клуба “Пайпин-Рок”. После матча Уотсон принялся рассуждать о жизни. “Я все думаю, – сказал он, – удастся ли нам на моем веку отыскать гены психического заболевания? Остановим ли мы рак через десять лет? И научусь ли я лучше подавать в теннисе?” [469]
В заключительной части статьи объемом четыре тысячи слов Хант-Груббе между делом упомянула о представлениях Уотсона о расе:
Он говорит, что “перспективы Африки видятся ему безусловно мрачными”, поскольку “все элементы нашей социальной политики основаны на том, что их интеллект не уступает нашему, хотя, если верить исследованиям, на самом деле это не совсем так, и очевидно, что поднять этот острый вопрос будет сложно”. Ему хотелось бы надеяться, что люди равны между собой, однако он отмечает, что “любой, кому приходилось иметь дело с чернокожими сотрудниками, скажет, что в действительности все иначе”.
Статья вызвала взрыв негодования, и Уотсона вынудили уйти в отставку с поста руководителя лаборатории в Колд-Спринг-Харбор. Но некоторое время ему позволяли спускаться с холма, на котором стоит его дом, и посещать конференции в кампусе.
Уотсон пытался забрать свои слова назад, утверждая, что “похолодел”, поняв, что в его высказывании усмотрели намек на “какую-то генетическую неполноценность” африканцев. В специально подготовленном заявлении, обнародованном лабораторией, он добавил: “Я не имел этого в виду. Еще важнее, на мой взгляд, то, что не существует никакого научного основания для таких воззрений” [470]. В его извинении была лишь одна проблема: он именно это и имел в виду, а учитывая, какой он человек, в будущем ему было бы сложно воздержаться от подобных комментариев.
Девяностолетие Уотсона
К девяностому дню рождения Уотсона в 2018 году споры, связанные с его высказываниями, казалось, поутихли. Его юбилей, а также пятидесятую годовщину его работы в Колд-Спринг-Харбор и
