Работы много. Надо отвечать на письма, надо отредактировать конспекты своих лекций по акустике и оптике. Побеждая усталость, Столетов продолжает работать.
А неприятностей становится все больше и больше. Недруги только и ищут повода придраться к Столетову. Новый предлог они находят весной 1893 года. Его предоставила история с диссертацией князя Голицына. Началась так называемая «голицынская история».
Надо заметить, что автором этой «истории» был отнюдь не Б. Б. Голицын, один из замечательнейших русских физиков, впоследствии основавший новый раздел науки — сейсмологию. История была затеяна темными силами реакции, увидевшими в научных разногласиях между Голицыным и Столетовым удобный повод к травле Столетова.
История с диссертацией Голицына могла бы вылиться в интересный и плодотворный научный спор, но стараньями противников Столетова, которых совершенно не интересовала научная сторона вопроса, делу был придан совсем иной оборот. Кстати сказать, эти люди и при желании не могли бы разобраться в существе сложнейших научных проблем, затронутых в диссертации. Что могли понять в них юрист Боголепов, математик Некрасов, граф Капнист!
Расчеты организаторов голицынской истории были просты. Столетов спорит с Голицыным, рассуждали они, а Голицын князь, да к тому же лично знакомый с президентом Академии наук великим князем Константином Константиновичем. Следовательно, у Голицына найдутся высокие покровители, которые поддержат поход против беспокойного профессора.
Вот как развертывались события.
Борис Борисович Голицын, работавший в лаборатории Столетова, представил ученому совету диссертацию на звание магистра. Диссертация Голицына носила название «Исследования по математической физике». В первой части Голицын исследовал общие свойства диэлектриков — непроводников — с точки зрения механической теории теплоты. Вторую часть своей диссертации ученый посвятил теоретическому исследованию лучистой энергии.
Рецензентом диссертации Голицына был назначен Столетов. Изучив труд Голицына, Столетов обнаружил в нем ряд ошибок в вычислениях и расчетах.
Промахи в диссертации действительно были. Здесь Столетов бесспорно прав. Но в диссертации было и много ценного, чего Столетов заметить не сумел. В этом заключалась его ошибка — одна из немногих ошибок, допущенных им в своей научной деятельности.
Из формул, полученных Голицыным, можно было путем математических преобразований вывести открытый в 1905 году так называемый закон Релея-Джинса, закон, верно отображающий распределение энергии в длинноволновой части спектра. Диссертация давала материал и для вывода закона смещения Вина.
Эти ценные положения диссертации основывались на смелом утверждении Голицына, что лучистой энергии можно приписывать определенную температуру. По Голицыну выходило, что температуру имеет даже безвоздушное пространство, через которое проходит лучистая энергия.
Столетову эти утверждения показались сомнительными. Ведь согласно представлениям тогдашней физики понятие о температуре считалось возможным применять только к веществу. То обстоятельство, что сам автор диссертации не сумел достаточно убедительно обосновать правомерность своих убеждений, еще больше укрепляло Столетова в их ошибочности. Но ошибался не Голицын, а он. Положение о температуре лучистой энергии вошло потом в физику.
По заведенному порядку Столетов пригласил к себе диссертанта и указал ему на промахи, содержащиеся в работе. Голицын согласился с тем, что в диссертации есть ошибки. Но в молодой запальчивости он отказался исправить их. Тогда Столетов заявил Голицыну, что он будет вынужден дать на диссертацию отрицательный отзыв.
Для того чтобы совершенно объективно оценить диссертацию, Столетов попросил факультет дать ему в помощь второго рецензента. Этот рецензент ему был дан. Вновь, теперь уже вместе с А. П. Соколовым, Столетов изучил диссертацию. Соколов полностью согласился со всеми замечаниями Столетова, и отзыв, подписанный Столетовым и Соколовым, был направлен в ученый совет факультета.
14 апреля 1893 года состоялось заседание ученого совета, на которое явились все недруги Столетова.
Адвокатом Голицыну дали профессора Некрасова.
Все на этом заседании было совсем иначе, чем обычно. На председательское место уселся не декан факультета, а сам попечитель учебною округа граф Капнист, явившийся на заседание для усиления группы, ополчившейся на Столетова. Все правила обсуждения диссертаций были нарушены.
Вначале речь должны были держать рецензенты, знакомя совет с отзывом. Но на этом заседании слово предоставили не им, а Некрасову, который необоснованно, грубо обрушился на Столетова.
После выступления Некрасова председатель опять-таки не дал слова Столетову. Началось чтение ответа Голицына на отзыв Столетова и Соколова. Это было беспримерным попранием элементарнейших правил рассмотрения диссертаций. Диссертант, по университетскому уставу, не имел права участвовать в обсуждении своей работы. Несмотря на протесты многих участников заседания, ответ Голицына был прочитан.
Недруги действуют грубо и нагло. Самым ведением заседания они хотят показать Столетову, что властны делать все, что им заблагорассудится.
Но Столетов не испугался. Он принял бой.
У него не было личной обиды. Дело не в нем. Ему ясно: здесь никому нет дела до научной истины, все происходящее здесь — это не научный спор, здесь другая подоплека. С возмущением Столетов говорит:
«…Весь доклад профессора Некрасова представляет собой не независимую критику диссертации Голицына, а критику отзыва уполномоченных факультетом рецензентов. Доклад ставит себе целью — по пунктам опровергнуть выраженные в нашем отзыве утверждения и не содержит ни одного указания о диссертации, не внушенного непосредственно текстом отзыва. Такого рода доклад не соответствует цели и неприличен по форме.
…Считаю ниже своего достоинства отвечать на критику профессора Некрасова антикритикой, как ни легка была бы такая задача. Неприличный памфлет профессора Некрасова есть не более как акт слепой враждебности ко мне…»
Горячо поддерживая друга, выступил против попрания прав университетской корпорации и Тимирязев. Дважды поднимается он со своего места, энергично разоблачая истинную подоплеку всего происходящего.
«…Никогда еще факультет, с тех пор, что я имею честь присутствовать в его заседаниях, не подвергался подобному оскорблению», — говорит Тимирязев.
Он гневно клеймит профессора Некрасова.
«Считаю своим долгом, — говорит Тимирязев, — протестовать против заключения объяснительной записки ординарного профессора Некрасова, предлагающего факультету признать доклад профессоров Столетова и Соколова «недействительным».
