«Сигнусадеи, сигнусадеи...» -- раздалось над головой. Олег вздрогнул, открыл глаза, уставился на свод пещерки. Разумеется, там никого не было. «Сиг-ну-са-деи», - протянул голос. Очень знакомый голос. Чистый. Высокий. Женский. Голос из сна. И слышанный раньше. Оплакивающий или... зовущий на помощь? «Буря внезапная вдруг возмутила и небо, и море», - отчетливо по-русски произнесла невидимая женщина. Олег тихонько, подтягиваясь на руках, начал выбираться из пещерки. И увидел крылья. Те самые. Белые с золотистой опушкой. Они загораживали выход, словно занавески, ритмически подергиваясь в такт словам, произносимым речитативом:
Сигнусадеи, сигнусадеи...
Буря внезапная вдруг возмутила и небо, и море,
Вырвавшись, ветры свистали уж в вервях и парусах, грозно;
Черные волны к бортам корабельным, как млат, приражались,
Так что борта под ударами теми прешумно стенали:
Сигнусадеи, сигнусадеи...
Судно на гребень волны резвокрыло взлетало, как чайка,
Море когда, из-под дна разливаясь, зияло глубями.
Видели близко себя они камни суровы и остры,
Ярость о кои валов сокрушалася в реве ужасном.
Сигнусадеи, сигнусадеи...
Слабы мужи, как их жены, рыдали уныло, протяжно:
Только и слышались жалостны вопли и стоны рыдавших,
Только богам, обречены и слабы, давали обеты,
Жертвы кляняся принесть, по здоровом приплытии к брегу.
Сигнусадеи, сигнусадеи...
Не было в глупых проворства ни в ком, приказать бы что дельно,
Сам же никто из мужей не решался за что-то приняться.
И никому не казалось, что должны бы, жизни спасая,
Равно спасти от беды и всех тех, что страдали там с ними.
Сигнусадеи, сигнусадеи...
Стал на корме при весле рулевом сам Великий Учитель,
Он ободрил мореходцев, крича полумертвым с боязни:
«Прапоры сриньте долой, вниз, и парусы дружно крылите.
Славьте величие Сигнусадеи, что Знание дал вам».
Сигнусадеи, сигнусадеи...6
Песня смолкла. Занавеси крыльев разошлись в стороны, впустив туман. Астроном боялся дышать. Сигнус, думал он. Тот самый, вернее, та самая - женщина-птица. Царевна-лебедь. Спасительница... Что означает ее песня? Что сигнусы разумны? Для птиц они чрезвычайно велики, но для людей? Впрочем, размер не имеет значения.
Ведь и дети разумны, и карлики... Мысли спутывались, свивались, как змеи, в скользкий неприглядный клубок. Невозможно понять, где заканчивается одна и начинается другая. Маячит перед внутренним взором левитирующий монумент на энергостанции. Вращается. Мерно взмахивает крыльями, подгребает хвостами «леонардовский атлет».
Сигнусадеи...
Сигнус.
Деи.
Лебедь.
Бог.
Лебедь Божий.
На Беседке Ветров лежал снег. Не везде, правда, лишь в узких карстовых расселинах, но, увидев его, Олег понял, до какой степени продрог. Зуб на зуб не попадает. Это все проклятый туман, сквозь который он почти на ощупь пробирался сюда, ведомый единым Зовом. Казалось, что туман теперь навечно. Откуда он здесь, на высоте, в разгар лета? Вновь подумалось - вдруг святой прав? Никакой это не дивный новый мир, но один из кругов ада, до странности напоминающий родной Крым. И Зов приводит лишь на следующий - круг вечного тумана и холода. И одиночества. Да, одиночества. Стоп. Хватит. Он тряхнул головой, отгоняя мистические наваждения.
На Беседке Ветров Олег не нашел никого: ни воскрешенного, ни спасателей. Впрочем, не удивительно, Зов уже давно заткнулся. Опоздал, как пить дать. Чтоб тебя... Самой беседки, разумеется, тоже не было, да и быть не могло - наверняка ухнула вниз, с тысячу эдак лет назад, вместе с изрядным куском обрыва, на котором стояла. Он осторожно подошел к краю пропасти, заглянул вниз - клубящееся молоко, ничего не разглядеть...
- Олег?!
Он оглянулся.
- Вот ты где, герой чертов! - Дитмар, круги под глазами, в рыжей бороде иней, но глаза веселые. - Добрался! А мы уже похоронили тебя, не будь я бароном!
- Тоже молодцы, конечно, - пробормотал Олег, пожимая протянутую руку. - Пять минут подождать не могли? А мне потом от хатулей бегать.
- Я разве не предупредил? - удивился фон Вернер. - Зов отпугивает хищников. Забыл, верно. Ничего с тобой не случилось бы. Береженого Зов бережет!
Не предупредил он. Врет ведь, подумалось Олегу, нарочно не сказал. Вояка. Испытывает все. Ладно, это мы запомним.
Барон фон Вернер был не один. Вслед за ним из туманного половодья вышли остальные. Все... трое? С пополнением, значит... Странное создание. На ногах лапти. Короткий, чуть выше колен сарафан. Поверх сарафана кольчужная рубашка. Длинные, до колен, волосы цвета соломы заплетены в толстую косу. На тугих щеках румянец, будто свеклой натертый. А вот меч за спиной в расшитых цветным бисером ножнах - это да. Мощная штука, внушает... Откуда такое чудо-юдо? В смысле, из какой эпохи?
- Познакомься с Ефросиньей, - буркнул Дитмар и добавил: - Не везет нам, опять баба...
Олег назвался. Румяная девица в кольчуге окинула его безразличным взором, чуть больше уделив внимания топорику в руке, и отвернулась. Много чести, значит? Ну и ладно, не очень-то и хотелось...
Подошел Иоанн, пожал Олегу локоть по древнеримскому обычаю.
- Радуйся! - Таис улыбнулась приветливо, но на расстоянии.
И эта меня не жалует, подумал Олег. А ведь свежа, ни тени усталости. Мужики вон видно, что в корень задолбались, а эта как Дюймовочка. И не похоже, что сильно мерзнет. Даже в Иоаннов плащ не кутается, а так, накинула только, будто одолжение сделала.
- Привал! - скомандовал гауптштурмфюрер. - Перекусим и пойдем назад.
Оказывается, они успели набрать дров - большую охапку корявых сухих веток - и сложить их в естественном укрытии, образованном выветренной скалой. Немец вытащил из-за пояса плазмоган, и вскоре затрещал костер. Все потянулись к огню, даже Таис. Фон Вернер развязал мешок, раздал куски оленины. Когда было съедено мясо, Дитмар пустил по кругу пузатую бутыль с водой. И на вид, и на ощупь она была стеклянной, но чтобы ее закрыть, немец завязал высокое горлышко узлом. Эластичное стекло, очень мило...
Огонь пожирал сухое дерево стремительно, охапка таяла, а это означало, что вскоре придется подниматься на гудящие от усталости ноги и плестись по камням вниз, в долину. Благо, что ноги до сих пор не сбиты до кровавых мозолей. Каким-то чудом. Чудом ли? И вообще, не слишком ли много чудес? Допустим, для античной красотки Таис чудеса - часть миропорядка. Для чучела в кольчуге, вероятно, тоже. Для Иоанна... Иоанн, пожалуй, случай особый. Он верит, что очутился в аду. И чудеса вокруг суть сатанинское наваждение. Но ни бравый вояка-гауптштурмфюрер, ни тем более он, кандидат физматнаук Сахновский, к чудесам не привычны. Особенно к чудесам, не поддающимся рациональному истолкованию.
- Дитмар, - обратился Олег к немцу. - Ты видел вторую Луну?
- Разумеется, - ответил тот. - И не раз.
- И что ты об этом думаешь?
- Что я думаю? - переспросил фон Вернер со снисходительной улыбкой. - Я не думаю, Олег, я знаю.
- Так-так, - проговорил астроном. - И что ты знаешь?
- Я знаю, что жизнь на Земле пережила три эпохи. Три периода, когда во время низких лун рождались великаны. Когда же эти луны одна за другой обрушивались на Землю, на ней появлялись расы бессильных карликов. Во время высоких лун возникли средние расы - обычные люди начала третичной эпохи, наши предки. Так что после многих циклов земной шар представлял собой очень странное зрелище. Его населяли расы, находящиеся в состоянии упадка, и расы, набирающие силу, промежуточные выродившиеся существа и провозвестники грядущих мутаций, карлики безлунных ночей и владыки будущего...
Гладко излагает, подумал Олег, как по писаному. Где-то я это уже слышал, или читал, или мне только кажется?..
- То, что происходит в небе, - продолжал швабский барон, смежив веки, будто в трансе, - определяет и происходящее на Земле. Как тайна и порядок Вселенной отражаются в малейшем зернышке песка, так и движение тысячелетий отражается в том кратком промежутке, который мы зовем человеческой жизнью, и мы вынуждены в личной и общей душе повторять падения и взлеты прошлого, готовить апокалипсисы и восхождения будущего...
Вспомнил! Была такая модная книжонка в начале девяностых, написанная двумя французами. Кажется, называлась она «Рассвет колдунов»... или как-то иначе, не суть...
- Мы знаем, - вдохновенно возглашал нацист, - что вся история Вселенной состоит из борьбы между льдом и пламенем и что эта могучая борьба отражается здесь, внизу. И в плане человеческом, в умах и сердцах, когда пламя начинает угасать, надвигается лед. Мы это знаем каждый для себя и для всего человечества в целом - мы стоим перед вечным выбором...
