______________
* Вест. Р. Г. О.1859, XI, 119.
** Послов. Даля, 430.
*** Изв.Aк.H.,III,207.
**** D. Myth., 585; Терещ., V, 52.
***** Совр. 1856, XI, смесь, 3.
****** Рус. Бес. 1856, III, ст. Максимов., 82; Сахаров., II, 21.
******* Этн. Сб., V, 80.
******** В Томской губ. от угара ставят в избе горшок с конским пометом (Этн. Сб., VI, 133). Если при покупке лошади она станет испражняться, то, вместе с нею, должно взять и выкинутый помет и отнести его на свой двор; не то не будут водиться лошади (Астрахан. губ.).
********* О мифическом значении коров см. следующую главу.
********** D. Myth., 624-6.
*********** Die Gutterwelt, 149.
************ Ч. О. И. и Д. 1865, III, 157.
************* Изв. археологич. общ., III, 258-271; IV, 169-171.
************** Сахаров., II, 49; Владим. Г. В. 1844. 49. В старину русские князья воздавали своим коням, павшим в битве, честь погребения; в Ипатьевской летописи под 1149 годом читаем: "конь же его (князя), язвен велми, умре; князь же Андрей, жалуя комоньства его, повел и погрести под Стырем" (П. С. Р. Л., II, 47).
Большая часть имен, даваемых в санскрите оленю, происходит от корней, указывающих на быстроту движения. То же понятие "быстро бегающего" животного (325) заключается и в слове олень, др.-слав. елень, пол. ielen, илл. jelin, чешс. gelen, литов. einis, греч. eлaфoc, eллoc, eллoc, др.-нем. elah (лось), англос. eich, скан. elgr, ирл. eilidh, кимр. eilon и elain (лань) - от санскр. корня г, аг - ire (ага - быстрый, ирл. агг- олень), который переходит в аl. il, еl (греч. eлaw, eлauvw - идти, aлnui - бежать, лат. ala - крыло, ala-cer - быстрый, др.-нем. flan=eilen - спешить, устремляться, ирл. ailim, allaim - идти, двигаться, а1 - лошадь, аill - поездка, ealaidhim - бежать, ealamh - скорый и пр.). Рус. лань, пол. lania, лит. lone, ирл. Ion имеют корнем rn, ran (rana - движение), с заменою г звуком l*. Поэтическая фантазия, допустившая сравнение стихийных явлений природы с быстроногим конем, с равным правом могла уподобить их и оленю.
______________
* Пикте, I, 438-9.
Вместе с золотогривым-золотохвостым конем народный эпос знает и золоторогого оленя*. В свадебной песне поется о нем:
______________
* Н. Р. Ск., II, 28 и стр. 388; VII, стр. 43.
Не разливайся, мой тихой Дунай!
Не заливай зеленее луга;
В тех ли лугах ходит оленюшка,
Ходит олень - золотые рога.
Мимо ехал свет Иван-господин (жених):
"Я тебя, оленюшка, застрелю,
Золотые роженьки изломлю!"
Не убивай меня, свет Иван-господин!
В некое время я тебе пригожусь:
Будешь жениться - на свадьбу приду,
Золотым рогом весь двор освещу (Москов. губ.).
Или: В чистом поле все полынь-трава,
В той полыни ходит белый олень,
Белый олень - золотые рога.
Иван-господин ездит-гуляет,
На бела оленя он плеткою машет.
Белый олень возмоляется:
"Иван-господин! не маши плеткою,
Я ведь тебе на время гожусь:
Станешь жениться - на свадьбу приду,
На двор взойду - весь двор освещу.
В терем взойду - всех гостей взвеселю". (Саратов, губ.*)
______________
* Сравни Рус. Бес. 1860, II, 79.
Сербская колядка, обращаясь к хозяйке дома, рассказывает о св. Петре, который на праздник Рождества Христова выезжает на златорогом олене:
У ранила стара мajкa
Светоj цркви нa jyrpeн(ь)y;
Cycтpeтe je свети Петар
Ha jeленy златорогу,
Златорогу и парогу.
В другой сербской песне блеск золотых рогов оленя сравнивается с солнечным сиянием:
Што се cиja кpaj горе зелене:
Да л' je сунце, да л' je мjecечинa? (326)
Нит' jе сунце, нит' jе мjесечина,
Beh два златна рога ощелта*.
______________
* Срп. н. пjecмe, 1,115-6,166.
Старинная немецкая песня воспоминает о Солнцевом олене:
Den Sonnenhirsch sah ich
Von Sudcn kommcn,
Von zweien am Zaum geleitet;
Auf dem Felde standen
Seine Pusze,
Die Horner hob er гит Himmel*.
______________
* Die Gotterwelt, 104.
С поворотом солнца на лето соединялась мысль о возрождении творческих сил природы и приближающейся весне, устрояющей брак неба с землею. Из дальних зимних стран солнце устремляло свой возвратный бег в виде златорогого оленя, несущего свет миру; но как в образе коня олицетворялись и дневное светило, и вихри, и грозовые тучи, так и олень служил поэтическим символом для тех же самых -разнообразных явлений. Вот почему на Коляду славят выезд св. Петра (т. е. громовника, отпирающего весеннее небо - см. гл. XVIII) на златорогом олене. В Германии был обычай рядиться на Рождество и Новый год в оленьи шкуры и бегать по улицам, против чего еще в VI веке восставала церковь с своими осуждениями (о значении ряженья см. следующую главу)*. По свидетельству Ригведы, Маруты мчатся по небу на колеснице, запряженной антилопами; в Эдде четыре главные ветра олицетворены оленями, поедающими листья мировой ясени, т. е. ветры рвут и разносят небесное дерево-тучу. Любопытный намек на представление грозового облака - оленем встречаем в русском поверье: с Ильина дня, говорят крестьяне, вода холодеет оттого, что в этот день олень купается (обмакивает в реку свой хвост, свою ногу)**, или, по другому выражению, холодеет она оттого, что олень насцал в воду. В Воронежской и в других губерниях связывают это поверье с Ильею-громовником, заступившим место древнего Перуна; 20-го июля он, по общему убеждению, разъезжает по небу, производит громы и, проливая дожди, купается в их потоках или мочится на землю. В числе других метафорических обозначений дождя стародавние предки наши уподобляли его и моче, испускаемой Перуном или облачным оленем (см. XIII главу). Потому с Ильина дня крестьяне перестают купаться; в некоторых же местах такое охлаждение воды относится ко времени более позднему: думают, что олень обмакивает свой хвост или ногу 1-го августа.
______________
* Ibid., 237.
** Вест. Р. Г. О. 1851, III, 5; Сахаров., II, 46.
Быстрота зайца вошла в поговорку; сербы говорят: "брз као зец, као тица"*. Санскр. saya, cacaka - заяц, кролик от cac - saltare; от этого же корня производит Пикте др.-нем. haso (при посредстве формы kaca или kasa), литов. kiszkis и слав. заяц, предполагающее утрату одного слога, с прибавкою суффикса**. Относительно слова заяц мы склоняемся более к производству г. Ми-куцкого: в санскрите корень hi выражает понятие; двигаться, приводить в дви(327)жение; так как санскритскому h в наречиях славянских соответствует звук з, напр., vahami - везу, и так как понятия движения, быстроты и света постоянно обозначаются одними и теми же речениями, то, очевидно, областные русские зиять и зеять (блестеть, сиять) роднятся с санскр. hi. От корня hi происходят haj, hajami - ire и haja - equus, собственно: быстробегущий, слово, тождественное славянскому да-д"ць (заяц, чешек, zagic, серб. зец, пол. zajac); окончание /адь, ас образовалось по той же форме, как и в слове: мес-яць, miesiec^ санскр. mas***. Необыкновенная подвижность, прыткость зайца - в самом названии, данном этому животному, уже сближала его с представлением быстро мелькающего света. У нас до сих пор колеблющееся на стене отражение солнечных лучей от воды или зеркала называется игрою зайчика; детское зая означает: огонь; в Курской губ. зайчики - синие огоньки, перебегающие по горячим угольям****. Индийский миф уподобляет зайцу лунный свет, и очень может быть, что такое уподобление родилось в то время, когда фантазия первобытного человека была поражена игрою лунного блеска на поверхности вод, колеблемых ветром. Чандрас, индийский бог луны, носит зайца, и самый месяц называется в санскрите caca-dhara (носящий зайца), cacanka и cacin (имеющий знак зайца, заячий). Верование это уцелело между буддистами; монголы и жители Цейлона в пятнах луны видят изображение зайца. Рассказывают, что верховный бог Будда, пребывая на земле в виде пустынника, заблудился однажды в лесу и после долгого скитанья повстречал зайца. Слыша жалобы пустынника, что он голоден, заяц сказал ему: "разведи огонь, сжарь и съешь меня!" Будда развел огонь - и заяц прыгнул в пламя. Тогда Будда явил свою божественность, выхватил зайца из пламени и поместил его на луну, где он и виден до сего времени*****. Ипатьевская летопись упоминает о поклонении литовцев заячьему богу: "Миндог же посла к папе и прия крещение; крещение же его льстиво бысть: жряше богом своим в тайне (вычисляются имена языческих богов, между прочим, и "заячий бог"); егда выехаше на поле и выбегняше заяць на поле, в лес решения не въхожаше вну и не смеяше ни розгы уломити"******. Эта суеверная примета разделяется немцами, финнами и славянами. У нас верят, что если заяц или белка перебежит дорогу, то ожидай неудачи или какого-нибудь несчастия*******. "Щобы му заяц дороги не перебег!" - говорят в Галиции, выражая тем доброе пожелание путнику********.
______________
* Срп. н. посл., 29.
** Пикте, I, 446-7.
*** Изв.Aк.H.,IV,412-3.
**** Доп. обл. сл., 321.
***** D. Myth., 679.
****** П. С. Р. Л., II, 188.
******* VolksliederderWenden, II, 259; Вест. Р. Г. О. 1853, III, 6; Сл. нар. раз., 137; D. Myth., 1079-80.
******** Ж. М. H. П. 1842, т. XXXIII, 110. Чтобы избежать беды в том случае, когда заяц перебежал дорогу, должно переломить кнут или палку (символ молнии) и один конец бросить туда, откуда он выскочил, а другой туда, куда направил свой бег (Вест. Р. Г. О. 1853, III, 6).
В народных сказках добрый молодец (бог-громовник) прежде, чем вступит в брак с красавицей невестою, должен спрятаться от нее так, чтобы она не могла найти его; орел уносит его в поднебесье, рыба на дно моря, а богатырский конь скрывает его в своем хвосту или гриве: орел, конь и море суть поэтические представления дожденосных туч, в недрах которых прячется молния. Но зоркая невеста всюду находит его, пока, наконец, не догадался он превратиться в цветок (см. ниже о Перуновом цвете = молнии) и не украсил собою ее роскошных волос (см. выше, стр. 169). В немецкой редакции этого любо(328)пытного сказания ("Von der Konigstochter, die aus ihrem Schlosse AUes in ihrem Reich sah") доброму молодцу помогает лиса, которая приводит его к источнику и, окунув в воду, оборачивает морским зайчиком (meerhaschen); зайчик понравился королевне, и она купила его. Следуя советам хитрой лисы, зайчик заползает в длинные косы королевны, и сколько ни смотрела она в окно своего замка - но не могла отгадать, где скрылся добрый молодец; т. е. красавица - всевидящее солнце видит из своего небесного терема всю вселенную и до тех пор находит сказочного героя, пока он не спрячется в ее собственных косах, или простое: пока темные тучи (издревле уподобляемые волосам, см. стр. 60) не заволокут дневного светила и не лишат его зоркости (= света)*. Такое затемнение солнца грозовыми тучами на поэтическом языке мифа называлось вступлением богини Зори в брачный союз с громовником. Зайчик- метафора мелькающей молнии; эпитет "морской" придан ему на том же основании, на каком дождевые облака назывались морскими кобылицами: зайчик-молния купается в дождевом море. На Руси существует поверье, что, плывя по воде, не должно поминать зайца, потому что этого не любит водяной и, осердившись, подымает бурю (= грозу; сличи на стр. 390 с подобным же поверьем о медведе)**. Участие лисы в немецкой сказке также не лишено значения, ибо (как сейчас увидим) в ее образе олицетворялась грозовая туча. Белка самым именем своим роднится с понятием света, за которым остается постоянный эпитет: белый***; областное название белки векша (бенг. begi, bigi) соответствует санскр. vegin - быстрый, проворный, одно из имен сокола, от корня vig - ire, tremere, trepidare****. В разящих молниях арийские племена видели золотые зубы громовника (см. глав. XIV), и под влиянием этого воззрения лесные и домовые грызуны: заяц, белка, крот, мышь и крыса, ради крепости своих зубов, принимались древними поэтами за метафорические обозначения молний. С таким мифическим значением является белка в сказании Эдды о мировом дереве туче Иггдразилли (см. гл. XVII). Народная сказка говорит о чудесной белке, которая, сидя на дереве, поет песни и грызет орехи- только не простые: скорлупа у орехов золотая, а зернышки - настоящие перлы*****. В некоторых местах Германии соблюдается обычай - на Светлой неделе, при возжжении праздничного огня (Osterfeuer), гоняться по лесу за белкою до тех пор, пока, утомленная, не попадется она в руки преследователей******; подобно тому в Риме был обычай преследовать весною зайца. Изображая весеннюю грозу в поэтической картине небесной охоты (см. главу XIV), фантазия уподобляла быстро мелькающие молнии - трусливым зайцам и белкам, поспешающим укрыться (спрятаться) в недрах темных туч от преследований дикого охотника (Одина), который гонится за ними в стремительном полете бури. Во знамение этого небесного явления язычники совершали на праздник весны символический обряд ловли зайца или белки*******. По другому представлению, гроза уподоблялась битве, почему со всеми животными, в образе которых (329) олицетворялись тучи и молнии, соединялись приметы о войне, губительной смерти и других бедствиях, нераздельных с народными распрями. Если забежит белка в деревню - быть несчастию; появится в лесу много белок - ожидай войны;******** "волки воют и белки скачут - мор будет и война встанет"*********. В старину зайцев не употребляли в пищу, почитая это грехом; в указе патриарха Иосафа сказано: "а зайцев, по заповеди божией, отнюдь ясти не подобает"**********; в некоторых уездах простолюдины и до сих пор убеждены, что заяц - поганый и есть его не следует***********.
