Но Бомарше не был бы Бомарше, если бы не создал гипотезу, которая, несмотря на всю свою экстравагантность, получила впоследствии косвенное подтверждение в одной легенде, относящейся к пребыванию прусской армии в Вердене. Говоря о том, что ее главнокомандующим был герцог Браун-швейгский, мы до сих пор не упоминали еще одно лицо, имевшее решающий голос в штаб-квартире, — самого прусского короля Фридриха Вильгельма II, сопровождавшего свои войска во французском походе.
Фридрих Вильгельм был племянником Фридриха II, который почти полвека занимал прусский престол. Фридрих Вильгельм II ничем не напоминал своего умного, образованного, ловкого и циничного дядю, которого сменил на троне. Новый король был неспособным, ограниченным, туповатым человеком, вдобавок отличавшимся странными причудами. Он был поклонником оккультизма, столь блестяще представленного графом Калиостро, состоял в тайном мистическом обществе «золотых розенкрейцеров» и, кажется, еще в каких-то секретных орденах. Одним словом, лучшей жертвы для одурачивания было не найти.
Но вернемся в занятый пруссаками Верден, как раз в дни, предшествовавшие сражению при Вальми. Его величество в один из вечеров давал бал в честь прусских офицеров и французских дворян-роялистов. На балу было шумно и весело. Тема разговоров была одна: скорый разгром революционеров и падение Парижа. Неожиданно к королю почтительно подошел человек, одетый во все черное. Он шепотом произнес несколько слов. Король вздрогнул — эти слова были хорошо известным ему паролем таинственного ордена «золотых розенкрейцеров». Безусловно повинуясь знаку, поданному незнакомцем, Фридрих Вильгельм вышел из шумного зала. Пройдя через роскошные апартаменты, предназначенные для знатных гостей, король и незнакомец оказались в небольшой комнате. Ее стены были окрашены в темный цвет и зловеще освещались отблесками пламени, вырывавшегося из пылавшего камина. Пока король оглядывал это мрачное помещение, незнакомец исчез. У Фридриха Вильгельма возникло легкое опасение, не завлекли ли его в ловушку. Он уже сделал движение, чтобы двинуться в обратный путь, но его остановил мягкий голос, звучащий приглушенно, словно из другого мира.
— Остановись! Не уходи отсюда, пока не выслушаешь того, что я тебе скажу…
В полутьме король различил какую-то фигуру. Нет, это был не живой человек. Перед Фридрихом Вильгельмом стоял призрак его покойного дяди. Сомнений быть не могло. Даже в полумраке король мог разглядеть знакомое худое лицо с плохо выбритыми щеками. Характерный профиль, нос, запачканный табаком, живые глаза, сгорбленные плечи. Фридрих II — это был он и никто другой — явился одетым в свой силезский сюртук, который он носил в последние годы жизни. Старый Фриц опирался на трость, ручка которой была покрыта кожей, потертой от долгого употребления.
— Ты узнал меня? — спросил призрак голосом покойного Фридриха II. Правда, в нем звучали какие-то нотки, вызывающие сомнение. Но кто знает, какие изменения претерпевает голос человека в загробном мире! Убедившись, с каким вниманием и почтением его слушают, призрак обрел былую уверенность в себе.
— Ты меня узнал? Когда ты двигался из Баварии в Бреслау вместе с войсками, которыми я тебе поручил командовать, я заключил тебя в объятия и сказал: «Ты больше не мой племянник, ты мой сын; ты унаследуешь мою власть и славу».
Так вот, я пришел потребовать от тебя сыновнего послушания. Я пришел повторить тебе слова, которые император Карл IV услышал в лесу Манса: «Не езди более впереди на коне, тебя предали».
Призрак поведал Фридриху Вильгельму, что французские роялисты вовлекли Пруссию в опасное предприятие, что французы в массе своей не желают вмешательства иностранцев в свои дела…
На следующий день прусские войска, которые должны были возобновить движение в сторону Парижа, неожиданно получили контрприказ оставаться в Вердене. Две недели прусская армия топталась на месте. Затем произошло сражение при Вальми, где нерешительность прусского командования явилась одной из главных причин неудачи при попытке сломить сопротивление французских войск. Вслед за тем последовало отступление интервентов.
Бомарше, тщательно собрав все слухи, ходившие в Париже, и сопоставив с известными ему сведениями, пришел к убеждению, которое поведал аббату Сабатье. Выходило, что Флери ездил в Верден, чтобы предстать перед суеверным прусским королем в виде призрака Фридриха II. За несколько лет до этого Флери уже пришлось сыграть на парижской сцене роль Фридриха. И, надо признаться, — с огромным успехом. Побуждаемый добросовестностью настоящего артиста, Флери научился искусно гримироваться под Фридриха, копировать его жесты и голос. Знавшие прусского короля единодушно утверждали, что было трудно отличить «копию» от «оригинала». Флери даже ухитрился получить из Берлина старую шляпу, сапоги и сюртук прусского короля… Бомарше был убежден, что французское правительство решило использовать талант Флери, поручив ему еще раз сыграть роль Фридриха П. Идея, очевидно, принадлежала Дантону или его секретарю Фабр д'Эглантину. Тот сам писал пьесы и прекрасно знал актеров «Комеди Франсез».
Не менее талантливым был французский вентролог, трансформатор и мим «господин Александр».
Многие исследователи с восхищением выделяют среди других иллюзионистов творчество француза Александра Ваттемара. Выступал он под псевдонимами «г-н Александр» и «Балтимор». Это был человек, сведущий во многих областях науки.
Ваттерман начал жизненный путь как врач-хирург. С 1814 г. под именем Балтимора он стал давать в Берлине представления, которые шли целый вечер. В основном это были небольшие сценки. В каждой участвовало до десяти действующих лиц. Всех их играл сам Балтимор. С поразительной быстротой и ловкостью иллюзионист менял костюмы, походку и манеру, голос, мгновенно превращался из скромного юноши во влюбленного лорда. Были здесь пьяный кучер, кормилица с ребенком, английский танцор, старуха. Наконец, неуклюжий упрямец, который смеялся и плакал, пел песни по-французски и ругался по-английски.
В одной из миниатюр Балтимор, сидя на столе, приставленном вплотную к раздвижному занавесу, изображал пьяного кучера, уснувшего на козлах. В то время как кучер еще спал, Балтимору удавалось вылезти из кучерского костюма и пролезть в щель занавеса незаметно для зрителей. Едва этот вертопрах после своего монолога скрывался в кулисе, кучер просыпался: Балтимор влезал в его костюм. Вскоре кучер снова засыпал и на сцене появлялся английский лорд. Он хватал спящего (вернее, его пустую оболочку), тряс за плечо, чтобы разбудить. Лорд таскал кучера по всей сцене. Его укоризненные слова раздавались вперемежку с жалобами и руганью пьяницы…
Трансформация Балтимора, основанная на мгновенном переодевании, — интересный жанр иллюзионного искусства. Молниеносное полное переодевание артиста — это фокус, иллюзионный трюк. Изменение внешности актера достигается преимущественно чисто артистическими выразительными средствами: походкой, манерами, интонациями.
В Нюрнбергском музее хранится афиша выступления «чревовещателя Александра» от 26 июля 1817 г. Кроме вышеописанных миниатюр в ней упоминается и «разговор между г-ном Александром и г-ном Дюфуром в его комнате и со слугой, находящимся в погребе. Окликнутый своим господином, слуга отвечает на большом расстоянии, приближается, чтобы исполнить приказание, и вновь постепенно исчезает в отдалении, после чего захлопывается дверь подвала. Г-н Дюфур споет также и арию». Конечно, и Дюфура, и слугу играл все тот же «господин Александр».
Сохранился альбом Александра Балтимора с записями современников, отдавших должное его удивительному дарованию.
«Единственный способ, которым я могу выразить мое полное восхищение г-ну Александру, — писал Гете в 1818 г., — это присоединиться к уже записанному здесь. Он не нуждается в рекомендациях, потому что сам себя рекомендует».
Интересен отрывок из стихотворения Вальтера Скотта, посвященного Балтимору:
Всегда все косились, и не без причины,
На тех, кто под шляпой носил две личины, —
Вчера ж у тебя было двадцать голов.
Скажи нам, искусник, ты сам-то каков?
Шурин Пушкина Сергей Николаевич Гончаров, живший в доме поэта, подробно рассказывает, как Александр Сергеевич сочинял стихотворное послание артисту. Оно, к сожалению, исчезло, но эпиграф «Имя ваше легион, так как вас много», взятый из Евангелия и вписанный поэтом в альбом вентролога, сохранился и находится в Пушкинском Доме. Поэт имел в виду множество образов, представляемых Ваттемаром в своих спектаклях.
Пушкин писал жене: «К нам в Петербург приехал ventroilogue, которые смешил меня до слез, мне, право, жаль, что ты его не услышишь».
Заслуга Александра Ваттемара в том, что, выступая даже в великосветских гостиных, он изображал простых людей.
