Полина Серебрянская впервые была допрошена 28 февраля 1939 года (!). Ее обвиняли в недонесении на собственного мужа.
Тем временем реальный, а не придуманный с подачи «вождя и учителя» враг не дремал. В сообщении ТАСС от 27 января 1939 года говорилось:
«25 января погранвойска Грузинской ССР уничтожили трех человек, пытавшихся перейти границу со стороны Турции. Эти трое – троцкисты, пользовавшиеся поддержкой фашистов. У убитых были найдены пистолеты, ручные гранаты и подробные карты местности. Целью преступной группы было убийство Иосифа Виссарионовича Сталина, находящегося в Сочи. Однако пограничники заблаговременно узнали о преступном плане и истребили злоумышленников»[238].
Сообщение в газете «Правда» использовалось как дезинформация для введения в заблуждение истинных организаторов покушения, каковыми в данном случае выступали специальные службы Японии. Спецоперация готовилась с помощью бывшего высокопоставленного сотрудника госбезопасности Люшкова, 13 июня 1938 года бежавшего из СССР и предложившего свои услуги японским спецслужбам.
Начальник управления НКВД по Дальнему Востоку Генрих Люшков был одним из доверенных лиц Ежова. Он участвовал в следствии по делу об убийстве Кирова, а также в расследовании нескольких «заговоров» против Сталина. Его побег нанес ощутимый урон органам государственной безопасности Советского Союза. Люшков сообщил японской разведке совершенно секретные сведения об обороноспособности СССР на Дальнем Востоке, раскрыл известные ему данные о советской агентуре, о «засвеченных» и перевербованных агентах противника и другие факты.
В августе 1936 – июле 1937 года Люшков служил начальником Управления НКВД Азово-Черноморского края и, соответственно, обладал секретными сведениями об организации охраны Сталина во время пребывания вождя на отдыхе в Сочи и прилегающих районах. Для врага это представляло особый интерес.
После поражения у озера Хасан (29 июля – 11 августа 1938 г.) японские спецслужбы начали готовить операцию по ликвидации Сталина, получившую кодовое название «Медведь». Осуществить покушение путем открытого нападения силами небольшой (до десяти человек) диверсионной группы было практически невозможно. Во внутренней охране Сталина числилось около двухсот сотрудников, на вооружении у которых были пистолеты-пулеметы ППД образца 1934 года. Группы сопровождения также были вооружены автоматическим оружием. Внешнюю охрану в лесной местности осуществлял отряд пограничников. За три часа до приезда Сталина проверке подвергались все объекты, вплоть до коммуникаций. Район Мацесты с прилегающим лесом прочесывался (на территории Большой Мацесты находилась дача Сталина, в Малой Мацесте Сталин принимал сероводородные ванны – лечил полиартрит). Все подозрительные, на взгляд охраны, лица проверялись и при необходимости задерживались.
Повторим, расчеты японских спецслужб строились на показаниях Люшкова, который отлично знал систему охраны вождя, поскольку принимал участие в ее разработке.
В результате рассмотрения различных вариантов покушения был принят следующий план. Ночью боевики должны были проникнуть в подвальное помещение водолечебницы по трубе большого диаметра, снабжавшей лечебницу минеральной водой. В ночное время напор воды уменьшался, и труба заполнялась водой лишь наполовину. По трубе нужно было добраться до водосборника и там дождаться приезда Сталина, после чего через люк проникнуть в помещение операторов, регулировавших подачу и температуру воды. Ликвидировав операторов, диверсантам следовало проникнуть в смежную комнату – склад инвентаря для уборки помещений. Дверь комнаты выходила в коридор, где дежурили несколько охранников. Они были последним препятствием перед помещением, где вождь принимал лечебные ванны.
Операция готовилась скрупулезно. Были составлены подробные планы Мацесты и здания водолечебницы. На секретной базе в Чанчуне (а точнее, в Синьцзине – оккупированный в 1931 году город Чанчунь был объявлен столицей марионеточного государства Маньчжоу-Го и переименован) по этим планам в масштабе один к одному было построено здание водолечебницы. Боевики из числа белоэмигрантов прошли тщательный отбор и проверку по каналам японских и эмигрантских спецслужб. На вооружении группы было самое современное автоматическое оружие того времени, снабженное разрывными пулями. (В том числе компактный гранатомет особой конструкции; оружие подобного типа гитлеровцы разработали и пытались использовать в покушении на Сталина лишь в 1944 году.) Тренировки продолжались несколько месяцев, в итоге из десяти контрольных попыток девять оказались успешными. Отход боевиков планом операции не предусматривался: отойти против тока воды, поступавшей в трубу под большим давлением, или прорваться через несколько колец внешней охраны не представлялось возможности. Исполнители операции сознательно обрекали себя на верную смерть.
На пароходе «Азия-мару» диверсионная группа прибыла в Неаполь. Во время плавания режим секретности обеспечивали сотрудники японской разведки. Пищу боевикам подавали в каюты, на стоянках окна кают были зашторены. В Неаполе вся группа пересела на пароход «Талес», следовавший в Стамбул, а оттуда на катере сразу же направилась в пограничный с СССР район Турции.
24 января 1939 года боевики под видом научной экспедиции сошли на берег, проверили оружие и экипировку и двинулись к границе. Известны следующие (возможно, оперативные) имена диверсантов: Герман Люшков, Борис Безыменский, Исаак Зеленин, Николай Лебеденко, Леонид Малхак, Виталий Смирнов, Михаил Сурков.
После перехода границы группа, пробиравшаяся по ущелью в глубь СССР, неожиданно попала в засаду. На месте были убиты Лебеденко, Малхак и Сурков, остальным удалось уйти.
Как оказалось впоследствии, органы госбезопасности СССР были проинформированы о подготовке покушения советским агентом, работавшим под псевдонимом Лео. Японский историк Х. Есиаки в книге «Японские планы покушения на Сталина» предполагает, что им являлся переводчик МИД Маньчжоу-Го Борис Бжеманский. Не исключено, что Бжеманский и боевик Безымянский – одно и то же лицо.
Советской разведкой также была получена информация о подготовке японцами другой диверсионной группы – для взрыва бомбы на Красной площади во время демонстрации 1 мая 1939 года. Мы не вправе раскрывать истинные имена сотрудников, внедренных в тот период в секретные службы Японии. Можем только констатировать: источники советских спецслужб имелись в различных структурах военных и политических организаций этой страны, что позволяло быть в курсе сверхсекретных даже для большинства высокопоставленных японских чиновников событий и планов. Особенность нелегальной работы такова, что даже через много десятилетий (а порой и веков) истинные имена специалистов тайной войны остаются засекреченными…
