артиллерии сказывал нам наизусть все запрещенные стихи и песни Рылеева, прибавя, что у них нет канонира, который, умея грамоте, не имел бы переписанных этого рода сочинений и особенно песен Рылеева.
Мне пришла теперь на память одна мало известная пиэса, написанная Рылеевым в последнее время для юношества высшего сословия русского, вот она:
Я ль буду в роковое время Позорить гражданина сан И подражать тебе, изнеженное племя Переродившихся славян. Нет, не способен я в объятьях сладострастья, В постыдной праздности влачить свой век младой И изнывать кипящею душой Под тяжким игом самовластья. Пусть юноши, не разгадав судьбы, Постигнуть не хотят предназначенья века И не готовятся для будущей борьбы За угнетенную свободу человека. Пусть с хладнокровием бросают хладный взор На бедствия страдающей отчизны И не читают в них грядущий свой позор И справедливые потомков укоризны. Они раскаются, когда народ, восстав, Застанет их в объятьях праздной неги И, в бурном мятеже ища свободных прав, В них не найдет ни Брута*, ни Риэги*.
В этих стихах лучше всего изображаются все достоинства и недостатки поэзии Рылеева. Со всем тем кто не скажет, что это стихотворение может стать на ряду с лучшими ирландскими мелодиями Мура?..*
III
КРИТИКА ПУШКИНСКОЙ ЭПОХИ
П. А. ПЛЕТНЕВ
1792—1865
Петр Александрович Плетнев находился в дружеских отношениях с Жуковским, Гоголем и особенно с Пушкиным, который посвятил ему «Евгения Онегина». После смерти Пушкина Плетнев возглавил журнал «Современник». Профессор литературы Петербургского университета, он в 1841 году был избран академиком.
Плетнев выступал как поэт и как критик. Его статья «Письмо к графине С. И. С. о русских поэтах», опубликованная в альманахе «Северные цветы на 1825 год», была обращена к Софье Ивановне Соллогуб (1792—1854), дочери генерала, жене петербургского аристократа, любительнице поэзии, предпочитавшей французских поэтов русским. Плетнев — горячий патриот. Широкими штрихами он создает панораму современной ему русской поэзии, подчеркивает богатство земли русской талантами: ведь в ту пору одновременно работали в литературе Жуковский, Крылов, Рылеев, Пушкин, Баратынский, Дельвиг, Языков.
Критик не ставил перед собой задачи дать глубокий анализ их творчества. Он написал лишь краткие взволнованные заметки об этих поэтах. Но едва ли не первым дал в своей статье глубокую характеристику романтизма Жуковского, впоследствии развитую Н. Полевым (см. ниже в нашем сборнике его статью «Баллады и повести В. А. Жуковского») и Белинским.
Письмо к графине С. И. С. о русских поэтах
Обещать, да не исполнить: по-моему значит остаться в долгу. Давно я должник ваш, графиня! Спешу расплатиться. Вы обвиняли меня в пристрастии русским поэтам. Вы даже подозревали нас, русских литераторов, что мы умышленно грешим, пропуская без внимания лучшие произведения французской поэзии. Наконец, по вашему мнению, трудно указать, кто бы из наших поэтов заменил вам то удовольствие, которое чувствуете вы, читая любимого своего Ламартина*. Я во всем осмелился вам противоречить. Я вызвался доказывать вам, что едва ли вы не пристрастнее меня. Вы позволили мне письменно защищаться, говорить откровенно, даже долго. Кто бы на моем месте не воспользовался таким позволением? Но вы не испугайтесь, графиня! Я не употреблю во зло вашего снисхождения. Непростительно было бы мучить вас убеждениями, что я беспристрастный человек, что мы все равно любим французскую поэзию, как и вы. Мне только надобно будет доказать, что есть много русских поэтов, которые удовлетворяют самому разборчивому вкусу образованного и беспристрастного человека...
Всех выше, вдохновеннее, разнообразнее, оригинальнее между поэтами нашими Державин. Он больше всех оправдал собою мнение древних, что поэтами родятся. Его гений открыл себе собственное поприще, обнял на нем всё поэтическое, создал свой язык и никому не передал тайны своего искусства, как будто потому, что сам ни от кого ее не заимствовал. Читая его, чувствуешь себя перенесенным в какую-то страну особенную и в какой-то особенный век. Там нет ничего мечтательного и неясного. Это поэтическая Россия во времена Екатерины... Теперь представьте себе поэта, каков Державин, излагающего возвышенные мысли, увлекаемого славою отечества, жертвующего цветами своими нежным грациям, и всегда равного по вдохновению своему на каждом поприще: кто ж из французских поэтов, не говорю: заменит его, но хотя несколько приблизится к нему?..
Русская поэзия не чужда и того легкого, игривого языка, который так пленителен в Лафонтене. Он еще тем у нас чувствительнее, что мы для названия многих предметов имеем по два слова, которые употребляются различно, смотря по роду сочинения. Это разнообразие слога придает произведениям нашей поэзии особенные краски, которых французы почти ничем оттенить не могут... Неизъяснимое простодушие Хемницера*, очищенность и легкость Дмитриева*, оригинальность, глубокомыслие, соединенное с простосердечием, и народность рассказа Крылова: вот красоты нашей апологической поэзии [23]. Я приведу пример только из последнего, тем более что он чаще других созидает для себя и предмет басни и рассказ ее.
ОРЕЛ И ПЧЕЛА
Счастлив, кто на чреде трудится знаменитой: Ему и то уж силы придает, Что подвигов его свидетель целый свет. Но сколь и тот почтен, кто, в низости сокрытый, За все труды, за весь потерянный покой Ни славою, ни почестьми не льстится
