— Она одна поехала? — спросил Куманин, — никто ее не сопровождал?
— Проводил ее один из бывших учеников, — ответил подполковник, — но только до Томска, там посадил на московский поезд.
— Понятно, — сказал Куманин, — ну, а подробности о ее жизни можете сообщить. С кем общалась? Переписывалась ли с кем-нибудь? После ее смерти не обнаружили ли в ее квартире что-нибудь необычное?
— Послушай, — признался Мрктчан, — мы же ею практически не занимались. Квартиру не осматривали. Может, участковый и осматривал, а мы нет. Если бы чего по нашей части обнаружили, то, конечно, доложили бы. Сейчас уже, наверное, поздно все искать. Если и были какие письма или, скажем, открытки, то уже все сожгли. Год все-таки прошел.
— Да, — вздохнул Куманин, — поздно мы на нее вышли. Чуть бы пораньше, могли еще живой застать. Многое она, наверное, рассказала бы…
— Извини, — сказал подполковник Мкртчан. — Вопросов тебе не имею права задавать. Но, честное слово, не могу понять: вам-то зачем эта старушка понадобилась? Она что, резидентом здесь была каким? Просто интересно.
Подполковник отлично понимал, что могут сделать с ним, если милейшая старушка, обучавшая его дочку французскому языку и музицированию, была резидентом какой-нибудь иностранной разведки, снабжала эту разведку информацией об истинном положении вещей в далеких леспромхозах, о которых Запад до этого не имел ни малейшего понятия. Интересовался ведь сотрудник с Лубянки.
— Нет, — успокоил его Куманин, — не была она никаким резидентом, не волнуйся. Просто у нас в одном деле она пересеклась, возможно, чисто случайно. Я это и выясняю. Ты, часом, мальчика не знал около нее по имени Алеша Лисицын? Рыженький такой.
— Мальчика такого не знал, — ответил подполковник, — но в Томске, в обкоме партии, был Лисицын Василий Александрович. Вторым секретарем работал. Так он ей покровительствовал. Уже умер. Но у него дети и внуки где-то на материке. Кажется, в Риге. Я подробностей не знаю. Это ты уж, если надо, в Томске выясняй.
— А давно он умер? — поинтересовался Куманин.
— Лет десять прошло, — уточнил Мкртчан. — Он еще из старых большевиков. На партийной работе давно, чуть ли не с Владимиром Ильичем начинал. Старушка-то эта по большому счету была очень странной: то с работы ее хотели выгнать, то в психбольницу определить, то выслать куда подальше. А он ее под защиту всегда брал, несколько раз к ней лично приезжал. О чем-то долго беседовали. После этого наши партийцы ее в покое оставили.
— Хорошо, — сказал Куманин. — У меня еще, возможно, возникнут к тебе вопросы, Мкртчан, тогда позвоню. А пока попрошу, узнай, после нее не остались ли какие бумаги, документы, письма. Если да, то все перешли спецпочтой на Лубянку. Майору Куманину Сергею Степановичу.
— Постараюсь, — заверил подполковник Мкртчан.
РАПОРТ МАЙОРА КУМАНИНА
«…История человечества знает немало примеров, когда в ходе дворцовых переворотов, политических интриг, мятежей и революций пришедшие к власти представители новых правящих династий или классов избавлялись прежде всего от своих предшественников. В более давние времена это делалось путем банальных внесудебных убийств. Позднее к процессу устранения бывших властителей начали привлекаться судебные органы, находящиеся, как правило, под контролем новых властей. Например, если в позднем средневековье применялись внесудебные убийства, особенно частые в Англии в период так называемой войны Роз, во Франции в период гугенотских войн и в Италии в период правления дома Медичи, то уже начиная с процесса Марии Стюарт наблюдается устойчивая тенденция проводить физическое уничтожение свергнутых правителей в рамках существовавшего или существующего в стране уголовного права. Наиболее характерными и общеизвестными примерами в данной области являются: процесс короля Карла I Стюарта в годы буржуазной революции в Англии и процесс короля Людовика XVI в период Великой Французской Революции. Оба процесса, как известно, закончились вынесением свергнутым королям смертного приговора. Но независимо от метода уничтожения бывших правителей, внесудебного или судебного, подобные акции всегда, в интересах безопасности и спокойствия будущего правления, пытались совершать публично. Так, французский король Генрих III Валуа был заколот кинжалом религиозного фанатика, подосланного заговорщиками, на глазах у всей своей охраны и большого количества придворных. Французский король Генрих IV Бурбон был заколот кинжалом подосланного убийцы среди бела дня в центре столицы на глазах сопровождающего его конвоя и многочисленных горожан. Что касается приговоренных к смерти монархов, то приведение приговоров в исполнение проводилось публично на городских площадях при стечении огромного количества народа. Подобное поведение новых властей всегда диктовалось не их любовью к эффектным массовым зрелищам, а заботой о государственной безопасности и политической стабильности собственного режима. Публичная казнь свергнутых и судимых монархов как бы символизировала конец старого и начало нового общественного порядка, она пресекала различные слухи, кривотолки и недомолвки как у себя в стране, так и за рубежом.
Характерно, что казнь членов царского дома, как и членов аристократических фамилий, должна была выступать в качестве главной символики победы мирового пролетариата над буржуазно-монархическим строем. Во многих работах основателя нашей партии и государства, прежде всего, написанных до Великой Октябрьской революции, имеются постоянные ссылки на историю Французской революции, в частности, на гильотину, как на главный фактор изменения общественного сознания.
После победы Октября, когда возник вопрос о дальнейшей судьбе бывшего императора Николая II, В. И. Ленин и все его соратники безусловно были убеждены в необходимости открытого судебного процесса над Николаем II. В качестве главного обвинителя должен был выступать Л. Д. Троцкий, отличавшийся наиболее яркими ораторскими способностями. Процесс планировали провести аналогично процессу короля Людовика XVI, и завершить его смертным приговором, а также публичным приведением в исполнение. В данном контексте термин «публичный» не всегда следует понимать как всенародный. По ряду причин В. И. Ленин после прихода к власти вынужден был отказаться от казней на площадях по примеру Французской революции, но при исполнении ряда приговоров (например, в отношении Малиновского, Белецкого, Мануйлова, Андронникова и др.) присутствовала так называемая рабочая контрольная комиссия, составленная из представителей пролетариата, избранных рабочими и солдатскими комитетами, а также оформлялись необходимые протоколы и, по возможности, медицинские заключения. Однако ничего подобного не произошло при ликвидации бывшего императора Николая II и членов его семьи в Екатеринбурге летом 1918 года, напротив, вся эта акция, вернее, ее описание в сохранившихся документах, выглядит надуманной и неправдоподобной. После Февральской революции, приведшей к отречению от престола и аресту Николая II, началась мощная кампания по его полной дискредитации. Бывшего монарха объявили лично ответственным за Ходынку, 9 января, поражение в войне с Японией, подавление с помощью карательных акций и военно-полевых судов революции 1905 года, организацию еврейских погромов, Ленский расстрел, втягивание России в первую империалистическую войну и бездарное, преступное руководство войсками в этой войне, завершившейся Февральской революцией.
