730
Там же. С. 358.
Есенин С. Собр. соч.: В 5 т. М., 1966. Т. 2. С. 212–213.
Северянин Игорь. Стихотворения и поэмы. 1918–1941. М., 1990. С. 358–359.
Крымов Вл. Люди в паутине. Берлин, 1930. С. 347, 352.
Там же. С. 350, 357, 375.
Горький М. Полн. собр. соч. М., 1970. Т. 6. С. 247–248.
Пильняк Б. Избранные произведения. М., 1976. С. 482, 498.
Набоков Владимир. Рассказы. Приглашение на казнь… С. 397–398.
См.: The Nabokov-Wilson Letters: Correspondence between Vladimir Nabokov and Edmund Wilson. 1940–1971 / Ed., annotated and with an Introductory Essay by Simon Karlinsky. New York; Hagerstown; San Francisco; London, 1979. P. 106. Возможно, Набоков также имел в виду нелепые ошибки, допущенные Борисом Поплавским в очерке о профессиональном боксе, где он неверно перевел и объяснил термины «нокаут» и «нокдаун». Согласно Поплавскому, если боксер побит «кнок-аутом», это значит, что он «засчитан вне положенного срока»; «если же возобновит сражение ранее девяти секунд, то пребывание на ковре называет кнок-доуном (т. е. сосчитанным вовнутрь)» (Аполлон Безобразов. О боксе // Числа. 1930. № 1. С. 260).
Числа. 1930. № 2–3. С. 141. Ср. также сцену избиения девки в романе Яновского «Мир» (Яновский B. C. Мир. Берлин, 1931. С. 146).
Ср. замечание Тынянова в статье «Литературное сегодня»:
«Есть вещи <…> которые так повернуты в нашей литературе, что их уж просто не различаешь. Так произошло с героем-чекистом. Демон-чекист Эренбурга и мистик-чекист Пильняка, и морально-педагогический чекист Либединского — просто стерлись, сломались. <…> После Эренбурга и Пильняка, и Либединского мы просто не верим в существование чекистов»
(Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 158).
В докладе «Несколько слов об убожестве советской беллетристики и попытка установить причину оного», прочитанном Набоковым в Берлине в 1926 году, он особо отмечал пристрастие современных советских писателей к стереотипному изображению широкой «славянской души», способной одновременно на злодейство и на жалость, в духе «опошленного Достоевского», и приводил в качестве примера «Перегной» Сейфулиной, где «мужик, укокошив помещика, ласкает заблудшую козу» (Berg Collection. New York Public Library. Box 1, file 5, p. 14. Автор благодарен Д. В. Набокову, любезно позволившему ему ознакомиться с этим и некоторыми другими архивными материалами в Нью-Йоркской коллекции).
Повесть «Заволочье», в которой «ужасы нагромождаются как льдина на льдину», была особо отмечена Набоковым в вышеупомянутом докладе о советской литературе (Berg Collection. New York Public Library. Box 1, file 5, p. 21–22).
См. об этом: Щеглов Ю. К. Романы И. Ильфа и Е. Петрова. Спутник читателя. Т. 2. Золотой теленок // Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 26/2. Wein, 1991. С. 463–464.
Эренбург Илья. Собр. соч.: В 8 т. М., 1991. Т. 3. С. 531.
Шкловский Виктор. Жили-были. С. 208.
Маяковский В. Собр. соч.: В 8 т. Т. 4. С. 382.
Там же. С. 376.
О пародиях на прозаиков «серебряного века» и советских писателей времен нэпа в «Отчаянии» см.: Dolinin Alexander. Caning of Modernist Profaners: Parody in Despair // Nabokov. At the Crossroads of Modernism and Postmodernism / Cycnos. Vol. 12. No. 2. Nice, 1995. P. 43–54.
Тынянов Ю. H. Поэтика. История литературы. Кино. С. 294.
Струве Глеб. Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы. Нью-Йорк, 1956. С. 284.
Настоящий текст является переводом одиннадцатой главы автобиографии В. Набокова «Speak, Memory: An Autobiography Revisited». — Пер.
«безумная любовь», «мечтательный и томный» (фр.). — Пер.
Boyd Brian. Vladimir Nabokov. The American Years. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1991. P. 686.
Conclusive Evidence: A Memoir. New York: Harper and Brothers, 1951. Этот же текст вышел в 1951 году в Лондоне в изд. «Victor Gollanz» под названием «Speak, Memory: A Memoir». В дальнейшем ссылки на лондонское издание даются в тексте с использованием сокращения СЕ, чтобы отличить его от более позднего варианта автобиографии, тоже носящего название «Speak, Memory».
Nabokov V. Speak, Memory: An Autobiography Revisited. New York: G. P. Putnam's Sons, 1967. P. 12. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с использованием сокращения SM и указанием номера страницы.
Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М.: Правда, 1990. Т. 4. С. 134. В дальнейшем ссылки на текст «Других берегов» даются в тексте по этому изданию и с использованием сокращения ДБ.
Подробнее об истории создания разных вариантов автобиографий см. в предисловии Набокова к «Speak, Memory» (1967).
Мы имеем в виду публикации отдельных глав будущей автобиографии в журналах на английском (а одной главы — «Mademoiselle О» — еще раньше на французском) и три книжных варианта, причем в каждый Набоков вносил изменения.
Brown Clarence. Nabokov's Pushkin and Nabokov's Nabokov // Nabokov: The Man and His Work. Studies ed. by L. S. Dembo. Madison: The University of Wisconsin Press, 1967. P. 200.
Nabokov V. Strong Opinions. New York: McGraw-Hill, 1973. P. 95.
Главы во всех книжных вариантах автобиографии не имеют названий, а только номера. Для ясности ссылок мы будем пользоваться названиями глав в их журнальном варианте.
Набоков В. Дар // Собр. соч.: В 4 т. М.: Правда, 1990. С. 137. Далее ссылки на это издание даются в тексте.
Об использовании Набоковым автобиографического материала в романах, а также сравнение двух английских вариантов автобиографии см.: Grayson Jane. Nabokov Translated: A Comparison of Nabokov's Russian and English Prose. Oxford: Oxford University Press, 1977.
Johnson D. Barton. Worlds in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov. Ann Arbor, MI: Ardis, 1985. P. 8–10. Далее ссылки на страницы этой книги даются в скобках в тексте.
Оставшиеся четыре упоминания драгоценностей короче, их нет ни в СЕ, ни в ДБ, и они не связаны ни с цветным слухом, ни с темой творчества.
Интересно, что мотивы цветного слуха и драгоценностей, на переплетение которых указывает индекс SM, в романе «Дар» связаны явно:
«…вы бы оценили мое сияющее „с“, если я мог бы вам насыпать в горсть тех светлых сапфиров, которые я ребенком трогал <…> когда моя мать <…> переливала свои совершенно небесные драгоценности из бездны в ладонь, из шкатулок на бархат <…> и если отодвинуть в боковом окне фонаря штору, можно было видеть вдоль набережных фасадов в синей черноте ночи изумительно неподвижные, грозно алмазные вензеля, цветные венцы…» (68).
В 11-й главе есть еще один мотив радуги: сочиняя стихотворение, герой ручкой рампетки с ритмичностью метронома чертит дугу за дугой на песке — «земляные радуги, в которых глубина штриха передавала разные цвета». Эта монохромная квази-радуга уже обещает неудачное квази-стихотворение.
«But the author that interested me most was naturally Sirin. He belonged to my generation. Among the young writers produced in exile he was the loneliest and most arrogant one. Beginning with the appearence of his first novel in 1925 and throughout fifteen years, until he vanished as strangely as he had come, his work kept provoking an acute and rather morbid interest on the part of critics. <…> the mystagogues of emigre letters deplored his lack of religious insight and of moral preoccupation. <…> Conversely, Sirin's admirers made much, perhaps too much, of his unusual style, brilliant precision, functional imagery and that sort of thing. <…> Across the dark sky of exile, Sirin passed, to use a simile of a more conservative nature, like a meteor, and disappeared, leaving nothing much else behind him than a vague sense of uneasiness» (SM, 287)
(Но из всех писателей больше всего интересовал меня, конечно, Сирин. Мы принадлежали к одному поколению. Среди молодых писателей, появившихся в изгнании, он был самым одиноким и самым надменным. Начиная с выхода его первого романа и на протяжении пятнадцати лет, пока он не исчез так же странно, как появился, его произведения возбуждали острый и довольно болезненный интерес со стороны критиков. <…> мистагоги эмигрантского литературного мира порицали отсутствие у него религиозного проникновения и моральной озабоченности. <…> И наоборот, почитатели Сирина предавали много, возможно, слишком много значения его необычному стилю, экономной образности и всему такому. <…> По темному небу изгнания Сирин пронесся, если пользоваться сравнением из более консервативной природы, как метеор, и исчез, не оставив за собой почти ничего, кроме смутного чувства неловкости).
