Павел Николаевич очень близко, очень остро воспринимал все космические новости и всю информацию собирал, хранил.
Утром ездил по делам, вернулся домой. Дверь открывает Сереженька, кидается к нему на шею: "Папа... этот человек летал в космосе!.. Смотри!.." - на экране телевизора портрет Гагарина. Портфель Павла летит на пол, он - в пальто - к телевизору, и дальше - телевизор включен весь день...
Гагарин в космосе! Русский человек, советский!
Великолепный подвиг, чудесный праздник в душах людей, всего народа нашего! Праздник в каждом доме. И в нашем. Конечно, нас объемлют гордость и радость. Павел Николаевич прыгает, кувыркается. Мы не можем остановиться, говорим, говорим что-то друг другу, возбуждение не проходит, я все никак не соберусь с обедом, мечусь в разные стороны, снова и снова мы переживаем эту новость, это событие века, кажется, что пережить его просто невозможно, так захлестывает нас изнутри грандиозность свершившегося. И хотя Сереже семь лет, он понимает, что произошло неслыханное событие, что мы не в силах сладить с собой, и он также одержим радостью, и мы радуемся втроем, а к вечеру поедем на Красную площадь радоваться со всей Москвой, всей страной. Пока бегу в булочную, она рядом во дворе, возвращаюсь и застаю Павла Николаевича... да, да, я не ошиблась - плачущим, текут слезы по щекам. Первый раз я видела его таким. Испугалась. Выскочил Сереженька. Сразу отлегло, стала спрашивать. Отвечает: "Не плачу я, это другое, это от того, что я не смогу уже туда - не возьмут. Я мог бы еще принести настоящую пользу людям. Пусть бы я погиб за еще одну крупицу Знания для людей! Я всегда рисковал. Я тренирован Памиром, высотами, лишениями, войной. Пусть бы меня взяли в этот аппарат, как лайку, я был бы безмерно счастлив, не задумываясь, дать открытие людям. Что бы я сейчас ни написал - даже об ЭТОМ - это условно. Абсолютно - это полет в космос".
Он не рисовался. Он вообще не умел рисоваться. Наоборот, всегда о себе с насмешечкой, с иронией, как-то даже принижал себя всегда...
Все это я вспомнила только что. Потом вытащила из плотного ряда дневников, стоящих в заветном шкафу, томик, на корешке которого даты: "12.02 - 17.04.1961". Значит, о Гагарине в нем. Да, вот вижу - на обложке внизу овалом обведены два слова: "Полет Гагарина". Этот томик под номером 215, впрочем, как и многие другие, я его еще ни разу не открывала. А их ведь около трехсот. И каждый - страниц по триста, а то и больше.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
12.04.1961
...Этот подвиг Гагарина и создателей корабля зачаровал все человечество. Какой гигантский путь от конки, на которой ездила моя бабушка, боясь сесть в трамвай, когда он появился в Петербурге (дескать, "насыщен электричеством, вредно для сердца"), до полета в космос русского человека. И все на протяжении одной моей жизни. Как жаль, что я уже стар и становлюсь все немощней! Как без рассуждения готов был бы с радостью, вдохновением, энтузиазмом двинуться в любую минуту в космический полет, если б мне предложили его! Да, мне теперь не надеяться на это - стар!..
При любых обстоятельствах, даже при разрывах бомб, под обстрелом врага, в плену у басмачей, стоя, сидя или лежа, под дождями или в мороз, днем и ночью, в седле верблюда или лошади Лукницкий не расставался с записной книжкой. Здесь остановленные мгновения, увековеченная "одиссея" поразительного плавания по жизни.
Почему еще подростком он стал внимательно относиться к каждому дню и не отступал от укоренившейся привычки заносить в дневник все, словно делясь с незримым, но хорошо ведомым ему собеседником, которому интересна новая запись? Вероятно, потому, что необыкновенность происходящего в стране привлекала его. Каждый день, прошедший после выстрела "Авроры", нес в себе залп по старому миру и питал сознание мальчика новыми свершениями. Он не сомневался, что документы, письма, дневники, фотографии смогут помочь восстановить, каким был "тот" день, что именно внес он в движение революционного бытия, в какой амплитуде колебаний и переживаний жили и трудились люди. Не дано ему было при жизни отделить ценное от неценного, но он был убежден, что исследователям, людям, которые захотят знать о нашей эпохе, все - точно, как было, - любая запись может оказаться нужной.
Мало того, он хранил все: газету, пригласительный билет в клуб, письмо от неведомого ему корреспондента, черновик протокола собрания, продкарточку эпохи гражданской войны, хранил камень, положенный в полевую сумку во время путешествий с геологами, осколки снаряда, разорвавшегося в его блокадной квартире, засушенный цветок, проросший через тридцать лет сквозь заржавленную гильзу, найденную в 1972 году у могилы воина на Невском "пятачке"...
Истоки
ИЗ "КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ" ОТЦА (I том)
...Меня всегда интересовало мое происхождение. Фамилия моя Лукницкий не русская, а скорее польская, а между тем дед и прадед были русские, православные, уроженцы Петербурга...
ИЗ ЭНЦИКЛОПЕДИИ БРОКГАУЗА И ЕФРОНА (т. 35, с. 94)
Лукницкий (Аристарх Владимирович) - писатель. В 1809-10 гг. издавал и редактировал журнал "Северный Меркурий" (см. энцикл. Б. и Е., т. 23, с. 65). Перевел с французского драму "Велисарий" и несколько опер.
ИЗ "КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ" ОТЦА (I том)
...Мой прадед А. В. Лукницкий (1778 - 1811) являлся незаконным сыном Владимира Лукина, жившего при Екатерине, давшего своему сыну фамилию Лукницкий и позаботившегося об его образовании. О нем упоминается в "Словаре русских писателей...". Ему принадлежат многочисленные переводы с французского различных опер, комедий, пьес. В их числе модные в то время пьесы "Денщик-виртуоз" (1806); комедия "Военная тюрьма, или Три арестанта" (СП, 1807); комическая опера "Выдуманный клад, или Опасность подслушивать у дверей" (СП, 1807); опера "Все дело в окошках" (М., 1808); опера "Лодоиска" (СП, 1811); оперы "Велисарий", "Римский полководец" и другие.
Мой дед - инженер-генерал-майор Николай Всеволодович Лукницкий (1842 1889) был военным строителем. Заканчивал в свое время Николаевскую инженерную академию. Был начальником инженеров и строительств русских, украинских, белорусских, крымских, кавказских крепостей. Долгое время командовал инженерами Бобруйской крепости. Он был хороший инженер, очень распорядительный, хозяйственный, высокообразованный человек, приятный собеседник. Оставаясь общительным, веселым, жизнерадостным "...Недвижимого родового или благоприобретенного имущества ни он, ни его жена не имели"1.
Дед Лукницкого по матери, П. О. Бобровский (1832 - 1905), был очень интересным человеком. Он окончил Николаевскую академию Генерального штаба и быстро выдвинулся как способный, толковый офицер. Военным министром Милютиным был назначен организатором и начальником Военно-юридической академии. Он не только организовал академию и пригласил лучших в то время профессоров для преподавания, но сам сел на учебную скамью вместе с первым приемом и прослушал все лекции, то есть, иначе говоря, кончил эту академию. Около двадцати пяти лет он возглавлял ее, а затем, будучи полным генералом, был назначен в сенат. Все время писал, особенно много по истории. Первую очень обширную "Историю Эриванского Его Величества гренадерского полка" написал в четырех огромных томах и стал настолько известен как военный историк, что по желанию Его Величества и с его материальной поддержкой была написана "История Преображенского полка" в 2-х томах, а затем с такою же просьбой обратился Лейб-гвардии Уланский полк Ея величества. Выполняя разные поручения как сенатор, он все время был занят литературной работой и розыском материалов в архивах.
...Сохранилась переписка П. О. Бобровского с графом Дм. Ал. Милютиным. После ухода генерала в отставку он продолжал дружить с графом. Генерал был очень интересным рассказчиком, особенно по части истории России. Его перу принадлежат: "Стратегическое описание Гродненской губернии" в двух томах (1863), "Военное право в России при Петре Великом" в двух томах (1881), "Постоянные войска и состояние военного права в России в XVII столетии" (1882), "Петр Великий в устье Невы" (1903) и другие.
ИЗ ГАЗЕТЫ "НОВОЕ ВРЕМЯ" (18. 03. 1903)
Сорок лет назад П. О. Бобровский, маститый ныне сенатор и полный генерал, тогда молодой офицер, вступил на литературное поприще с очерком "Колония Супрасль".
... Вот уже на исходе пятый десяток лет службы генерала, а он, как в молодые годы, продолжает, не покладая рук, неустанно работать по 8 часов в день, продолжает отдавать свой опыт и знания на разработку отечественной истории... По праву занимает место в самом почетном ряду военных историографов.
В свободное от службы время Павел Осипович занимался селекцией и славился как хороший садовник; ослепленный И. В. Мичуриным, он тоже путем прививок разводил оригинальные сорта яблок, груш, слив. В саду, в имении Мокули, можно было часто видеть сенатора, генерала от инфантерии с секатором в руках, в русской косоворотке, подпоясанного ремешком, за которым висели нож и мочалки для обмотки веточек при прививке.
