долгом своим представить Вашему Превосходительству копию письма к Е. И. В., которое я передал господину Местмахеру [751]; оно избавит меня от необходимости что-либо добавлять о нынешнем состоянии здешнего двора. Милости Вашего Превосходительства, о которых я увез из Петербурга неизгладимое воспоминание, поощряют мое рвение снисхождением и лестным одобрением.
Удовлетворив мое намерение служить Е. И. В. настолько, насколько это могло от меня зависеть, я возвращаюсь в Любек, дабы приобрести там землю во владение Е. И. Высочества Великого Князя, моего Августейшего Повелителя, в Берлине. Осмелюсь просить Ваше Превосходительство направить мне туда милостивые приказания Е. И. В. через князя Долгорукого [752] и принять уверения в чувстве особого и почтительного уважения, и проч.
Граф фон Редерн
Копенгаген, 27 июля 1771 г.
4. С. фон Редерн к Екатерине II,
[июль 1771]
Копия письма
к Государыне Императрице
Великодушный государь, благосклонно принявший мое покорнейшее намерение служить ему в момент разрыва с Турцией, соизволивший призвать меня в Петербург и навечно обеспечить мою преданность драгоценными знаками своего расположения, дает понять, что одобряет мое рвение по службе, той доброжелательностью, с которой один из величайших государей успокоил одного из самых преданных своих придворных, ответив на его предложения: «Я вижу, что вы думаете обо мне даже в ваших мечтах, посмотрим, смогу ли я исполнить их, но, как бы то ни было, моя признательность к вам всегда будет столь же реальной».
Победоносная война, которую В. В. ведет против турок, дело Вашей Империи против самой варварской и вредоносной державы, мнится мне, должно было стать общим делом всей Европы, если бы Державы могли постичь свои истинные интересы и интересы человечества.
Датский флот, занятый в Средиземном море бесплодной экспедицией против Алжира, показался мне достойным более славного применения против врагов Вашего Величества; мое рвение по службе и к общему благу не позволило мне колебаться, избрав в качестве предлога покупку земли для совместного владения Е. И. Высочества Великого Князя и Дании и еще одно дело, которое я должен был уладить между бывшей Прусской Индийской компанией и Данией, чтобы отправиться в Копенгаген; я рискнул открыть мои планы касательно лучшего и славнейшего использования этой Эскадры, представляя, что слава и подлинные интересы Короля и Дании кажутся мне тесно связанными с дружбой, которая объединяет их с В. В. и с великими мира сего, и попросить о поручении отправиться к Эскадре и присоединиться к графу Орлову, чтобы согласовать с ним план, для осуществления которого я осмелился испросить приказаний В. В. 25 января, адресовав мое письмо господину Теплову.
Я был благосклонно принят и мне предложили земли графа фон Ранцау [753] на Инландере [754], но хотя сперва показалось, что мои предложения об использовании Эскадры принимают с восторгом, мне сказали затем, что нынешнее положение не позволяет осуществить экспедицию, дав мне письменный ответ, который я повергаю к стопам В. В.
Я почитаю своим долгом доверить мое рвение высшей мудрости Государя, чей бессмертный гений взвешивает и оценивает события эпохи, достопамятной для судеб Европы и большей части человечества. Он слишком великодушен, чтобы не принять милостиво мои тщетные попытки преодолеть препятствия неисповедимой судьбы, мешающей мне сослужить ему службу, где значительность цели могла придать важность моим намерениям, и полностью вверить себя в Его милостивое распоряжение.
Да будет мне позволено, нижайше напомнив о моем ходатайстве от 25 января о направлении к графу Орлову, заметить, не судя наперед о слабых моих дарованиях: иногда случается, что кто-то видит ускользающее от другого, наделенного гораздо лучшим зрением.
Я осмелюсь с некоторой уверенностью утверждать, что самые решительные события могли бы явиться следствием планов, которые я согласовал бы совместно с графом Орловым, чтобы представить их на милостивое усмотрение В. В., если их исполнение, в чем я полагаю себя не вправе сомневаться, действительно возможно.
Я пребываю с почтительными чувствами покорнейшей и нерушимейшей преданности, и проч.
6. И. Ф. фон Струэнсе к С. фон Редерну, [1771]
Копия ответа графа фон Струэнсе [755]
на мое письмо к Королю [756].
После того, как я прочитал Королю ваше письмо и приложенный к нему проект, Его Величество повелел мне сообщить вам от его имени, что Он рад усмотреть из первого, что вы намерены обосноваться в его владениях, и что Он с удовлетворением распознал первые знаки вашей заботы о его интересах во втором, воспользоваться которым он не преминет, если позволят обстоятельства.
Я имею честь пребывать с наилучшими чувствами, и проч.
Письма Абаиси интересны, во-первых, как очередной вариант биографии восточного принца, лишенного захватчиками престола (ср. историю Тревогина, алхимические легенды и т. д.). При большом количестве родни он одинок – нет ни отца, ни жены, ни детей. Во-вторых, письма подчеркивают восприятие Русско-турецкой войны в качестве православного крестового похода, где каждый местный правитель оказывается естественным союзником России (ср. послание Феликса Антуана Кастриотто и деятельность Степана Малого). Потому, видимо, самозванца не сослали в Сибирь, а вежливо выпроводили из России, дав денег. Письма написаны на не очень правильном французском, видимо, под диктовку; подписаны другой рукой, явно не привыкшей к перу, при этом написание имени и страны постоянно меняется.
1. Иосиф Абаиси к Екатерине ІІ,
[1 октября 1771] [757]
Пресветлейшая и Державнейшая императрица,
В. И. В. дозволит, чтобы Иосиф Абаисс, принц Палестинский [758], простерся перед престолом и обратил к Вам почтительнейшие мольбы со всей возможной набожностью и смирением. Вот уже несколько лет, как враг христианской веры вторгся в мои владения, изгнал меня, лишил всех доходов и принудил с тех пор скитаться в печали по всей Европе, оставив мать, сестру, братьев и все местное дворянство со всем моим достоянием в тиранской власти неумолимого врага имени Христова. Взъярившись на веру христианскую с началом этой войны и желая вовсе уничтожить истинное и святое поклонение Богу, он избрал предлогом для насилия мою религию и задержку с уплатой дани, слишком высокой и непосильной, ибо непомерной и не сопоставимой с достатком страны. В подобном положении, горестном для сердца и для состояния моего, не оставалось мне ничего иного, как воззвать к великодушной щедрости христианских государей и князей, чтобы уплатить выкуп, требуемый за освобождение родных моих и дворян и составляющий изрядную сумму. Все дворы, которые я посетил, осыпали меня своими милостями, снабдили рекомендациями, паспортами и средствами на дорогу. Но поскольку только лишь В. И. В. защищает религию, которую Османская
