Не будем непременно искать в персонажах «Мертвых душ» других фольклорных и басенных зверей, хотя мы могли бы обнаружить и черты волка и другие. Дело не в зверях, а в апелляции Гоголя к вековой мудрости народа в самом важном – в освещении, в истолковании, в оценке изображаемых явлений. Гоголь вывел на сцену важнейшие, типические явления окружающей его действительности в лице своих героев. Он должен судить их. Чей суд возьмет…[164]
Григорий Александрович Гуковский
Реализм Гоголя
Оформление художника Б. В. Георгиева
Редактор Я. Билинкис
Технический редактор М. Кондратьева
Корректоры А. Большаков и О. Семенова-Тян-Шанская
Сдано в набор 19/XII 1958 г. Подписано к печати 27/IV 1959 г. М-21739.
Бумага 84 × 108 1/32 – 16,62 печ. л. = 27,26 усл. печ. л. Уч. – изд. 28,55 л.
Тираж 20 000 экз. Зак. № 605. Цена 12 р. 90 к.
Гослитиздат
Ленинградское отделение Ленинград, Невский пр., 28
Ленинградский Совет народного хозяйства.
Управление полиграфической промышленности.
Типография № 1 «Печатный Двор» имени А. М. Горького.
Ленинград, Гатчинская, 26
«Минутное увлечение». Рассказ. – «Современник», 1850, июль, стр. 71.
См. Гр. Гуковский. Пушкин и русские романтики. Саратов, 1946.
«О характере гоголевского стиля». Гельсингфорс, 1902, стр. 24–26.
В. Д. Комовский. Письмо к Н. М. Языкову от 17 ноября 1831 г. – «Литературное наследство», № 19–21, М., 1935, стр. 52–54. Публикация М. К. Азадовского.
Здесь и дальше цитаты из произведений и писем Гоголя во всех случаях, кроме специально оговоренных, приводятся по Полному собранию сочинений Н. В. Гоголя в изд. Академии наук СССР, 1937–1952. (Ред.)
Письмо к Жуковскому от 10 сентября 1831 года.
Нужно ли напоминать, что именно около 1831 года обнаружилась явно зависимость исканий стареющего Жуковского от творческих открытий Пушкина?
Письмо от 2 августа 1834 года. – «Русский вестник», XXXII, май 1861 г., стр. 462. Здесь и дальше во всех случаях, кроме специально оговоренных, курсив в цитатах принадлежит мне. – Г. Г.
Г. А. Гуковский. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957.
О «стернианстве» повести о Шпоньке говорилось в науке; см. примечания к этой повести (Н. Л. Степанова) в Академическом полном собрании сочинений Гоголя, 1940, т. 1, стр. 550.
Стр. 350.
Повесть о Шпоньке написана в особой манере «неоконченных» произведений, в которых сюжет не играет значительной роли и замысел которых исчерпывается художественным материалом «введения»; такие произведения не раз создавались в первой половине XIX века. Достаточно вспомнить «Рыцаря нашего времени» Карамзина, а в более позднее время «Сашку» Лермонтова, также, как это тонко указал Б. М. Эйхенбаум, вполне законченного.
Значительно то обстоятельство, что в «Страшной мести» этот народный плач – это не слова автора-поэта, а слова-плач Катерины, причитающей над убитым мужем; а в «Тарасе Бульбе» аналогичные пассажи – это слова, песнь, монолог самого автора-поэта, ставшего уже голосом народно-поэтической души, стремящегося стать личностью (монолог с обращениями, возгласами и т. д.) и народом одновременно.
«Арабески» – цензурное разрешение 10 ноября 1834 года; вышли в свет в январе 1835 года. «Миргород» – цензурное разрешение 29 декабря 1834 года; вышел в конце февраля 1835 года!
«Переписка Н. В. Станкевича», М., 1914, стр. 316.
Н. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. 4, СПб., 1891, стр. 268.
В данной связи уместно напомнить энергичный пассаж Некрасова, в полемике с Писемским доказывавшего лиризм Гоголя: «Он (т. е. Писемский в статье о втором томе «Мертвых душ») почти вовсе отказывает Гоголю в лиризме… Это делает он на основании двух-трех неудачных лирических отступлений в первом томе «Мертвых душ». Но почему же г. Писемский позабыл «Невский проспект», позабыл «Разъезд», в котором найдем чудные лирические страницы, позабыл «Старосветских помещиков», чудную картину, всю, с первой до последней страницы, проникнутую поэзией, лиризмом?.. Да в самом Иване Ивановиче и Иване Никифоровиче, в мокрых галках, сидящих на заборе, есть поэзия, лиризм. Это-то и есть настоящая великая сила Гоголя. Все неотразимое влияние его творений заключается в лиризме, имеющем такой простой, родственно слитый с самыми обыкновенными явлениями жизни – с прозой – характер, и притом такой русский характер!» («Заметки о журналах за октябрь 1855 г.» – Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений, т. IX, М., 1950, стр. 341–342; ср.: А. Лаврецкий. Литературно-эстетические взгляды Некрасова. – «Литературное наследство», 1946, № 49–50, стр. 58).
Вспомним, что именно страсть сделала Андрия Бульбенка предателем.
А. С. Долинин. Тургенев и Чехов. – «Творческий путь Тургенева». Сборник статей под ред. Н. Л. Бродского, П., 1923.
«Нет русского человека, сердце которого не кровоточило бы сейчас. Для нас он был больше, чем просто писатель: он раскрыл нам нас самих». (Ред.)
М. Гофман. Баратынский о Пушкине. – «Пушкин и его современники», вып. XVI, СПб., 1913, стр. 152.
Впрочем, следует оговорить, что у Станкевича есть одно-два стихотворения, близкие Тютчеву и значительные в этом смысле. См. «Мгновение» («Есть для души священные мгновенья…») и «Подвиг жизни» («Когда любовь и жажда знаний…»); в последнем тема слияния с жизнью божески-всемирной – как бы тютчевская. Но поэзия Тютчева – это нечто гораздо большее, чем шеллингизм, и в этом-то огромная разница между Тютчевым и Станкевичем.
«Переписка Н. В. Станкевича». М., 1914, стр. 335.
Нужно ли напоминать о сопоставлении «Тараса Бульбы» (трагедии) и повести о двух Иванах (комедии), великолепно развернутом в статье Белинского о «Горе от ума»?
С. А. Венгеров. Очерки по истории русской литературы. СПб., 1907, стр. 177. (Раньше – в «Русском богатстве», 1902.) Ср. с этим – в речи С. А. Муромцева на гоголевском торжестве в Москве в 1909 году: «Его талант с особенным вниманием сосредоточивается на групповом, на массовом, на стихийном», или: «Не человек сам по себе в полноте его индивидуальных качеств, но человек как носитель данного уклада, как участник данного события, как выразитель общественного настроения – таков преимущественный предмет художественной переработки Гоголя» («Гоголевские дни в Москве». Общество любителей российской словесности», М., 1909, стр. 112).
Отсюда ведь и возможность для критиков, чуждых самому существу метода Гоголя, мысливших индивидуалистически и не способных подняться до общего, массово-коллективного восприятия мира, объявлять Тараса Бульбу образом чуть ли не отталкивающим и, во всяком случае, им, критикам, неприятным. Отсюда странное на первый взгляд понимание Тараса как бандита в статьях Мериме, который, видимо, воспринял повесть Гоголя в ряду драм, поэм и повестей о романтических разбойниках и сокрушался по поводу антигосударственного, дикого и безобразного, по его мнению, поведения бандита Бульбы. Отсюда же и не менее дикое восприятие Тараса Бульбы как помещика-феодала, угнетателя, высказанное Н. И. Коробкой, прародителем вульгарно-социологических кривотолкователей Гоголя (Н. И. Коробка. Гоголь. – «История русской литературы XIX века», под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского, т. II, М., 1915). Такого рода взгляды доказывают только, что, истолковывая образ Тараса как привычный для сознания читателя-индивидуалиста образ личного характера, нельзя не впасть в нелепейшие ошибки. Самая крайность разногласий подобных толкований, – от бандита до крупного помещика, – обнаруживает, что они построены на песке.
А. Белый. Мастерство Гоголя, 1934, стр. 17–18.
