— Ни в коем случае! Я бы вообще не согласился на операцию!
Присяжные смотрели на него с симпатией. Тед спросил:
— Это ваша подпись под согласием на операцию?
— Да, моя.
— Можете вы прочесть нам, что там написано.
В тексте было указано, что пациент предупрежден о возможности инфекции, о случаях несращения кости и о возможных ограничениях функций ноги.
— Как же вы подписали это?
— В том состоянии я подписал не читая.
— Вы обвиняете докторов, что из-за операции потеряли работу. А мы выяснили, что вас повысили, сделав начальником мастерской. На работе вы тоже не читаете, что подписываете?
Джон смутился, присяжные удивленно заерзали.
— Когда я обратился в суд, я еще не был начальником. А на работе я читаю, что подписываю.
— Значит, прооперированная нога не мешает вам работать?..
Прошло два дня; по косвенным признакам мне казалось, что мнение присяжных колебалось то в одну, то в другую сторону. На третий день адвокат обвинения попросил судью сделать перерыв для собеседования втроем с Тедом. Они совещались час в кабинете судьи, присяжные отдыхали в своей комнате, мы томились в зале. Я говорил Виктору:
— Куда уходит наше драгоценное время! Ведь мы с тобой могли за эти дни сделать массу дел, провести несколько операций, принять десятки пациентов.
— Да, суд что-то затягивается, а мне завтра лететь в Японию. И я не хочу отменять поездку…
Появились оба адвоката. Тед отозвал в сторону Виктора. Когда оба адвоката вновь ушли в кабинет судьи, Виктор мне сказал:
— Адвокат обвинения предлагает прекратить суд, если мы согласимся заплатить Джону небольшую компенсацию.
— Что значит «небольшую»?
— Адвокат просит триста тысяч.
— Что?! — я был обескуражен, а Виктор только пожал плечами.
Опять вышел Тед и опять отозвал Виктора. Потом он снова ушел в кабинет судьи, а когда вернулся, сказал нам с Виктором:
— Мне удалось скостить половину — Джон получит сто сорок тысяч.
— Почему он вообще должен получать что-то? — Я не мог понять.
Тед пожал плечами:
— Доктор Френкель не хочет продолжать суд.
Виктор примирительно сказал мне:
— Я решил согласиться на компенсацию. Но твоя страховка не пострадает — это мой пациент, мое решение и все деньги пойдут с моей страховки.
Я был ошеломлен: столько волнений, переговоров, прерванный отпуск, уже маячивший на горизонте выигрыш — и все так бесславно закончилось. Зачем Виктор это сделал? Было у него что-то на уме, но я никогда этого не узнал. И присяжным не пришлось ничего решать.
Что лучше — жить богато или жить интересно? Интересную жизнь мы с Ириной уже имели. Теперь мы начинали входить во вкус состоятельной жизни. Мы вместе зарабатывали около 250 000 в год — сколько получает один процент населения. Но в Америке высокие налоги, и мы должны были отдавать почти половину дохода в федеральный, штатный и городской бюджет. Плюс к этому обязательный взнос на социальное страхование — 1,5 процента заработка (эти деньги будут нам возвращаться ежемесячно после 65 лет). В совокупности наш налог составлял более 100 000 долларов — пример того, сколько платят в Америке богатые люди за то, что они богаты. Три класса американского общества так и различаются — по сумме выплачиваемых налогов: высший класс платит очень много, средний класс — просто много, а низший — почти ничего или совсем ничего. Если доходы семьи ниже среднего уровня, то налоги не только не берут, но правительство компенсирует низкие доходы семьи выплатой разницы в деньгах до минимального уровня в 180 000 долларов.
Каждый класс общества делится по сумме налогов еще на три уровня. Доктора с доходом около 300 000 (500 000 по сегодняшнему курсу) относятся к «среднему высшему классу» (банкиры и юристы зарабатывают и платят больше). У нас были хирурги, зарабатывавшие в два-три раза больше меня, но и я был почти у вершины.
Вновь прибывшим иммигрантам из России понять все это было мудрено. Не платя налоги, многие из них морально продолжали считать себя высоким или средним классом. Однажды я сказал своему помощнику Лене Селя:
— Вчера я по почте отправил налоговым организациям все бумаги.
— Много они вам вернут? — наивно спросил он.
Леня был единственный работник в семье, получал низкую зарплату, в его голове не могла вместиться та сумма налогов, которую я платил.
Но что значила для нас с Ириной наша независимая в материальном отношении жизнь? Мы были так заняты своей работой и так много путешествовали по миру, что нам не приходило в голову «жить богатой жизнью». Все необходимое у нас было, двум пожилым работающим людям ни к чему роскошествовать. Когда у нас появились «лишние деньги», я стал все больше покупать дорогие (и не очень) книги по истории и искусству и много дисков классической музыки. И еще я часто после работы угощал в ресторанах своих друзей, помощников и учеников-резидентов. А Ирина не любила ни наряды, ни драгоценности, никогда не швырялась деньгами. В нашей семье она была казначейшей, я деньги никогда не считал, и когда их было мало, и когда стало много. Но говорят, что «богатеет не тот, кто много зарабатывает, а кто мало тратит». И перед нами встал совершенно новый для нас вопрос: как выгоднее вкладывать в доход то, что остается от налогов?
Каждый год к 15 апреля все американцы обязаны заплатить налоги на заработанные за год деньги — расплатиться с правительством. Это непреложный закон. Не все, конечно, любят отдавать деньги, и не все деньги. Но укрывать доходы опасно, за это можно даже угодить в тюрьму. Система налогообложения в Америке очень сложная и тонкая. Хотя инструкция для всех единая, но самим следовать ее указаниям очень трудно. Поэтому к услугам налогоплателыциков есть армия частнопрактикующих бухгалтеров — «аккаунтентов». Это одна из самых популярных в Америке профессий. За довольно высокую плату они составляют финансовый отчет своих клиентов, зная тонкости налоговых правил и какие расходы можно с налогов списывать.
Поскольку доктора являются частными предпринимателями, им не полагается пенсия по старости. Вместо этого каждый доктор имеет право ежегодно откладывать на собственный пенсионный счет 35 000долларов. Доктор может их ежегодно накапливать и вкладывать по своему усмотрению, не платя на них налог до тех пор, пока не станет снимать их со счета. За годы у каждого доктора так накапливается большая сумма. Но я начал свою частную практику, когда мне было под шестьдесят, и поэтому не смог бы много накопить за оставшиеся мне рабочие годы. Выяснилось, что для таких, как я, есть еще такое правило: я мог откладывать не 35, а 60 тысяч. К тому же, работая в ассоциации ортопедов, я от своих частных доходов платил 27,5 процента госпиталю за офис, секретаря и оборудование, и эта статья моих расходов тоже частично освобождалась от налогов. Если были в течение года деловые расходы — все списывалось, включая поездки на конференции, расходы на бензин или такси, питание во время работы и даже угощение деловых гостей в ресторанах. И любые пожертвования — на библиотеки, музеи и на нуждающихся — тоже снимались (хотя не полностью).
