Брежнев не управлял страной, а плыл вместе с ней по течению судеб. В этом, кстати, была его главная положительная сущность. Он не мешал (или не очень мешал) естественному росту природных сил и течений. А уже с начала тридцатых годов в поверженной недавно России отчетливо наметился вектор движения в сторону русского национального самосознания. Более того, по сравнению с дореволюционным уровнем это сознание было сильно обогащено грандиозным опытом Великой Русской революции, имевшей именно всемирный размах и последствия. Так и наш русский опыт естественным путем сделался опытом всемирно-историческим.
В этих благоприятных, по сравнению не только с двадцатыми годами, но даже и с дурацким богоборцем Хрущевым, почти тепличных временах, с середины шестидесятых дружно, быстро и широко стало развиваться и расти Русское Возрождение. Не исключено, что когда-нибудь его назовут великим. Да, ибо как уже теперь видно, всходы те принесли устойчивые плоды. Как истинно серьезное явление, оно шло снизу, от обширного слоя русского образованного сословия. Не вдаваясь в терминологические дебри, можно четко обозначить этот слой как народную интеллигенцию. Русскую.
И вот тогда вдруг по всей Руси Великой взросло и живет по сию пору, падая и поднимаясь, то народное движение из самых его глубин, которое ныне получило уже наконец общепринятое название — Русская партия. Что ж, значит, так и станем себя именовать.
А уж как только не называли нас в недавнем прошлом! «Славянофилы», «русофилы», «патриоты» («квасные патриоты»), а вспомнив прошлое — «черносотенцы» или, оглядываясь на Запад, «нацисты». Но самым забавным в этом ряду стало нелепое слово «русисты». Именно так обозвал нас шеф КГБ Ю. Андропов в своей знаменитой записке на Политбюро с убойным названием «Об антисоветской деятельности Иванова A.M. и Семанова С.Н.», поданной 28 марта 1981 года. Марк Любомудров печатно возмущался потом: почему это слово с одним «с», ведь так именуют лишь зарубежных специалистов по русской культуре?! Теперь-то, набравшись сведений из самых разнообразных источников, можно запоздало разъяснить, сославшись на беседу с одним из бывших подчиненных Андропова, что подсказал это слово лубянским грамотеям… один из видных членов Русской партии, давно осведомлявший КГБ. Был он человек образованный и начитанный и обнаружил выражение «русист» в сочинениях одного из крупных русских публицистов начала XX века.
Как бы то ни было, но все эти и иные прозвища не прижились, а в итоге сам наш великий язык стихийно определил: Русская партия. Конечно, никакой «партией» в точном смысле слова мы не были ни в шестидесятых годах, ни позже, ни теперь, но выражение это приживется безусловно надолго. От судьбы не уйдешь, как и от собственного имени, нравится уж оно или нет.
Чаще всего бывает, что дату рождения многих крупных общественных движений очень трудно определить, даже приблизительно. Но есть и примечательные исключения. Например, знаменитая в будущем партия большевиков создалась на скромном русско-еврейском собрании, названном в истории Вторым съездом РСДРП, дело произошло в июле — августе 1903 года. Так и отмечала большевистская партия свои юбилеи — ив подполье, и будучи у власти, так и поминают себя ее нынешние никудышные наследники.
Не знаем, будет ли отмечать свои юбилеи Русская партия, но дата основания тут есть еще более точная — май 1965 года. Именно тогда в журнале «Молодая гвардия», который только еще восходил к своей будущей славе, была опубликована в номере пятом статья со знаковым, как теперь выражаются, заголовком «Берегите святыню нашу!». Каждое событие, большое или самое незначительное, может быть правильно истолковано лишь тогда, когда оно рассматривается в общем историческом контексте своей эпохи. Так и тут.
Слово «святость» и все производные от него были всегда островраждебны материалистам-атеистам, а марксизму — в особенности. В двадцатых и начале тридцатых годов за неосторожное употребление этого слова могли и посадить. Перед войной слово это осторожно и постепенно разрешил к употреблению И.В. Сталин. В трагическом 41-м оно прозвучало в песне, ставшей военным гимном: «Идет война народная, священная война». После войны употребление слова расширилось, не пресекаясь даже при Хрущеве, но смысл имело только гражданский, а отнюдь не духовный, тем паче, не православный. И вот почти через полвека после русофобского переворота слово «святыня» обрело наконец свое первоначальное значение, и не в тихой храмовой молитве, а в многотиражном общественно-политическом издании. Это было не только нечто новое, но и поистине революционное (или контрреволюционное?). Но тут опять-таки все зависит от точки зрения.
Авторами этой статьи (а по сути — обращения и призыва к новому, молодому поколению) стали известные и уважаемые деятели старшего поколения — скульптор Сергей Коненков, художник Павел Корин и писатель Леонид Леонов. Все они родились еще в XIX веке и пережили, не изменяя русскому искусству, страшные послереволюционные потрясения, но сохранили ту вековую народную традицию, без которой гибнет всякое человеческое общество. Сохранили и русскую православную традицию. И завещали ее молодежи, восстанавливая разорванную связь времен. Значение этого невозможно переоценить.
Так возникло то духовное начало, которое потом станут называть Русским Возрождением, а из деятелей его составится Русская партия. Явление это уже получило свою периодизацию. Начальный этап — 1965–1970 годы. То было время начальных, порой наивных, а потому и по-юношески задорных, открытых выступлений. Первыми приметными выступлениями в «Молодой гвардии» стали заметки И. Глазунова и В. Солоухина. Они имели широкий успех, но тут же получили осуждающий отзыв со стороны кругов либеральных. Впрочем, эти яркие публикации носили, так сказать, оборонительный характер: нехорошо, мол, недооценивать русскую культуру и ее памятники. Нехорошо, конечно, а почему это происходило и происходит? Ответ на эти серьезные вопросы и попытались дать молодые публицисты «Молодой гвардии», а это был уже переход в наступление.
На исходе 60-х в «Молодой» (мы так и называли журнал) появился ряд боевых публикаций, и наиболее известными в том ряду стали статьи М. Лобанова, В. Чалмаева и С. Семанова. О них уже накопилась обширная библиография, как у нас, так и за рубежом. Русская партия заявила о себе открыто и громко. И если раньше «Молодую» кусали, так сказать, отдельные литераторы, то на исходе 70-го последовал уже осудительный приговор высшего идеологического начальства. В сентябре — брюзгливый отзыв от редакции «Литературной газеты», а в декабре — самого главного журнала, «Коммунист». Этому предшествовало заседание Секретариата ЦК КПСС, которые в тот раз вел сам Л. Брежнев (редко он это делал, обычно — А. Кириленко или М. Суслов). Линию «Молодой гвардии» осудили, но очень мягко, всего лишь за увлечение «стариной». Редактора А. Никонова освободили, но перевели (тоже главным) в старейший журнал «Вокруг света».
