Пьер Фуше был еще жив, когда его дочь стала супругой пэра. Этот скромный старик умер в мае 1845 года. Смерть пощадила его - и он не дожил до разразившегося скандала, который, несомненно, был бы жестоким потрясением для этого примерного отца семейства и религиозного человека. Утром 5 июля, по прошению Огюста Биара, полицейский комиссар Вандомского квартала именем закона приказал открыть ему дверь в укромной квартирке в пассаже Сен-Рок и застал там "во время преступного разговора" Виктора Гюго и его любовницу. В то время адюльтер сурово карался; муж был неумолим. Леони д'Онэ, "по мужу госпожа Биар", была арестована и посажена в тюрьму Сен-Лазар. Виктор Гюго сослался на закон о неприкосновенности пэра, и комиссар после некоторого колебания отпустил его. Тогда Биар подал жалобу канцлеру Паскье. На следующий день газеты "Патри", "Насьональ", "Котидьен" эзоповским языком сообщали о плачевном скандальном происшествии и о той неприятной миссии, которую должна выполнить палата пэров, - судить за адюльтер одного из своих членов. Дело дошло до того, что в этот скандал вмешался сам король, заставив художника Биара явиться в Сен-Клу и взять обратно свою жалобу. В ту пору поговаривали, что фрески, заказанные художнику для Версальского дворца, заставили его забыть о похождениях своей супруги.
Друзья и недруги долго издевались над этим скандалом, одни тайно, другие открыто. Ламартин отозвался на это событие трогательно и жестоко. Он написал графу Сиркуру: "Меня это очень рассердило, но подобные происшествия скоро забываются. Франция - страна гибкая. В ней быстро поднимаются даже с дивана". А в письме к Дарго он писал: "Любовное приключение моего бедного друга Гюго огорчает меня... Самым горестным для него должно быть то обстоятельство, что эта женщина оказалась в тюрьме, а он - на свободе". Король посоветовал Гюго на некоторое время уехать из Парижа, но он предпочел укрыться у Жюльетты, чтобы создать, как выразился Сент-Бев, "такое произведение, которое перечеркнуло бы приключение в пассаже Сен-Рок". Жюльетта ничего не знала об этом скандале. Встревоженная письмом сестры, госпожи Луизы Кох, жившей в Бретани, в котором та вопрошала: "Что означают статьи и заметки в "Насьональ" и "Патри"?", она искренне все опровергала. Что же касается госпожи Гюго, то она на утро после разоблаченного свидания выслушала признания виновника, отнеслась к ним весьма снисходительно и даже отправилась в тюрьму, чтобы навестить там плачущую госпожу Биар.
Слава может сразить с чудовищной силой.
Виктор Гюго
Происшествие в пассаже Сен-Рок не оказало существенного влияния на карьеру Виктора Гюго. Единственной жертвой стала Леони Биар, оказавшаяся в тюрьме Сен-Лазар среди проституток и женщин, совершивших прелюбодеяние. Тем временем госпожа Гамлен стала уговаривать ее мужа, соседа по имению в Самуа, чтобы он согласился освободить жену или перевести ее в монастырь Сакре-Кер, на что он имел полное право. "Дорогой соседушка, - шутливо сказала она ему, - лишь короли и рогоносцы обладают правом помиловать преступника. Воспользуйтесь редким случаем". Биар расхохотался и приостановил действия властей. Вслед за тем очаровательную Леони водворили на несколько месяцев в монастырь августинок на улице Невде-Берри. Расставшись со своим поэтом, который непрестанно посылал ей изумительные стихи, она тосковала в заточении и совратила монахинь - заставила их читать стихи Виктора Гюго. 14 августа 1845 года супругов развели.
Выйдя из монастыря, красавица, не очень раскаявшись, поселилась у своей бабушки. Вначале светское общество ее не признавало, но ей помогло заступничество госпожи Гамлен, да и сама госпожа Гюго согласилась быть покровительницей Леони д'Онэ, которая стала постоянным украшением салона на Королевской площади. Стремилась ли Адель тем самым показать величие своей души, или она хотела угодить мужу, являвшемуся теперь лишь ее другом, продиктована ли была эта тактика желанием провинившейся жены загладить свой проступок, сказался ли тут ее здравый смысл либо жажда отомстить Жюльетте Друэ? Как бы то ни было, она встречала Леони д'Онэ по-дружески, а та поучала Адель, став ее советчицей по части туалетов и убранства комнат. Ламартин был прав: во Франции быстро приходят в себя. Надо было, однако, заняться устройством жизни разведенной женщины. Она немного писала, опубликовала несколько статей, затем ряд книг; Гюго проявлял в отношении к ней щедрость, хотя, быть может, не такую, как ей хотелось, но больше он сделать не мог: "Я готов ради вас вытянуть из себя все жилы, но ведь жилы - не деньги".
Следует признать, что в то время его доходы не были значительными, так как он ничего не печатал. После разразившегося скандала он стремился не привлекать к себе внимания. Нельзя сказать, что Гюго не работал. Он обратился к прежнему замыслу - роману "Нищета", договор на который подписал когда-то с Рандюэлем и Госленом. То был социальный роман, подобный романам Эжена Сю, состоявший из четырех частей: истории святого, истории каторжника, истории женщины, истории куклы.
У Огюста Вакери, читавшего "начальные главы этой эпопеи, горло перехватывало от восторга". Его легко можно понять. Виктор Гюго выразил в этой книге свою глубокую жалость к отверженным и свое возмущение общественным строем, с которым он, казалось бы, примирился, но против которого восставал всем своим сердцем. Жюльетта, переписывая "Жана Трежана" (первое название романа), была им потрясена.
23 декабря 1845 года:
"Дай мне главы для переписки. Мне хочется поскорее узнать о судьбе великодушного епископа Д..."
3 февраля 1848 года:
"Они предстают передо мною, как будто бы я была среди них. Я ощущаю жестокие страдания бедного Жана Трежана и не могу сдержать слез, представляя себе судьбу этого несчастного мученика; я не знаю ничего более душераздирающего, чем жизнь несчастной Фантины, ничего более горестного, чем судьба Шанматье. Я переживаю судьбу всех этих персонажей, разделяю их несчастья, как если бы они были живыми людьми, - так правдиво ты их описал. Не знаю, как тебе объяснить, но книга потрясла и мое воображение, и ум, и сердце. Ты очень верно назвал ее - "Нищета..."
Жюльетта наслаждалась, как никогда, присутствием своего любовника и господина; ей пошло на пользу то обстоятельство (неведомое для нее), что Леони Биар находилась в тюрьме, а затем жила уединенно. В 1846 году Жюльетту особенно сблизило с Гюго глубокое горе, столь же страшное, как трагедия в Вилькье. Ее дочь Клер Прадье (отец запретил ей носить эту фамилию, ибо он имел теперь "законных" детей) была фактически удочерена Гюго, который выплачивал ей пенсию, давал ей уроки, осыпал ее подарками, был к ней искренне привязан. Она стала трогательной и грустной молодой девушкой, так как сознавала свою незаслуженно горькую участь, и, дойдя до отчаяния, призывала смерть.