Макмиллан отвечал, что последнее письмо Эйзенхауэра, как представляется, показывает, что администрация Соединенных Штатов отбросила идею о санкциях против Израиля и подумывает о решении, которое предоставило бы Израилю «достаточные гарантии». Соединенные Штаты решили поднять факел, брошенный в свое время Великобританией. Э. Иден, выздоравливавший в бостонском госпитале после тяжелой операции, написал Черчиллю о том, что его позицию в принципе разделяют в американском конгрессе как республиканцы, так и демократы. «Но, – с горечью писал Иден, – я не чувствую, чтобы это могло хоть на мгновение повлиять на Даллеса и на его линию в пользу подыгрывания арабам за счет французских, британских или израильских интересов».
30 ноября 1957 года Черчиллю исполнилось восемьдесят три года. Среди рождественских подарков, полученных им в тот год, был ящик израильских апельсинов от вдовы Х. Вейцмана Веры и виргинская ветчина от Бернарда Баруха. В мае 1958 года в хайфском университете «Технион», который он четыре года назад поздравлял с тридцатилетием, был торжественно открыт новый зал. Черчилль дал согласие на то, чтобы его назвали Залом Черчилля. На церемонии открытия У. Черчилля представляла его дочь Сара. «Они очень вас любят, – писала она, – и зал был спроектирован так, чтобы отметить ваши достижения и существовать как постоянное напоминание о вашей храбрости и вдохновении».
Сара сообщила своему отцу, как сильно хотел бы с ним встретиться премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион. Спустя несколько месяцев, когда Черчилль вновь отдыхал в «Ла Пауза», он прочитал в местной газете, что Бен-Гурион тоже находится на юге Франции. Черчилль пригласил его на ланч в «Ла Пауза». «Я глубоко ценю ваше приглашение, – отвечал Бен-Гурион, – пришедшее, к сожалению, слишком поздно, когда я уже находился в открытом море на обратном пути в Израиль». Бен-Гурион добавил: «Как и многие другие люди во всех концах света, я смотрю на вас как на величайшего англичанина за всю историю вашей страны и величайшего государственного деятеля нашего времени, человека, чья храбрость, мудрость и предвидение спасли его страну и весь свободный мир от нацистского рабства».
В ответ Черчилль написал: «Я часто думаю о вашей стране, и я с восхищением смотрю на то, как вы решаете свои великие задачи. Я верю, что у нас будет другая возможность встретиться в скором будущем».
В конце мая 1961 года, когда Черчилль находился в Лондоне, он получил от Бен-Гуриона просьбу о встрече. Черчилль с готовностью согласился, и 2 июня 1961 года принял в своем доме в Лондоне человека, с которым сам он разминулся на юге Франции и встреча с которым доставила столько удовольствия его дочери Саре в Израиле. Бен-Гуриона сопровождали его личный секретарь Ицхак Навон (ставший впоследствии президентом Израиля) и посол Израиля в Лондоне Артур Лурье.
Беседа между Черчиллем и Бен-Гурионом продолжалась около двадцати минут. Энтони Монтегю Броун сообщил в Форин офис, что Бен-Гурион сказал Черчиллю, что, по его мнению, Ирак «переживет» свержение монархии и «будет достаточно сильным, чтобы свергнуть собственных коммунистов». У него было «больше сомнений относительно выживания Иордании, которое напрямую зависело от жизни одного-единственного смелого человека, а именно короля Иордании». Бен-Гурион также сказал Черчиллю, что «Египет понемногу готовится к войне, что у них уже есть двадцать или больше истребителей МИГ-19, которые лучше, чем любые израильские самолеты, и что там находятся около 200 русских военных и военно-воздушных инструкторов». Он добавил, что попросил премьер-министра Гарольда Макмиллана «позволить Израилю получить доступ к требующемуся ему оружию для войны в воздухе»
Позднее Ицхак Навон так пересказывал дальнейшую беседу: «Черчилль сказал, что он всегда был другом еврейского народа и сионизма, на что Бен-Гурион ответил выражением восхищения его дружбой и его позицией во время Второй мировой войны как лидера свободного мира, спасенного благодаря ему. Он рассказал Черчиллю о своей жизни в Лондоне во время захвата Гитлером Европы и подготовки немецкой армии к высадке на Британские острова, и о впечатлении, которое на него произвела стойкая позиция британского народа». Во время разговора Черчилль упомянул, что он когда-то написал эссе о Моисее. Бен-Гурион проявил к этому большой интерес и попросил экземпляр. Черчилль подарил Бен-Гуриону экземпляр своей книги «Мысли и приключения», в которую вошло его эссе о Моисее. В конце встречи Черчилль повернулся к Бен-Гуриону и сказал: «Вы – мужественный лидер великого народа».
В сентябре 1961 года, за два месяца до восемьдесят седьмого дня рождения Черчилля, Энтони Монтегю Броун спросил его, не хочет ли он послать поздравление Бен-Гуриону по случаю его семидесятипятилетия. «Вы не делали этого в прежние годы», – сказал Монтегю Броун. Поскольку незадолго до этого два этих человека наконец встретились, Черчилль чувствовал себя вправе послать такое поздравление, что он и сделал, написав: «По случаю вашего семидесятипятилетия шлю вам мои поздравления и добрые пожелания». Бен-Гурион ответил на телеграмму Черчилля: «Дорогой сэр Уинстон! Я был глубоко тронут, получив ваше поздравление по случаю моего дня рождения, и был рад, что вы еще помните о таких пустяках. Я сразу вспомнил о нескольких незабываемых минутах, проведенных с вами в начале июня, и я храню как драгоценность вашу книгу, включающую эссе о Моисее. Я испытываю к вам уважение и привязанность, но отнюдь не только, и даже главным образом не только из-за вашей неизменной дружбы к нашему народу и вашей глубокой симпатии к процессу его возрождения на древней родине. Ваше величие далеко перешагнуло пределы Англии, и для него нет никаких национальных границ».
Коснувшись часто цитируемого высказывания Черчилля о том, что продвижение советского коммунизма представляет огромную опасность для послевоенного мира, Бен-Гурион вспомнил о высказанном еще в годы войны желании Черчилля, чтобы западные союзники вошли в Берлин раньше советских войск. В этой связи он написал У. Черчиллю: «Если бы в последний год войны ваш совет был принят, то серьезный кризис вокруг положения в Берлине, вызвавший тревогу всего цивилизованного мира, никогда бы не возник, а некоторые из восточноевропейских стран остались бы внутри пределов Западной Европы».
Бен-Гурион так закончил свое письмо: «Ваши слова и ваши дела неизгладимо запечатлены в анналах человечества. Счастлив народ, произведший такого сына».
«Я не преминул передать письмо Бен-Гуриона сэру Уинстону, которому оно доставило большое удовольствие», – сообщил Монтегю Броун израильскому послу Артуру Лурье. Спустя два дня сам Черчилль послал письмо Бен-Гуриону, надписав на конверте адрес его дома в пустыне Негев: «Дорогой премьер-министр, я очень обязан вам за ваше изящное и очаровательное письмо. Мне доставило большое удовольствие прочитать то, что вы написали, и я хотел бы снова уверить вас в моих самых теплых пожеланиях как Израилю, так и вам лично».
