ученостью и вознесенную над всеми мужчинами Империи более обширной, чем некогда Римская. Я не богат, более того, нынче я дошел до крайней нищеты, за хвалы не взыскуя и не получая награды от хвалимого. Воистину, не часто случается возносить хвалы, ибо многочисленные пороки нынешнего века принуждают меня указывать на
Антихриста.
Нынче я осмелился писать к В. И. В., послать вам мой портрет, изготовленный в Париже, и публично посвятить вам Стихи в честь полезнейшего и добродетельного по природе своей Честолюбия вашего и великой заслуги быть Покровительницей Добродетели.
Если бы существовало много Екатерин II, я повременил бы и сперва снискал известность, воспев ее деяния в Поэме ученой и длинной, наподобие Тассо; Божьей милостью и усердными трудами я добился того, что коронован Поэтом и поелику дело обстоит иначе, соблаговолите принять в качестве любезного подношения мой Дар, хоть он и Малый. За сим, смею Вас уверить, что Честолюбие мое будет удовлетворено не иначе, как званием вашего Поэта и Историка.
«Настанет день, когда мое перо пророка
Опишет въяве то, что нынче недалеко».
«Как сладко думать, говорить себе:
Везде сейчас хвалы возносятся тебе.
При Имени моем Народы не стенают,
А в горестях своих меня не обвиняют.
Их темная вражда не хмурит мне лица,
Навстречу мне все устремляются сердца.
Так радуетесь Вы» [769].
Вот Портрет и Хвала, по праву причитающиеся В. И. В. Мне остается только восхищаться Вами и горячо надеяться увидеть вблизи Великую императрицу, которая издали, как Солнце, несет благодеяния Миру словесности, политики и войны.
Я был в Черногории. Сей народ уже находится под вашим высочайшим Покровительством, но я увидал, что он беден и разорен прошедшей войной. Правду сказать, что за их отношение к Степану Малому не заслуживают они, как в прежние годы, благодеяний, изливаемых великой Россией. Но что же? Дух невежества и смуты стал причиной разорения народа, который более других досаждал России в этой войне. Посему
«Не рассуждай понапрасну о них, но немедля спасайся,
Ибо хотя древняя слава о них не поет,
Страшный они и скупой, жаждущий крови народ:
Жестоких обычаев их ты остерегайся».
Историю мою с черногорцами В. И. В. может в подробностях узнать от великого своего министра Потемкина. Я должен был прибыть вместе с Полномочным Архимандритом Черногории, дабы припасть к ногам его величества, вместо того чтобы философствовать с мужчинами и складывать в Дрездене стихи для Вдовствующей Курфюрстины Саксонской, а нынче в Варшаве для Понятовского. О, жестокий жребий для столь возвышенной Души, как моя! Я утешаюсь тем, что если римский диктатор Марий умер в нищете, я все-таки живу среди разобщенных польских конфедератов, в надежде возродиться однажды под бессмертной сенью Екатерины II. Но слишком я Малый, чтобы говорить обо мне, и не смею надеяться на помощь и покровительство. И Архимандрит, и бедные Черногорцы, и я надеемся только на благодеяния В. И. В. Пусть же Архимандриту Петру Петровичу будет дарована милость испить в уголке из великого фонтана Императорских благодеяний, а если мне еще суждено отправиться в путь, первую же поездку я совершу в Петербург, чтобы самому объявить о том, что имею честь навеки пребывать перед лицом всего света
В. И. В. покорнейшим и преданнейшим слугой
Граф Стефан Заннович.
Первое письмо Заннович построил излишне сложно, стараясь разыграть все свои козыри: молодой привлекательный мужчина (прилагается портрет), философ, который может стать историком славного царствовования (увы, его постигла та же участь, что и остальных незадачливых историков). Заннович представляется как граф, а не принц, он коронован только как Поэт (но все же коронован), при этом намекая, что он на самом деле погибший Степан Малый. Второе письмо написано предельно просто (почему оно, в отличие от первого, не было переведено с итальянского), и цель его яснее ясного – просьба выслать денег.
2.2. Степан Заннович к Екатерине II,
[8 декабря 1775] [770]
Его Императорскому Величеству
Дрезден, 16 Хбря 1775
Знаете ли Вы, для чего второй раз пишу я Екатерине II, Императрице всея Руси и Покровительнице всех добродетелей? Для того, что нет у меня денег совершить путешествие в Санкт-Петербург. Господь призывает меня в Россию, ибо общий язык и вера делают меня согражданином отважных Русских, Победителей Турок. Наш общий ангел-хранитель побуждает меня беспрестанно писать В. И. В. и стараться поведать о себе. Знаю, что от того скоро стану я богат и счастлив. У Екатерины II премного добродетелей. Прекраснейшая из них состоит в том, чтобы отличать достоинства и награждать их, не взирая на глупцов и на этикет. Кто знает эту великую истину лучше, чем В. И. В.? Потому я все надежды возлагаю на вас. Фридрих ІІІ (так!), Король Пруссии, пишет и отвечает мне. Он лев слишком старый, и потому я не получил от него ничего, кроме слов. К тому же Русские в Германии говорят мне, что Екатерина II пишет наравне с Фридрихом III и более его покровительствует литературе и литераторам. Душа великая, для Трона рожденная, без помощи Твоей я пропал!.. Архимандрит Черногории прибегает к моему заступничеству перед В. И. В. Для себя желаю только одного: чтобы Екатерина II жила бессмертною, как Природа, на благо людей мудрых и добродетельных.
Надеюсь, что мое первое Письмо и Стихи, обращенные к В. И. В., находятся ныне в Ваших августейших руках, так же как, может быть, и мой Портрет. Не забудьте, что любезное Письмо ваше будет для меня ценнее и дороже, чем Переводной Вексель.
Желаю В. И. В. здоровья и бодрости и прошу верить, что я без всякой корысти пребываю
В. И. В. преданным почитателем
Граф Заннович-Баббиндон.
Анахарсис Клоц и шевалье д’Эон (1792)
В мае 1792 г., в возрасте 64 лет, кавалерша д’Эон отправила из Лондона в подарок Анахарсису Клоцу свой гравированный портрет в виде воительницы Афины Паллады. Народный трибун ответил даме убийственно серьезным посланием, поставив на службу Революции эоновы мифы. Он напечатал его в «Парижской хронике» (Chronique de Paris) 8 июня 1792 г. (№ 161).
Анахарсис Клоц к кавалерше д’Эон,
[12 мая 1792] [771]
Париж, 12 мая четвертого года.
Рука Граций вручила мне портрет галльской Минервы. Вместо благодарности я позволю себе заметить Героине нашего времени, что пришло время увековечить ей свою славу, вооружившись с головы до пят, как
