Владимир Стасов - Итоги нашей портретной выставки

На днях закрывается выставка русских портретов в Таврическом дворце. Она открылась уже довольно давно, но изучать ее во всей подробности сделалось возможным лишь в самое последнее время: очень долго целая масса портретов оставалась там без нумеров и фамилий (авторов и изображенных личностей); последние книжки каталога очень запоздали, вышли очень недавно, а самая последняя, 8-я, только что, в последние дни, когда большинство зрителей давно уже перебывало в Таврическом дворце, все осмотрело и почти перестало там бывать.

Лишь теперь наступила пора для окончательных итогов.

У нас не в первый раз является на свет выставка русских портретов. Такие выставки бывали довольно давно уже. Были многие и значительные исторические русские портреты уже и на двух московских выставках: на выставке любителей художеств, в 1868 году, и на антропологической, в 1879 году, но все их превзошла петербургская выставка в Обществе поощрения художеств, в 1870 году, результатом которой явился высокозамечательный альбом фотографа Лушева, заключавший в себе четыреста сорок фотографических портретов.

Выставка Таврического дворца гораздо обширнее даже и этой последней: она заключает свыше двух тысяч портретов, собранных из русских музеев, собраний, академий, дворцов, присутственных мест, училищ, церквей, монастырей, больниц, домов частных лиц провинциальных поместий и, на придачу ко всему этому, из разных коллекций, музеев и собраний иностранных (Парижа, Берлина, Вены, Веймара, Женевы, Амстердама).

Конечно, выставка заключала бы портретов еще гораздо более (и во многих случаях особенно ценных), если бы она располагала более обширным помещением и имела бы возможность выставить у себя портреты из Музея Александра III, из Румянцевского музея, из Третьяковской галереи. Но даже и при этом лишении выставка превосходит все прежние выставки количеством материала, да и намеченным впереди результатом далеко превосходит их. Решено издать всю выставку в точных снимках.

Но для возможности осуществить такую выставку и такое издание нужно было много усилий, нужны были многочисленные розыскания ее, исследования, бездна справок, расспросов, сношений, просьб, переписок, огромный труд тоже и доставки в Петербург и установки выставки, наконец, большая масса денежных затрат. Для того чтобы справиться со всем этим, нужна была большая энергия, настойчивость, бесконечнее терпение. Главный распорядитель, г. Дягилев, заслуживает за все это величайшего одобрения и признательности.

Но теперь, когда дело сделано, надо его рассмотреть, необходимо дать себе отчет в накопленном громадном материале. В делах истории и искусства нельзя довольствоваться только одним удивлением, восхищением и любованием. Громадная масса кирпича еще далеко не все для постройки, хотя бы в этом кирпиче было и много чего-то красивого, изящного и даже редкого. Есть еще другие, гораздо более настоятельные и более коренные требования. Такая огромная и многосоставная выставка, как нынешняя таврическая, должна дать ответ на многие и разнообразные вопросы. Их-то я и хочу рассмотреть.

Всего более на выставке — портретов русской царской фамилии, начиная с Петра I. До Петра портреты русских государей — либо иконные, либо вполне фантастические; в обоих случаях ни на единую ноту не достоверные. Петра же Великого выставлено 35 портретов, Елизаветы — 17, Екатерины II — 44, Павла I — 31, Александра I — 32, Николая I — 14, Александра II — 9, Александра III–I, Николая II–I; других личностей русской царской фамилии — 59; в общей сложности всего свыше 240 портретов. Такой большой состав уже одного этого отдела не может, конечно, не удивлять зрителя. Без сомнения, портреты всех наших императоров и императриц необходимы на выставке, и здесь являлись, среди многих других, изображения нескольких царственных личностей, совершивших, в числе разнороднейших деяний, также и многие истинно великие дела, помогли интеллектуальному росту своего отечества, даже давали иногда русскому народу счастье (так бывало в иных случаях при Петре I и при Екатерине II); на долю других государей наших выпадало спасать отечество от иноземных хищнических нашествий (Александр I); наконец, еще иным приводилось счастье сокрушать старинного злого домашнего врага — рабство (Александр II). И портреты этих необычайных, исключительных исторических личностей особенно дороги и важны каждому русскому. Но все-таки остается без ответа вопрос, приходящий на мысль каждому зрителю: пусть эти и другие подобные же портреты нам важны и дороги. Но зачем вся остальная повторяющаяся их масса, часто ничем не оправдываемая, мало интересная и ничего не объясняющая? Какой их резон, какое назначение?

Однако вслед за этим столь многочисленным первым отделом выставки идет другой, еще более многочисленный отдел портретов — это масса портретов старинной русской аристократии, служилых людей, и чиновников и вообще начальников штатских и военных, преимущественно все из второй половины XVIII века. Этот отдел также немало может удивить посетителя выставки. Обращаясь к аристократии, он найдет, что из рода князей Голицыных явилось на выставку восемьдесят семь портретов, графов Толстых — сорок два, князей Волконских — тридцать шесть, князей Долгоруких — тридцать два, графов Строгановых — тридцать един, князей и графов Чернышевых — двадцать три, графов Шуваловых — двадцать два, Нарышкиных — двадцать и т. д., всего около трехсот портретов, да сверх того около двухсот портретов отдельных личностей аристократической же породы, так что с чиновниками и служилыми людьми здесь образовалась масса около пятисот портретов, и эта масса занимала в общей сложности целую четверть всего состава выставки. Любопытно было бы свести счеты, сколько в этом громадном числе людей было личностей, в самом деле стоящих присутствовать на выставке, личностей, в самом деле сделавших что-нибудь важное на своем веку. Подобный вопрос давно уже у нас стал раздаваться. Еще в начале XIX века Крылов, тогда еще нестарый человек, но уже много повидавший и наслушавшийся людей екатерининского времени, Фамусовых и Максим Максимовичей, восклицал в 1811 году, устами своего «прохожего», к тогдашним русским бесчисленным гусям: «А вы что сделали такое?» Те отвечали: «Мы? Ничего». — «Так что же доброго в вас есть?» — продолжал «прохожий». — «Им (предкам) поделом была и честь. А вы, друзья, лишь годны на жаркое…» — Но не все «прохожие» находили это, и через сто почти лет громадные стаи русских гусей снова прилетели и уселись на выставке в старом Екатерининском дворце.

Поэтому особенный интерес и важность представляют на выставке портреты тех людей, особенных, оригинальных, которых мысль, деятельность и почин были устремлены, помимо всякой службы, помимо всяких деловых бумаг, помимо должностной механики и канцелярских радений, на заботу о своей земле и людях, на защиту их, на помощь им, на растолкование им же самим их прав и на смелое указание власть имущим бедствий и несчастий народной жизни. Таковы были, в XV1I1 веке, Радищев, Новиков, в XIX — декабристы, Чаадаев и многие другие новейшие люди. Им всем пришлось дорого поплатиться за их правду и за их проповедь. Радищев провел десять лет в Якутской области, а позже, по возвращении оттуда, чуть не попал туда же снова. Новиков прожил несколько лет в Шлиссельбургской крепости; Чаадаев, друг Пушкина, был официально объявлен сумасшедшим и должен был спасаться бегством из России; его сотрудники в журнале — сосланы. Такая же была судьба и многих других людей той же натуры и склада. Но время — целитель зол и исправитель неправд; оно все ставит, рано или поздно, на свое место, и после того, что в прежние годы даже имена подобных людей были под строгим запретом, их биографии и портреты пользуются теперь тем почетом и лучезарным уважением, которые им принадлежат за их глубокие заслуги перед народом. На нынешней выставке находились хорошие портреты Никиты Муравьева, графа Коновницына, князя Сергея Волконского, жены декабриста M. H. Волконской. Из числа новых деятелей этой же категории на выставке появились портреты Чаадаева, некоторых славянофилов (Киреевского, Самарина), эмигранта Бакунина, наконец, великого мыслителя и писателя Герцена. Конечно, на будущих выставках русских портретов это количество изображений наших народных трибунов и проповедников народной правды разрастется уже в громадную массу. За нынешней таврической выставкой останется навсегда заслуга и слава первой пробы включения замечательнейших людей в общую историческую картину.

Число портретов русских ученых, художников и писателей было довольно ограничено на выставке, но все-таки тут явились из числа ученых (впрочем, преимущественно только немцев): Эйлер, Паллас, Крафт, Штелин, Фукс, Вольф, Лексель, Котельников, О. В. Струве; из числа художников: Левицкий, Боровиковский, Кипренский, Скородумов, Кокоринов, Егоров, Шебуев, Венецианов, Варнек, граф Ф. Толстой, Брюллов, Бруни, Зарянко, Витали, Ге, Перов, Крамской, Антокольский; из писателей: Ломоносов, Державин, Сумароков, Карамзин, Батюшков, Гнедич, Жуковский, Крылов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев; из актеров: Мочалов, Щепкин, Самойлов и Асенкова; но из музыкантов — только трое (!): Даргомыжский (портрет был написан Пл. Тим. Бориспольцем, что не было известно составителю каталога), далее есть портрет композитора Серова, на картине Зарянко «Рекреационный зал имп. училища правоведения» (1840); наконец, портрет знаменитого пианиста Джона Фильда, которого каталог называет «Иона Фильдт».