Собери в комнате лучших джазовых пианистов, замечал легендарный джазмен Тедди Уилсон, и Татум заставит их всех выглядеть дилетантами. Когда он играл, фортепиано зачастую напоминало теннисный корт: потоки нот летали с одного конца клавиатуры на другой словно над воображаемой сеткой. Подача в басах — мгновенный встречный удар в высоких частотах; левая и правая рука в непрестанном музыкальном и атлетическом соревновании друг с другом. Любой, кто осмеливался бросить ему вызов, мгновенно оказывался в ситуации «гейм, сет и матч»[57]. Но его невероятные скачки и феноменальные пассажи, безупречные до последней ноты, были лишь началом.
Как писал Мэйт Эди, «его целью было не просто создание новых мелодических линий в рамках заданной последовательности аккордов, но постоянное „перепридумывание“ мелодии такт за тактом, в результате которого вырастала поистине гигантская конструкция из контрапунктов, беглых огласовок, переменных аккордов, а порой и переменных аккордных последовательностей».
Арт Татум аккомпанирует Билли Холидей. Институт джазовых исследований, Ратгерский университет
Все это было невозможно без невероятного уровня владения инструментом. Гитарист Лес Пол вспоминал спонтанный ночной джем прямо в гарлемском морге. Татум некоторое время слушал, потом спросил — правда ведь фа-диез в этом фортепиано западает? «Я говорю — да, есть такое дело. Он мне — и еще ми тоже западает, верно? Я — да, все так. Он — а остальные клавиши? Я — нет, с остальными все в порядке. Тогда он говорит — ладно, принеси мне еще пива. Я принес, и наконец он говорит — все, я готов попробовать. И он попробовал — да так, что все просто в осадок выпали! А после каждого своего пассажа он еще успевал другой рукой отжимать две западающие клавиши, чтобы в следующий раз они снова звучали». Кстати, пиво Татум тоже порой умудрялся пить прямо во время игры на фортепиано, однако в этом он не был первопроходцем. Академический виртуоз Леопольд де Мейер взял за правило тянуться за букетом цветов и подносить его к носу всякий раз, когда его правая рука хоть на мгновение отрывалась от клавиатуры, — поклонницы приходили от этого в полный восторг.
У всех пианистов, когда-либо сталкивавшихся с Татумом, было что об этом рассказать. Юный Каунт Бэйси (1904—1984), который, несмотря на уроки страйда от Фэтса Уоллера, в конечном итоге выработал собственный экономичный, уравновешенный, расслабленный стиль игры с легко узнаваемыми лаконичными мелодическими пассажами, оттеняющими мощный напор его ансамбля, как-то раз оказался за фортепиано в одном из клубов Толедо в конце 1920-х. «Тогда-то мне и довелось лично познакомиться с фортепианным монстром по имени Арт Татум, — вспоминал он. — Честно говоря, я даже не помню, с чего я вообще сел тогда за фортепиано. Но я это сделал — и, разумеется, нарвался на серьезные неприятности, потому что кто-то сразу пошел и привел Арта. Это было его место, а я его занял… До сих пор помню его манеру ходить на цыпочках, наклонив голову на бок. „Ой, я забыла тебя предупредить“, — прошептала мне одна девушка в баре. Как ты могла, детка, как ты могла!»
Каунт Бейси и его ансамбль в 1943 году. Певица — Дороти Дэндридж. Институт джазовых исследований, Ратгерский университет
Гарлемские мастера страйда при встрече с Татумом тоже чувствовали — все пропало. Пианист Дональд Ламберт (1904—1962) однажды неосторожно предложил ему посостязаться в игре на фортепиано, и то же самое сделали Фэтс, Джонсон и Лев. Чем все закончилось, мы знаем из описания Мориса Уоллера, сына Фэтса. Все трое по очереди уверенно исполнили свои композиции, после чего за инструмент сел человек из Толедо и заиграл Tea for Two: левая рука отбивает твердый, непоколебимый ритм, а правая путешествует от одного ослепительного арпеджио к другому, от одного хитроумного созвучия к другому. Наконец звучит триумфальный финальный аккорд. Джеймс П. делает еще один заход, играя Carolina Shout так, «будто в его руки вселился бес, но и этого явно недостаточно». Тогда Уоллер принимается за свою самую выигрышную пьесу — A Handful of Keys. Но Татум кладет обоих на лопатки своей версией Tiger Rag. Джонсон предпринимает последнюю отчаянную попытку — звучит его обработка шопеновского Революционного этюда. «Отец рассказывал, что никогда не слышал, чтобы Джимми играл так потрясающе, — писал Морис Уоллер. — Но и этого не хватило. Татум, бесспорно, был королем вечера».
Выдающиеся академические виртуозы Сергей Рахманинов и Владимир Горовиц тоже были поражены. Горовиц сделал собственную аранжировку Tea for Two (как и Шостакович в произведении 1928 года, которое он назвал «Таити-трот»), но даже он не мог сравниться с Татумом в исполнительском блеске. А пианист Стивен Майер восстановил татумовские импровизации до последней ноты и играл их наряду с произведениями Листа в рамках одного и того же выступления. Несмотря на то что эти два фортепианных гиганта функционировали в разное время и в разных ритмических вселенных, их мелодические идеи и исполнительские трюки были весьма схожими. Возможно, поэтому джазовые пианисты, получившие академическое музыкальное образование, например Оскар Питерсон или «детройтский ковбой» сэр Роланд Ханна, находили манеру Татума неотразимой.
Сэр Роланд Ханна. Институт джазовых исследований, Ратгерский университет
Обучаясь У Татума. Билли Тейлор
Когда кто-то впервые слышал Татума, первый вопрос всегда был: «Ну и кто эти двое?» Я уверен, что одна из причин, по которым он стал таким монстром фортепианной игры, связана с тем, что в его детстве повсюду были механические фортепиано. По крайней мере в моем детстве это точно было именно так — они имелись чуть ли не у всех наших соседей. Поэтому Татум привык слышать ролики с записями, на которые другие пианисты впоследствии накладывали дополнительные ноты. Но он этого не знал, поэтому научился добиваться сходного эффекта всего лишь двумя руками.
С первого же знакомства с его игрой Татум стал моим кумиром. Я всегда пытался понять, что он делает. Конечно, играть так было просто невозможно, хотя у меня и получалось играть как Фэтс Уоллер или Тедди Уилсон. Только уже на зрелом этапе карьеры я осмелился попробовать некоторые из его приемов, в частности прием своеобразной «переклички» левой и правой рук.
Этот трюк восходит к тем временам, когда я таскал Татума по нью-йоркским барам. Мы все собирались вокруг фортепиано и ждали, пока он начнет играть. Проходило несколько часов — и вот наконец он начинал, а затем прямо посреди соло тянулся за кружкой пива, не прекращая игру. Музыка не прерывалась ни на секунду. Я это запомнил и подумал: «Надо будет однажды попробовать так сделать». А потом сообразил, что для того, чтобы это получилось, нужно научиться играть левой рукой так же, как он.
Однажды он рассказал мне, как послал письмо в Нью-Йорк местным мастерам страйда: «Расскажите Джеймсу П. и Фэтсу Уоллеру, что я скоро приеду». Для успеха в этом мире нужно было быть в полной боевой готовности и всегда держать удар — правда, иногда всеобщее желание держать удар приводило к забавным ситуациям. Когда Мэри Лу Уильямс организовывала в Питтсубрге джазовый фестиваль, она попросила меня собрать вместе всех пианистов, чтобы они общались и играли друг с другом. Это привело к тому, что в какой-то момент на сцене оказались одновременно Эрл Хайнс и Дюк Эллингтон, причем каждый играл на своем фортепиано. И ритмически они категорически не попадали друг в друга — я это сразу услышал, и, уверен, они тоже быстро это поняли. Но никто не хотел уступать! Это было чистой воды упрямство и, как следствие, чуть ли не самый смешной концерт, на которой я когда-либо бывал.
Билли Тейлор
Конечно, виртуозная игра на фортепиано не была уделом одних мужчин. В 1930-е и позже мир покорили такие фортепианные звезды, как Эстрильд Раймона Майерс, или просто Рамона (1909—1972), которая выступала в ансамбле Пола Уайтмена, а также играла дуэтом с Гершвином. Или Хильдегард Лоретта Селл, которую все знали просто как Хильдегард (1906—2005), — начинала она в группе Jerry & Her Baby Grands, а затем прославилась в Париже и Лондоне, выступала на коронации Георга VI и подытожила свою славную карьеру большим концертом в «Карнеги-холле» в день своего восьмидесятилетия. Или, наконец, Дейна Свиз (1909—1987), которую The New Yorker прозвал «Гершвин в юбке», — она написала целую серию хитовых песен и концертных пьес (многие из них записаны блестящим пианистом Сарой Дэвис Бюхнер), включая Concerto Three Rhythms, который Свиз исполняла в 1932 году с Полом Уайтменом. В настоящее время произведения этих женщин-композиторов активно играет американский пианист Питер Минтан.
