подумали бы вы, графиня, что в русской поэзии нет того блестящего остроумия, которого образцы чаще встречаются во французских стихах. Оно, впрочем, не должно быть душою всей поэзии, так, как шутливость — усилием всей жизни. Веселость тогда только доставляет истинное удовольствие, когда она непринужденна и обнаруживает естественное чувство. Подобный характер поэзии встречается у нас в стихотворениях Давыдова и князя Вяземского. Первый составил, так сказать, особенный род военных песен, в которых язык и краски ему одному принадлежат. Неистощимый в благородных шутках, в живом представлении своих предметов, он пленяет какою-то небрежностию и вместе точностию выражений. Это русский Анакреон*, но только в лагере. Князь Вяземский сблизил игру простонародного языка с языком лучшего общества. Он не заимствует из книг ни своих острот, ни своих шуток. Как поэт-философ, он не пренебрегает ничем в общежитии; он всё обращает в свою пользу. И потому самую остроумную мысль француза он легко заменит столь же сильною и столь же острою мыслию русского простолюдина. Но, разбирая внимательнее произведения его поэзии, вы увидите, как чувство проглядывает сквозь этот шутливый покров свой. И оно-то дает ему верх над французскими остроумцами. Вы сами в том увериться можете по следующему стихотворению:
МОИ ЖЕЛАНИЯ
Пусть всё идет своим порядком, Иль беспорядком: всё равно! На свете, в этом зданье шатком Жить смирно — значит жить умно. Устройся ты как можно тише, Чтоб зависти не разбудить; Без нужды не взбирайся выше, Чтоб после шеи не сломить. Пусть будут во владенье скромном Цветник, при ручейке древа, Алтарь любви в приделе темном, Для дружбы стул, а много два; За трапезой хлеб-соль простая С приправой ласк младой жены; В подвале гость с холмов Токая, Душистый вестник старины; Две-три картины не на славу; Приют мечтанью, камелек, И про домашнюю забаву Непозолоченный гудок; Книг дюжина, хоть не в сафьяне: Не рук, рассудка торжество; И деньга лишняя в кармане Про нищету и сиротство. Вот всё, чего бы в скромну хату От неба я просить дерзал! Тогда б к хранителю-пенату [24] С такой молитвою предстал: «Я не прошу о благе новом, Мое мне только сохрани, И от злословца будь покровом, И от глупца оборони!»
Стихотворения Глинки представляют ряд аллегорических [25] картин. Проходя эту галерею вымыслов, вы с любопытством остановитесь перед каждым изображением, чтобы полюбоваться красками живописца и потом раскрыть счастливую мысль, которую он таит в своей аллегории. Этот род поэзии особенно увлекает воображение. Он вдыхает жизнь во всё; бездушное заставляет чувствовать, бесплотному сообщает тело. Истины сердца можно так же предлагать в загадках, как истины ума. Глинка, изображая вам какое-нибудь чувствование, называет его именем другого предмета, который похож на него в некотором отношении. Он доставляет вам удовольствие следовать за его сравнением, выбором признаков, вверяться обману поэзии, переменять свое мнение, задумываться, искать разрешения загадки в собственном сердце, одним словом: он погружает вас в самих себя...
Рылеев избрал для себя прекрасное поприще. Он представляет вам поэтические явления из отечественной истории. Его так называемые «Думы» содержат лирический рассказ какого-нибудь события. Не восходя до оды, которая больше требует восторга чувствований и быстроты изложения, они отличаются благородною простотою истины и поэзиею самого происшествия. Чистый и легкий язык, наставительные истины, прекрасные чувствования, картины природы — вот что удовлетворяет в них любопытному вкусу. Я приведу здесь одну из них.
СМЕРТЬ ЕРМАКА*
Ревела буря, дождь шумел; Во мраке молнии летали; Бесперерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали... Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой, На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой. Товарищи его трудов, Побед и громкозвучной славы, Среди раскинутых шатров Беспечно спали близ дубравы. «О, спите, спите,— мнил герой,— Друзья, под бурею ревущей; С рассветом глас раздастся мой, На славу иль на смерть зовущий!.. Кто жизни не щадил своей, В разбоях злато добывая, Тот думать будет ли о ней, За Русь святую погибая? Своей и вражьей кровью смыв Все преступленья буйной жизни И за победы заслужив Благословения отчизны — Нам смерть не может быть страшна; Свое мы дело совершили: Сибирь царю покорена, И мы — не праздно в мире жили!..» Иртыш кипел в крутых брегах, Вздымалися седые волны, И рассыпались с ревом в прах, Бия
