Сейчас говорят, что ГКЧП все равно победил. Опять какие-то игры, интриги. И чертовски обидно, что новоявленные вожди так бездарно использовали революционный энтузиазм и надежды.
Неужели агония отца совпадает с агонией страны, и он унесет ее с собой в могилу?
Вот тебе и Петр Степанович! Кто бы мог подумать?!
Хотя, чего, собственно, удивляться? Разве мы не видим: не осталось уже почти что настоящих Петров Степановичей, он, можно сказать, последний из могикан. А эти новые, молодые – им на все наплевать. Били их, наверно, мало, сажали мало! Теперь опереться не на кого, вторую подпись поставить некому – откуда же порядок в государстве возьмется?
Но это мы так, от себя добавляем, может быть, и зря. Не нашего ума это дело!
Средний и младший братья уехали на следующий день после похорон: младший торопился на какие-то соревнования, а средний плохо себя чувствовал и боялся совсем разболеться, не доехав до дому. Комнату Петра Степановича Лида помыла и проветрила, но старший сын Петра Степановича зашел в нее только в следующий выходной.
После отца не осталось почти никаких вещей, все его пожитки уместились в одном чемодане – изрядно поношенная одежда, которая уже никому не могла сгодиться. И был еще допотопный дерматиновый портфель.
В портфеле, в отдельном пакете из плотной бумаги, лежали документы Петра Степановича – паспорт, трудовая книжка, пенсионное удостоверение и сберегательная книжка. Была еще пачка с фотографиями и всякого рода справками и удостоверениями давних лет, лежали там и две сберкнижки 28-го года. Остальное же пространство вместительного портфеля занимали конторская книга с надписью «Гипотетические заметки дилетанта» и еще какие-то частично разложенные по папкам газетные вырезки и старые рукописи, написанные фиолетовыми чернилами – либо тоже в конторских книгах, либо просто на разграфленных больших листах, – старший сын пока не стал их смотреть, решив, что сделает это в другой раз. Он снова аккуратно уложил все в портфель, вынув из него только сберкнижку Петра Степановича, на которой была довольно большая сумма денег, остававшихся от продажи дома, и одну фотографию, где Петр Степанович стоял с мамой Катей под пальмой, а красивая надпись с завиточками сообщала, что это был Крым, 1927 год. Никто из детей даже и не знал, что папа с мамой когда-то были в Крыму. То есть, может быть, когда-то знали, а потом забыли.
Старший сын долго смотрел на эту фотографию, а потом поставил ее перед собой, оперев на ствол настольной лампы, пододвинул к себе машинку «Эрика» и принялся писать письмо братьям. Отец, получив эту машинку в подарок на свое 85-летие, никогда ею не пользовался и даже, кажется, не открывал. Вскоре после переезда в Харьков он принес ее старшему сыну и сказал, что он всю жизнь мечтал о машинке, но привык писать пером, и теперь ему уже поздно переучиваться. «А тебе, при твоем положении, пишущая машинка необходима», – сказал Петр Степанович.
Старший сын тоже прежде никогда не имел дела с машинкой, тем более что на ней нельзя было писать формулы, а он никак не мог обходиться без них в своей работе. Но коль скоро машинка оказалась у него на столе, он постепенно вошел во вкус и стал пользоваться ею все чаще, а формулы вписывал от руки. Воспользовался он ею и сейчас.
Здравствуйте, дорогие братцы!
Пишу на машинке под копирку, так как не хочется писать письмо дважды.
До крематория еще не добрался. Для получения урны на руки якобы следует иметь разрешение от начальства кладбища, где предполагается урну захоронить. Видимо, надо кому-то из нас съездить в Задонецк на кладбище, где похоронена Любовь Петровна, и узнать, можно ли там же похоронить прах отца.
Не возьму в толк, что делать с отцовской сберкнижкой. Отец так и не узнал, что его вклад недоступен. Сейчас эта книжка – пустая бумажка, и чует моя душа, что так оно и останется. Но все же сумма на ней приличная, а чем черт не шутит! По завещанию мы должны разделить отцовский вклад на три части (Аида от своей отказалась), даже и понимая, что делим пустоту.
Я побывал у нотариуса, но ничего вразумительного не узнал, понял только, что в этом деле не обойдешься без хлопот. Создастся впечатление, что нотариальные конторы специально организованы так, чтобы у клиентов отпала охота с ними иметь дело.
Как мне разъяснили, вступить в наследство мы сможем только по истечении срока в полгода после смерти папы. Для этого следует, прежде всего, написать заявления о том, что мы претендуем на наследство, или отказываемся от него (!). Заявления должны быть написаны каждым из нас в отдельности. Вы имеете право по доверенности позволить мне вести от вашего имени все дела по вопросу о наследстве.
Когда будете оформлять все бумажки у ваших нотариусов, пожалуйста, получите у них подробные консультации по вопросу о наследовании и сообщите мне об этом. Люди говорят, что нотариусы сознательно чего-то не договаривают, с тем чтобы к истечению полугода в наших делах не хватало какой либо закорючки, а отсутствие такой закорючки может привести к потере наших прав. В юридической конторе юрист не захотела мне дать разъяснения по этому поводу. Надеюсь, что когда мы сопоставим данные от разных нотариусов, у нас будет больше ясности.
Повторяю, все наши хлопоты могут оказаться пустыми, но то, что зависит от нас, я бы все-таки сделал.
Получив письмо старшего брата, средний брат съездил в Задонецк, разузнал, что нужно, про захоронение праха Петра Степановича и сообщил обо всем в Харьков.
Був у Задонецьку на кладовищі. Могилу Любові Петрівни я знайшов. Добре збереглась емальована табличка, прив'язана алюмініϵвим дротом до дерев'яної тумби. Навіть стоїть на могилі голубенький глечик, в якому колись ставились квіти.
Я радився з завідуючою кладовищем, що треба, щоб поховати там урну батька. Вона порадила просто закопати урну на могилі і поставити загальний пам'ятничок. Мабуть, я так і зроблю. На моϵ прохання вона написала бумагу зі штампом, що вона не заперечуϵ проти поховання праху нашого батька в одній могилі з його дружиною, цю бумагу я тобі і посилаю.
На кладовищі зібралось дуже багато нових поселенців. Є і знайомі. Лежить майже вся родина Бутенків в одному місці. Не вистачаϵ там тільки Івана та алкогольного Костика, який десь ще існуϵ. Лежать Яницькі, батько і мати, Доренко, колишній поклонник Любові Петрівни, і т.ін.
Приїхав я додому стомлений і засмучений спогадами.
У нас зараз така новина: держава продала нам квартиру, в якій ми живемо. Заплатили за неї 3830 крб. 30 коп. Для цього нам довелося позичити у Лізи 1650 крб. Таким чином ми її боржники. Якщо приймати до уваги, що гроші з кожним днем втрачають свою вартість, ми, мабуть, зробили вірно.
