Учиться и освобождаться — стихійный женскій потокъ, смутившій своею широкою волною даже тѣхъ, кто его будилъ къ жизни. Жоржъ-зандисты сороковыхъ годовъ очень сплоховали, когда русская женщина взялась добиваться эмансипаціи рѣшительно и серьезно. Даже Тургеневъ, съ грустною ревностью «лишняго человѣка», закрылъ глаза на Лизу, Наталью и Елену, когда онѣ, не дождавшись на свои «проклятые вопросы» отвѣта отъ Рудиныхъ и Лаврецкихъ, пошли искать учителей въ Добролюбовѣ, Чернышевскомъ, въ молодой редакціи «Современника», въ Писаревѣ, Некрасовѣ, Салтыковѣ. Тургеневъ уклончиво отдѣлался отъ новыхъ женщинъ каррикатурами Евдоксіи Кукшиной и Матрены Суханчиковой и только въ «Нови» попробовалъ найти для освобождающейся дѣвушки симпатичныя краски Маріанны. Но и то было поздно: картина устарѣла и «не вышла». Писемскій грязно плевался фельетонами Никиты Безрылова и «Взбаламученнымъ моремъ». Гончаровъ сокрушался о грѣшной строптивой Вѣрѣ и возводилъ на пьедесталъ, какъ богиню «женственности», красивую двуногую телку, кроткую Марѳиньку. Если прослѣдить въ литературѣ 1860–1870 годовъ отношеніе авторовъ къ женскому вопросу, то наблюдается слѣдующее странное дѣленіе: противъ новыхъ женщинъ всѣ крупные беллетристы эпохи, но ни одного сколько-нибудь талантливаго публициста; за новыхъ женщинъ — всѣ первоклассные публицисты въ прозѣ и стихахъ, но ни одного крупнаго беллетриста. Чернышевскій взялся поправить пробѣлъ и, въ стѣнахъ Петропавловской крѣпости, написалъ «Что дѣлать»: романъ соціалистическихъ грезъ, лишенный художественнаго значенія, но опредѣляющій цѣлую эпоху въ русскомъ женскомъ вопросѣ своимъ громовымъ успѣхомъ, котораго вполнѣ заслулшла его дидактическая энергія, строгая ясность силлогизмовъ, стойкость и логическая доказательность программы. Вѣра Павловна — эта Елена изъ тургеневскаго «Наканунѣ«въ демократическомъ варіантѣ, наконецъ нашедшая себѣ русскій идейный бракъ и русское идейное дѣло, — стала идеаломъ для сотенъ образованныхъ дѣвушекъ и женщинъ, a мастерская ея — откровеніемъ ихъ и руководствомъ къ практической работѣ. Участвуя въ недавней газетной кампаніи въ пользу разрѣшенія «Что дѣлать» къ обращенію въ Россіи, я долженъ былъ изучиль полемическія нападки на романъ и перечитать всѣхъ, кто сему яду пытался дать противоядіе. Ничто не возмущало ихъ больше стремленія женщинъ сложиться въ рабоче-образовательныя ассоціаціи. Свободные трудъ и общежитія, коммуны женщинъ, сбросившихъ съ себя зависимость отъ мужней власти и отцовской опеки, вызывали ярое озлобленіе, цѣлые томы клеветъ и доносовъ по начальству. Особенно знаменита осталась въ лѣтописи женской эмансипаціи петербургская коммуна, организованная Слѣпцовымъ, не потому, что она была удачна, но потому, что ее атаковали съ нарочитымъ бѣшенствомъ. Противъ нея направлены два романа: «Некуда» Лѣскова и часть «Кроваваго пуфа» Всеволода Крестовскаго. Это эпоха трагическихъ воплей объ угнетенныхъ дочерями родителяхъ и обиженныхъ женами мужьяхъ. Въ дѣйствительности же, patria potestas стояла на фундаментѣ своемъ столь прочно и такъ мало разсчитывала поступиться своими правами, что десятки дѣвушекъ, чтобы вырваться изъ-подъ семейнаго гнета, вступали въ фиктивные браки съ мужчинами одинаковыхъ съ ними убѣжденій, получая отъ мужа немедленно вслѣдъ за обрядомъ вѣнчанія отдѣльный видъ на жительство, съ полною свободою дѣйствія. Въ концѣ шестидесятыхъ и въ первой половинѣ семидесятыхъ годовъ фиктивный бракъ становится въ русской интеллигенціи только что не институтомъ обычнаго брака. Особенно усердно прибѣгали къ нему дѣвушки, желавшія получить заграничный паспортъ, чтобы учиться въ Цюрихѣ, Парижѣ, Гейдельбергѣ. Политическіе процессы семидесятыхъ годовъ провели предъ глазами русской публики десятки фиктивныхъ женъ и фиктивныхъ мужей. Интересно въ этомъ отношеніи «дѣло пятидесяти» (1877 г.), гдѣ фиктивный бракъ, вообще, то и дѣло является, какъ излюбленное и очень удачное орудіе совсѣмъ не брачныхъ цѣлей. Въ частности же имѣлся въ немъ такой эпизодъ, очень полно характеризующій смыслъ и цѣль этого освободительнаго компромисса. Свидѣтель священникъ Ансеровъ обвинялъ подсудимыхъ сестеръ Субботиныхъ въ томъ, что онѣ сбивали дочь его, гимназистку, на выѣздъ за границу съ цѣлью полученія высшаго образованія: y дѣвушки были болъшія математическія способности. Такъ какъ Ансеровъ не соглашался отпустить дочь ранѣе, чѣмъ она выйдетъ замужъ, то Субботины не замедлили подыскать подругѣ фиктивнаго жениха, въ лицѣ Кардашева, тоже подсудимаго по дѣлу пятидесяти. Ho Ансеровъ прозрѣлъ хитрость, и бракъ не состоялся. Въ семьѣ не безъ урода, и впослѣдствіи многіе изъ фиктивныхъ браковъ стали очень фактическимъ несчастіемъ для сторонъ, ихъ заключившихъ; были мужья, которые, измѣнивъ принципамъ идейнаго братства, нагло порабощали своихъ номинальныхъ женъ предъявленіемъ супружескихъ правъ по закону; были и жены, которыя, старѣя, болѣя, утомлялись жизнью, очень безцеремонно садились на шею своихъ условныхъ супруговъ. Но несравненно больше примѣровъ, что фиктивный бракъ обращался въ фактическій и иногда очень счастливый — съ теченіемъ времени, по взаимному уваженію и сознательной любви ознакомившихся супруговъ. Вѣдь и бракъ Вѣры Павловны съ Лопуховымъ, собственно говоря, сложился въ бракъ такимъ образомъ, a въ началѣ онъ тоже фиктивный, ради законнаго бѣгства отъ папеньки съ маменькой. И наконецъ, nomina sunt odiosa, но можно бы указать примѣры фиктивныхъ браковъ, тянувшихся десятки лѣтъ, при строгомъ сохраненіи мужемъ и женою дружескихъ отношеній, съ честнымъ соблюденіемъ обоюдной свободы во всѣхъ отношеніяхъ. Достоевскій бросилъ очень черныя краски на нигилистическій фиктивный бракъ въ «Бѣсахъ» (чета Шатовыхъ). Какъ всякій компромиссъ, и этотъ обычный институтъ семидесятыхъ годовъ заключалъ въ себѣ самоубійственныя противорѣчія, которыя своими неудобствами и свели его на нѣтъ. Но грязно клеветали тѣ, кто, какъ впослѣдствіи Дьяковъ и Цитовичъ, старались изобразить фиктивные браки «нигилистовъ» уловкою для распутныхъ людей разнуздать свои прихоти и похоти. Здѣсь не тѣло выходило за тѣло, a документъ за документъ. Насколько мало значенія придавали фиктивно брачущіеся, не говоря уже о половомъ интересѣ, просто вопросу личности, можетъ служить примѣромъ опять-таки «дѣло пятидесяти»: княгиня Циціанова, рожденная Хоржевская, вышла замужъ (фиктивно) за князя Александра Циціанова въ городѣ Одессѣ и вѣнчалась съ нимъ 13-го іюля 1875 г., т. е. въ тотъ же самый день когда князь Александръ Циціановъ присутствовалъ въ качествѣ свидѣтеля въ г. Москвѣ при бракосочетаніи (тоже фиктивномъ) супруговъ Гамкрелидзе.
«Много, очень много обвиненій сыпалось на насъ со стороны г. прокурора. Относительно фактической стороны обвиненій я не буду ничего говорить, — я всѣ ихъ подтвердила на дознаніи, но относительно обвиненій меня и другихъ въ безнравственности, жестокости и пренебреженіи къ общественному мнѣнію, относительно всѣхъ этихъ обвиненій я позволю себѣ возражать и сошлюсь на то, что тотъ, кто знаетъ нашу жизнь и условія, при которыхъ намъ приходится дѣйствовать, не броситъ на насъ ни обвиненія въ безнравственности, ни обвиненія въ жестокости».
Эти спокойныя, скромныя слова русской дѣвушки-революціонерки были произнесены почти что подъ висѣлицею: это послѣднее слово подсудимой Софьи Перовской въ отвѣтъ на обвинительную рѣчь Муравьева, по дѣлу 1-го марта. Въ половинѣ девяностыхъ годовъ я имѣлъ случай познакомиться съ старымъ свитскимъ генераломъ, который допрашивалъ Перовскую. Этотъ человѣкъ пропустилъ сквозь свои руки сотни, если не тысячи, борцовъ русскаго освободительнаго движенія, смотрѣлъ на нихъ съ чиновнаго высока, равнодушно-злобно, какъ на беззащитнаго врага, подлежащаго, сколько онъ тамъ ни барахтайся, роковому, непремѣнному растоптанію. Но Перовскую онъ уважалъ.
— За что?
Генералъ долго молчалъ, потомъ признался:
— Ужъ очень она насъ презирала. Другія ненавидѣли, a эта презирала.
Мужество сознательнаго энтузіазма борьбы и презрѣнія къ врагу не оставило Перовскую до роковой петли. Ужасный экзаменъ смертной казни былъ ею выдержанъ съ безпримѣрнымъ мужествомъ. Почти неслыхавная вещь произошла: всѣ казнимые, какъ бы храбро ни встрѣчали конецъ свой, блѣднѣютъ на эшафотѣ, a Софья Перовская вдругъ загорѣлась румянцемъ, точно невѣста предъ алтаремъ.
Софья Перовская — заключительное по энергіи слово того политическаго энтузіазма, въ которомъ жила и которымъ жила женщина семидесятыхъ годовъ. Лучшую характеристику этого энтузіазма дала въ 1874 году записка испуганнаго врага — знаменитый докладъ министра юстиціи гр. Палена. Этотъ докладъ приписываетъ главный успѣхъ революціонной пропаганды «имѣющимся въ ея средѣ въ немаломъ количествѣ молодымъ женщинамъ и дѣвушкамъ», содѣйствовавшимъ «покрыть сѣтью революціонныхъ кружковъ большую половину Россіи». Изъ 23 пунктовъ пролаганды, поименованныхъ Паленомъ, 6 находились подъ руководствомъ женщинъ: Іешернъ фонъ Герцфельдъ, Субботиной, Цвѣтковой, Андреевой, Колесниковой, Брешковской, Охременко. Паленъ съ нескрываемымъ ужасомъ отмѣчаетъ факты многочисленныхъ побѣдъ революціи въ семейныхъ нѣдрахъ самыхъ, казалось бы, благонадежныхъ и монархическихъ очаговъ. «Такъ, — жалуется онъ, — жена оренбургскаго жандармскаго полковника Голоушева не только не отклоняла сына своего отъ участія въ дѣлѣ, а, напротивъ того, помогала ему совѣтами н свѣдѣніями. Такъ, весьма богатая и уже пожилая женщина, курская помѣщица Софья Субботина, не только лично вела революціонную пропаганду среди ближайшаго крестьянства, но склонила къ тому же свою воспитанницу Шатилову и дочерей, даже несовершеннолѣтнихъ, посылала доканчивать образованіе въ Цюрихъ. Такъ, дочери дѣйствптельныхъ тайныхъ совѣтниковъ., Наталья Армфельдъ, Варвара Батюшкова и Софья Перовская, дочь генералъ-маіора Софья Лешернъ фонъ Герцфельдъ и многія другія шли въ народъ, занимались полевыми поденными работами, спали вмѣстѣ съ мужиками, товарищами по работѣ, и за всѣ эти поступки, по-видимому, не только не встрѣчали порицанія со стороны своихъ родственниковъ и знакомыхъ, а, напротивъ, сочувствіе и одобреніе». По счету Палена, на 620 мужчинъ, привлеченныхъ въ 37 губерніяхъ по политическимъ дѣламъ, приходится 158 женщинъ. Это отношеніе 1:4, очень характерно, — болѣе того: оно національно, если мы вспомнимъ указанное выше 25 %, 30 %-ное отношеніе женщинъ къ мужчинамъ въ простонародныхъ бунтахъ николаевскаго времени и въ ссылкѣ за неповиновеніе помѣщичьей власти.
