Внутри руководящих органов КПСС, таким образом, у него практически не остается верных соратников, да и просто сторонников.
«Горбачев одержал несомненную победу», — комментирует эти события историк Р. Пихоя. Рискну добавить от себя — очередную тактическую победу. Стратегически Горбачев постоянно отступает. Не сумев вовремя реформировать партийную машину, он вынужден выдерживать страшный пресс ее давления.
И в этот момент перед ним встает во весь рост еще один, отложенный и очень болезненный вопрос: о реформе Союзного договора, о политическом устройстве СССР. О мере суверенитета республик. Но другого поля для маневра у него нет. Иначе он полностью потеряет свободу действий, перестанет определять ход событий. Он выбирает, как всегда, «третий путь», компромиссный. Путь, который должен примирить обе враждующие стороны: демократов и государственников, русских и «националов», кремлевскую элиту и местную, всех сразу В ходе раздачи нового пирога власти аппетиты всех лидеров (почти всех) должны быть удовлетворены, а статус-кво — сохранен.
Из «врага номер один» Ельцин внезапно превращается если не в друга (такое даже предположить сложно), то, по крайней мере, в партнера, полноправного участника политического процесса.
Победа в первом туре президентских выборов (Б. Н. набрал 57 процентов голосов) лишь подчеркивает это движение, этот стремительно меняющийся статус. Тот день, когда Ельцин вместе со всей Россией голосовал на избирательном участке (12 июня 1991 года), был историческим днем в его трехлетней политической борьбе — борьбе, которая заставила Горбачева во многом пересмотреть свои взгляды на бывшего коллегу по Политбюро.
Как мы помним, Горбачев после выступления Ельцина на октябрьском пленуме посчитал его «слабым» политиком. Ельцин доказал ему свою силу. Тем не менее борьба с кандидатом Ельциным по инерции продолжалась. Причем вели ее разные люди, и далеко не всегда они действовали по указке сверху. Для многих Б. Н. был символом чего-то страшного, предупреждением «откуда-то свыше», посланным стране испытанием. Помощники Ельцина вспоминают: «В газетах накануне дня выборов печатались устрашающие астрологические прогнозы. Говорилось о крайне неблагоприятном расположении звезд в день голосования, о разного рода опасностях, подстерегающих людей, которые выйдут 12 июня из дому (!) или даже откроют форточку».
А вот что говорил тележурналист А. Невзоров, комментируя замечание Ельцина о том, что, если его не выберут президентом, он уйдет из политики: «Это прямое, чистой воды свидетельство того, что политик не стремится сделать что-то для этих сотен тысяч нищих людей, бредущих по грязи со своими талонами. Ему нужна только власть, власть полная и неограниченная. И ничего больше!»
Но ни мистика, ни риторика, ни заклинания не помогли.
За Ельцина агитировала сама улица. Без телевидения, без властного ресурса, без мощного пиара — он побеждал благодаря тому, что был единственной альтернативой Горбачеву. По крайней мере, улица считала именно так. Частушка, сочиненная неизвестным поэтом, ярко свидетельствует о том времени:
Ельцин знает, что нам нужно,
Голосуй за Борю дружно…
Это «за Борю» в те дни работало гораздо лучше нагнетаемых страшных предчувствий и изощренной патетики. Выборы состоялись.
Теперь Ельцин может многое. Как всенародно избранный президент, он может свободно выступать в печати. Появляется и собственная российская печать — «Российская газета», газета «Россия», начинается работа по созданию Российского телевидения.
По-другому воспринимают его теперь и за рубежом. Во время визита на Украину с первых секунд Ельцин обращает внимание на то, что его принимают здесь «по первому разряду», с военным парадом, ковровой дорожкой, национальными флагами, по-украински пышно, подчеркнуто торжественно, как главу иностранного государства, а не как обычного российского чиновника. Во время визитов в США и на совещание Европарламента в Страсбурге становится окончательно ясно, что он — совершенно официальная, признанная в мире фигура, больше того, новый (альтернативный) лидер страны.
Он победил в мучительном противостоянии февраля — марта, когда союзное руководство пошло в прямую атаку на «псевдодемократов». Он выиграл выборы, он первый всенародно избранный президент на территории СССР. Наконец, та модель союзного государства, которая еще несколько месяцев назад казалась ему почти несбыточной, неосуществимой, во внезапно изменившейся политической ситуации приобретает черты реальности. Горбачев, которого он еще недавно призывал уйти в добровольную отставку, идет на невиданные прежде уступки.
Но радость и ликование, которое он испытывает в эти дни, сменяются глухой тревогой. Ельцин чувствует всю опасность того, что происходит за спиной Горбачева.
Начинается трудный, мучительный процесс согласования нового Союзного договора.
Что же будет дальше?
10 июля Ельцин торжественно дает присягу на российской Конституции.
Это — первая подобная инаугурация, и его волнение передается всем присутствующим в зале.
Неожиданно открывается боковая дверь и стремительно входит Горбачев. Он пришел поздравить Ельцина. Исторический момент. Два соперника, два непримиримых оппонента пожимают друг другу руки на глазах у всей страны.
Ельцин точно рассчитывает свои шаги, чтобы остановиться вовремя. Он хочет, чтобы Горбачев подошел к нему с рукопожатием, а не наоборот, вернее, чтобы они остановились в один и тот же момент (что трудно, учитывая разность их фигур), чтобы это была встреча равных. Слабо улыбаясь, понимая игру и принимая ее, Горбачев делает эти шаги.
И затем произносит речь. Голос его прерывается от волнения.
«Вот в стране и стало на одного президента больше», — говорит он.
И еще одна фраза из той же речи Горбачева: «Весь мир следит за тем, что мы с вами делаем».
Привычная горбачевская риторика затем окутывает, окружает эти первые фразы, но привкус горечи в настроении президента СССР очевиден всем. Ни улыбки, ни высокие слова поздравления не спасают.
Прозрачная вата вдруг исчезает, проступает истинная картинка. Напряженный, почти надломленный внутренней борьбой Горбачев проявляется лишь на мгновение. Готов ли он к компромиссу? Для многих это осталось в тот день загадкой.
Речь на инаугурации (первой в новой российской истории) хорошо отражает общий стиль Ельцина 1991 года. Еще нет резких эскапад, длинных пауз и неожиданных острот, нет попытки говорить афоризмами, нет эмоциональных перепадов. Ельцин 1991 года необычайно сдержан и даже сух. Лишь на встречах с избирателями порой проявляется его былой юмор.
