Что правда, то правда, четким итальянским произношением, хорошей дикцией эта француженка похвастаться не могла. Публика восхищалась ее великолепным голосом, но среди переливов и оттенков, всплесков и акцентов не могла «отыскать» слов. Пренебрежение же словом вредит вокальному аппарату и снижает выразительность вокальной линии. Если слово и звук не идут параллельно, немалая часть личности артиста остается невыраженной. Общее впечатление будет как бы испещрено темными пятнами, которых не компенсировать никаким, даже самым светлым звуком. Не говоря уже о том, что невнятное, плохо артикулированное слово притупляет внимание слушателя, мешая ему сопереживать тем чувствам, которые являются пружиной происходящей драмы. Есть основания подозревать, что причина неожиданного заката Джины Чиньи отчасти кроется в недостатке у нее того «стремления сказать», которое отличает инструмент певца от всех прочих музыкальных инструментов.
Параллель Капелла — Чинья
Голос Хуаниты Капеллы не был столь красив, как голос Джины Чиньи, но он обладал большей полнотой и объемом. Скандированная, драматичная словоподача и стремление дать высшее, «идеальное» воплощение своего персонажа придавали исполнению Капеллы скульптурную рельефность.
Присущий Чинье дар рационалистического мышления толкал ее ко всевозможным экспериментам; она постоянно взвешивала различные вероятности, высчитывала и пробовала, стремясь разгадать вечную загадку сценических подмосток. При этом, однако, она всегда умела, мобилизовав все свои сильные стороны, владеть заинтересованностью публики и никогда не разочаровывала ее, несмотря на то отсутствие словесной выразительности, о которой говорилось выше.
Обе они пели репертуар, требующий огромных голосовых данных, предельной самоотдачи и сопряженный с такими затратами нервной и физической энергии, которые лежат у предела выносливости женского организма. И обе были принуждены капитулировать задолго до срока.
Джина Чинья, войдя в моду, сжигала себя безоглядно, стараясь на все сто процентов использовать благоприятный момент, ее момент. В этой гонке с препятствиями она оставила позади Скаччати и Аранджи-Ломбарди, но сзади ее уже настигала другая соперница, моложе и сильнее ее. Страх поражения и горячка состязания лишили ее правильного дыхания: сначала в ее голосе появилась пестрота, затем сип, и наконец она замолчала навсегда.
Капелла за несколько лет проиграла не только голос, но и жизнь. Театр — это спрут-кровопийца. Он может лишить певца его оружия, может и убить.
Скажем в скобках доброе слово об одной такой безвременно обезоруженной вокалистке, о Джаннине Русс. В ожидании своего последнего дня она поселилась в Доме Верди,[6] стены которого приютили немало артистов, потерпевших жизненное кораблекрушение. Исполнительница возвышенная и одухотворенная, она была украшением оперной сцены. Сегодня все считают ее умершей, как и ее былую соперницу Эстер Мадзолени, преподающую в Палермо. Рядом с парой Капелла — Чинья по ассоциации следует вспомнить пару Русс — Мадзолени.
У той и у другой были голоса героического звучания, звеневшие металлом. Сходные по диапазону и певческой манере, они были неравноценны по величине. Голос Русс был несравненно большего объема, и при этом звучал ровно сверху донизу.
Итак, четыре превосходных — и начисто забытых голоса. Пепел забвения покрывает этих живых усопших. Да, артист, перестающий петь, считается усопшим, даже если он жив. Что осталось нам от этих четырех некогда знаменитых певиц? Плохая пластинка, напетая Джиной Чиньей, — это даже не тень ее блестящего, какого-то звездного сопрано. Микрофон, увы, солгал и на этот раз.
Чечилия Гальярди
Эта певица родилась в Риме; голос ее отличался плотностью камня и выносливостью растущих на ее родной земле сосен. Высокого роста, крепкого сложения, она оправдывала свою фамилию.[7] Пишущий эти строки видел и слышал ее в 1922 году в «Бале-маскараде», шедшем на сцене мадридского театра «Реал». Она только что пропела романс третьего акта и вдруг на словах «Словно стебель засохший оставив» зашаталась и потеряв сознание, рухнула на авансцену. Большинство публики жалело артистку и выражало сочувствие, некоторые принялись подтрунивать — трагическое и смешное в нашем мире идут рука об руку. С этого дня о Чечилии Гальярди как о певице больше не говорили.
По крайней мере, некоторые из подобных случаев следует объяснить неправильной техникой дыхания. Известно, что певческое дыхание у мужчин и женщин неодинаково: диафрагмально-реберное у женщин, диафрагмально-реберно-брюшное у мужчин. Не исключено, что определенного рода заболевания порождаются в женском организме употреблением брюшного типа дыхания. Глубокое нижнебрюшное дыхание вызывает раздражение тканей матки, что может повлечь за собой развитие недуга, подчас неизлечимого. Прибавьте к этому неверному дыханию еще и влияние сценического волнения, которое, воздействуя на певца изо дня в день, может вызвать неврозы, дающие фонастению на фоне общего расстройства организма. Наблюдения эти подтверждаются отнюдь не редкими примерами психофизиологических катастроф, случающихся с вокалистами; там где пение не имеет какого-то высшего права на существование, где оно является не порождением духа, а лишь фактом физиологии, там оно недолговечно, как пепел, как вздох, как сказанное и отзвучавшее слово.
Напрасно мы стали бы отрицать духовность вокала, его высшую оправданность у тех вокалистов, которые доказали, что упадок не властен над ними, что износ голоса им не угрожает. И наоборот, угроза такого упадка постоянно висит над певцами, которые, будь то по неспособности, по неопытности или по неосведомленности, не выработали в себе артиста. Именно артистизм является необходимым дополнением техники, именно он оберегает голос от губительных перерождений. Позитивная наука регистрирует лишь внешние явления, которые можно исчислить, измерить и предвидеть, она изучает, каким образом следует использовать инструмент, который в распоряжение певца предоставляют природа и его собственный организм. Но это не все. Когда вы приобрели навыки игры на вашем инструменте, мало уметь извлекать из него более или менее совершенные ноты. Нужно пойти дальше биологии и дальше вокальной техники, чтобы вступить в прямой контакт с реальностью сердца. И когда дух ваш овладеет этой реальностью, тело ваше станет легким, физические усилия уменьшатся, дыхание без труда справится со всеми препятствиями, эмиссия звука будет стихийной и естественной.
Мы были свидетелями угасания великолепных голосов; на нашей памяти обрывалась порой и жизнь их обладателей. Чечилия Гальярди еще жива, но голос ее, словно мумия, набальзамированная грезами и воспоминаниями, погребен в саркофаге ее души. Сегодня она могла бы, вместе с Кармен Мелис, сказать: «Доведись мне вернуться в театр, я пела бы совсем иначе».
Чечилия Гальярди в годы первой мировой войны и предшествовавшего ей пятилетия пела преимущественно в операх Верди. А Верди в своих требованиях непреклонен. Он требует от голоса предела его возможностей. Большие голоса, не умеющие отдохнуть на притушенных нотах, на пении воздушном, «остановленном», либо изнашиваются за короткий срок, либо бывают вынуждены сменить репертуар и исполнительский стиль. Подумайте хотя бы о том, какую физическую нагрузку для певицы представляет собой третий акт «Аиды»! Мало того, что ария Аиды «Здесь Радамеса жду» насыщена трудностями и изобилует внезапными высокими нотами. За нею следуют два дуэта и терцет, в котором накал страстей граничит с физическим насилием: Радамес и Амонасро нападают (каждый по-своему и ради своих собственных интересов) на ни в чем не повинную «милую Аиду». Не найдется такой певицы, чей вокальный аппарат и чье тело в конце этого акта не были бы исхлестаны усталостью. В течение почти целого часа диафрагма сотрясает органы нижнего отдела живота, молотя по ним, словно язык по стенкам колокола.
Без артистизма, без совершенного умения ни один голос не сможет в течение долгого времени выдерживать подобные изнурительные нагрузки, это беспощадно навязываемое нервам и голосовым связкам напряжение, эту невосполнимую потерю энергии, требующейся для пения (вдохновенного при этом) в высокой тесситуре, где необходимость четкой словоподачи, наложенной на экспрессию образа, становится настоящей пыткой.
Впрочем, возможно, что инцидент, происшедший с Гальярди, был вызван и другими причинами. Автор лишь хотел поделиться собственными соображениями на этот счет. Но как бы там ни было, в тот вечер удивительный голос умолк навсегда.
Роза Раиза
Обладательница голоса, замечательного по объему и тембровому колориту, Роза Раиза обратила на себя внимание в Риме, выступая во «Франческе» Дзандонаи. Она атаковала зрителей во всеоружии своей молодости и красоты; она, конечно, была Франческой, и никто другой быть ею не мог. Паоло в исполнении Аурелиано Пертиле, большого артиста и скромнейшего человека, достойно оттенял красоту ее голоса и лица.
