Обѣ проституціи невозможны тамъ, гдѣ мужчина и женщина — равнозначущія, связанныя взаимнымъ уваженіемъ, общественныя силы.
Обѣ неизбѣжны тамъ, гдѣ одинъ — мужчина — общественная сила, ревнивая и надменная въ своей дѣятельности, a женщина, — исключительно или прежде всего, — «земля для посѣва», какъ характеризуютъ ее мусульмане.
Уравняйте женщину съ собою въ правахъ на образованіе, трудъ и заработную плату. Поставьте ее такъ, чтобы проституція, въ какой бы то ни было формѣ, не оказывалась для нея выгоднѣе честнаго труда, — и тогда вамъ не нужно будетъ собирать ни съѣздовъ, ни конгрессовъ: вопросъ о проституціи умретъ самъ собою. A безъ общественнаго равенства трудящейся женщины съ трудящимся мужчиною всѣ съѣзды и конгрессы — только новые кирпичи въ адскую мостовую добрыхъ намѣреній, надъ которою такъ злобно хохочетъ сатана…
У него тамъ славно вымощено!
1902.
Мои мысли о борьбѣ съ проституціей вызвали пылкія возраженія со стороны аболиціониста В. В. Зѣньковскаго.
Г. Зѣньковскій упрекаетъ меня, какъ «мечтателя о коренныхъ реформахъ» въ области женскаго вопроса, въ презрительномъ равнодушіи къ великому аболиціонистическому движенію, которымъ сейчасъ энергично всколыхнулись Европа и Россія. Источникъ моего якобы презрительнаго отношенія къ аболиціонистической работѣ г. Зѣньковскій усматриваетъ въ маломъ моемъ знакомствѣ съ нею. «Если бы г. Иксъ[2] потрудился прочитать хотя бы книги Ренве-Амъ-Рина («Недостатки современнаго надзора за общественною нравствеыностью»), Гюйо (La Prostitution»), Окорокова («Международная торговля дѣвушками для цѣлей разврата»), Покровской («Регистрація способствуетъ вырожденію народа»), — онъ понялъ бы, что задачи, которыя себѣ ставитъ аболиціонизмъ, жизненны и чрезвычайно широки».
Имѣю эти труды, читалъ: они интересны, полезны, поучительны.[3] А, сверхъ того, полагаю, что неоспоримое положеніе г. Зѣньковскаго: «Задачи, которыя себѣ ставитъ аболиціонизмъ, жизненны и чрезвычайно широки», — не требуетъ никакихъ искусственныхъ и книжныхъ доказательствъ. Оно ясно безъ всякихъ книгъ. Само собою, «нутромъ» ясно. Аболиціонизмъ — инстинктивный протестъ испуганной и возмущенной человѣческой натуры противъ слишкомъ нагляднаго и осязательнаго, мучательнаго зла. Законность этого естественнаго протеста не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію. Больше того: черствое сердце y того человѣка, который не присоединяется къ протесту. Мое же, — по не весьма для меня лестному мнѣнію г. Зѣньковскаго, — оказывается черствымъ изъ черствыхъ, такъ какъ я, будто бы, даже издѣваюсь надъ аболиціонизмомъ, поднимаю его на смѣхъ. Откуда это г. Зѣньковскій взялъ, — не усматриваю въ своей статьѣ, равно какъ и того, чтобы я проповѣдывалъ «квіэтизмъ» до отношенію къ проституціонному вопросу… Аболиціонистическіе опыты и упражненія я очень уважаю, самъ въ нихъ неоднократно участвовалъ, охотно участвую и, конечно, не разъ еще буду участвовать. Думаю, словомъ, что практически я — столько же аболиціонистъ, не принимая на себя этой клички, сколько и мой оппонентъ. Теоретическая же разница между нашими взглядами та, что г. Зѣньковскій оптимистически вѣритъ:
— Спасая и охраняя падшихъ женщинъ, аболиціонисты уничтожають проституцію.
Я же, менѣе склонный къ радужнымъ упованіямъ и розовымъ миражамъ, говорю:
— Спасая и охраняя падшихъ жешцинъ, мы спасаемъ и охраняемъ (при томъ, рѣдко съ удачею) только извѣстное количество извѣстныхъ намъ падшихъ женщинъ. Проституцію же, какъ соціальный институтъ, мы благородными палліативами аболиціонизма уничтожить не можемъ. Ростъ проституціи остановится (а? что остановилось въ ростѣ, обречено на вымираніе) исключительно отъ этическихъ, общественныхъ, экономическихъ реформъ, которыя уравняютъ образованіе, трудовыя и гражданскія права женщины съ таковыми же правами мужчины. И, прежде всего, практически необходимо равенство правъ экономическихъ. Какъ скоро увеличатся въ числѣ и расширятся въ компетенціи области честнаго женскаго труда, какъ скоро честный заработокъ женщины будетъ въ состояніи парализовать для нея необходимость или соблазнъ заработка черезъ половую самопродажу, — смертный приговоръ проституціонному институту (по крайней мѣрѣ, въ современныхъ его формахъ) будетъ произнесенъ; a приведеніе приговора въ исполненіе временемъ станетъ дѣломъ весьма короткаго срока.
Итакъ, еще разъ: чтобы уничтожить проституцію, нужно, прежде всего, уничтожить соблазнъ ея экономическихъ преимуществъ предъ честнымъ женскимъ трудомъ, возвысивъ его заработную плату до мужского уровня, что достижимо только коренною реформою женскихъ правъ въ обществѣ будущаго. Слѣдовательно, давайте стремиться къ коренной реформѣ женскихъ правъ. Вотъ прямой и, я полагаю, единственно возможный выводъ изъ моей статьи. Сколько въ немъ «квіэтизма», предоставляю судить читателю.
Г. Зѣньковскій укоряетъ меня теоретическимъ «смотрѣніемъ въ корень» въ ущербъ (?) живому, практическому дѣлу, и черезчуръ, по его мнѣнію, большимъ значеніемъ, которое я придаю въ вопросѣ о проституціи фактору экономическому. Онъ напоминаетъ мнѣ, что зло проституціи можетъ быть порождено и иными соціальными причинами и принужденіями, какъ, напримѣръ, въ античномъ мірѣ существовала проституція религіозная. Но возраженіе г. Зѣньковскаго не опровергаетъ, a только подтверждаетъ необходимость «смотрѣнія въ корень», которое онъ странно ставитъ мнѣ въ вину. Экстатически-чувственные восточные культы, проникавшіе и въ Европу, создали религіозную проституцію, отголосокъ докультурной поліандріи. Существуетъ ли религіозная проституція въ настоящее время? Нѣтъ, не существуетъ, — по крайней мѣрѣ, въ странахъ европейской цивилизаціи. Что убило ее? Старанія античныхъ аболиціонистовъ? Увы, ихъ не было. Убила «коренная реформа»: міровая побѣда религіозныхъ культовъ духа (іудаизма, христіанства, ислама, — изъ древнихъ религій: миѳраизма, Изиды, синкретической религіи неоплатониковъ) надъ культами плоти. Религіозная проституція умерла потому, что засохъ корень ея, уничтожились культы, желавшіе проституціи. Наша проституція происхожденія экономическаго. Корень ея — женское неравенство съ мужчиною въ трудовыхъ правахъ и заработной платѣ. Женщина поставлена въ невозможность существовать иначе, какъ на счетъ мужчины, пріобрѣтающаго ее, семейно или внѣсемейно. Самостоятельная жизнь для женщины окупается такимъ жестокимъ, тяжкимъ, почти аскетическимъ подвигомъ, что нести его бодро и успѣшно дано только натурамъ выдающимся, необычайнымъ, святымъ; это — героини и мученицы идеи. Для женщины средняго уровня способностей и энергіи, самостоятельная трудовая жизнь, — крайне неблагодарно вознаграждаемая, житейская каторга. Для женщины слабой утомленіе этою неблагодарною каторгою заурядъ разрѣшается въ дезертирство изъ-подъ трудового знамени: самопродажею обратно подъ мужскую опеку и на мужскіе кормы. Таковы отвратительные браки съ первымъ встрѣчнымъ, лишь бы хлѣбомъ кормилъ, — и проституція. Марья Андреевна вь «Бѣдной Невѣстѣ«- очень близкая родственница Сонѣ Мармеладовой. И покуда Марьямъ Андреевнамъ нѣтъ дороги къ достаточно сытному куску хлѣба иначе, какъ черезъ спальню Максима Беневоленскаго, — наивно изумляться и плакаться, что Марьи Андреевны гибнутъ въ неравныхъ, вынужденныхъ бракахъ сотнями тысячъ. Это — роковое, неизбѣжное. Покуда Соня Мармеладова не въ состояніи накормить себя, помочь измученнымъ трудомъ мачехѣ, ссудить отцу двугривенный на выпивку, да хоть сколько-нибудь прибрать и хоть копѣечнымъ пряникомъ побаловать малютокъ Мармеладовыхъ, — не въ состояніи иначе, какъ навязываясь прохожимъ на Невскомъ проспектѣ, - до тѣхъ поръ наивно изумляться и слезно плакаться, что Сонями Мармеладовыми кишать вечернія улицы и дома терпимости. Это — роковое и неизбѣжное. И тутъ аболиціонистическое движеніе, при всей его почтенности, совершенно безсильно. Потому что, какъ изъ сотни кроликовъ не выходитъ одной лошади, такъ и тысячи падшихъ женщинъ не составляютъ собою проституціи. И, въ соотвѣтствіи съ тѣмъ, даже тысячи дѣвушекъ, не допущенныхъ къ самопродажѣ или извлеченныхъ изъ нея филантропическимъ путемъ, все-таки не рѣшаютъ проституціоннаго вопроса: что обществу дѣлать, чтобы исцѣлиться отъ проституціонной язвы. Кто беретъ на себя смѣлость посильно разсуждать о загадкѣ столь глубокой важностя, тому, право же, лучше смотрѣтъ въ корень ея, чѣмъ довольствоваться плаваніемъ по видимой поверхности вопроса…
Я говорилъ и повторяю:
Очистить общество отъ проституціи можетъ только рѣшительная, полная переоцѣнка культурою будущаго столь огромной міровой цѣнности, какъ женщина: крутой переломъ въ нашихъ отношеніяхъ къ ея личности, труду, образованію, праву.
Цитируя мои слова, г. Зѣньковскій признаетъ, что съ ними «врядъ ли кто не согласится, — врядъ ли не согласятся и тѣ, непріятные для г. Икса, люди, которые такъ энергично борются съ проституціей».
