основу основ николаевской России.
Он резко разошелся с Шевыревым в трактовке лермонтовского Печорина. По Шевыреву, образ Печорина будто бы навеян создателю «Героя нашего времени» «гнилым Западом». Белинский, наоборот, доказывал, что Лермонтов правдиво рисует молодое поколение с его бездеятельностью и бесплодным самоанализом, что ему удалось правильно определить симптомы общественной болезни. Имя Шевырева в статье Белинского не упоминалось, но Белинский вскоре написал на Шевырева памфлет «Педант»: остроумно и зло высмеял его «заслуги» перед русской литературой. Белинский писал одному из друзей: «Мое призвание, жизнь, счастие, воздух, пища — полемика».
Блестящим мастером полемики он проявил себя и в споре с Аксаковым по поводу первого тома «Мертвых душ». Сравнивая Гоголя с Гомером, Аксаков тем самым утверждал, что Гоголю присущ эпически-спокойный, как в «Илиаде», примиренный взгляд на мир. Белинский возражал ему: в «Илиаде» жизнь возведена «на апофеозу», «в «Мертвых душах» она разлагается и отрицается». Понять величие Гоголя можно не путем его надуманного сопоставления с Гомером, а раскрыв его «значение для русского общества», его «социальность».
* * *
Белинского не зря прозвали неистовым Виссарионом. Герцен, хорошо с ним знакомый, с восхищением вспоминал: «В этом застенчивом человеке, в этом хилом теле обитала мощная гладиаторская натура. Да, это был сильный боец!»
И действительно, литературная критика становилась частью общественной борьбы. Дворянский этап освободительного движения перерастал в новый, разночинский. Сын флотского лекаря Белинский — его предтеча и первый выдающийся представитель.
Смело, бесстрашно он бросил вызов всесильному Булгарину и его сподвижникам Сенковскому и Гречу. Этот журнальный триумвират защищал литературу, угодную самодержавной власти. Белинский поставил себе целью укреплять в литературе оппозиционное направление.
В 30-е годы было множество дутых авторитетов, и Белинский не боялся их низвергать. Только и слышалось: «Кукольник — отважный соперник Шекспира! на колена перед великим Кукольником!» С первой же своей крупной статьи «Литературные мечтания» (1834) Белинский стал показывать этих «соперников Шекспира» в истинном свете: их идейное убожество, творческую беспомощность.
Псевдоромантических героев низводил с облаков на землю. Издевался над лжепатетическими монологами, неестественными страстями, пошлым резонерством.
Как понимал он назначение писателя? Ему нередко приходилось слышать, что искусство — таинственная область, доступная только избранным. Они, эти избранные, творят будто бы по наитию свыше и не могут, не должны осквернять себя соприкосновением с «низкой действительностью». Белинский отвергал такие взгляды. Разве может честный человек, честный писатель равнодушно относиться к страданиям родного народа? «Наш век враждебен чистому искусству, и чистое искусство невозможно в нем»,— повторял он.
Главную характерную черту современной литературы он видел в сближении с действительностью.
Писать о русской действительности. Но как писать? По Белинскому, это значило обращаться к самым жгучим, актуальным темам. Довольно литературе быть зеркалом только так называемого «общества», пора ей обратиться к жизни обездоленного народа, крепостного крестьянства, городской бедноты. Писатель должен быть наставником, судьей, воспитателем. Литература обязана прежде всего создавать правдивое изображение жизни, не убаюкивать, не развлекать читателя, а будить его мысль, заставлять напряженно думать о судьбах родины.
Он сам задумался над несправедливостью крепостного права с ранних лет. «Кто дал... гибельное право одним людям порабощать своей власти волю других, подобных им существ, отнимать у них священное сокровище — свободу?» — по-юношески звонко спрашивал Белинский в первом своем произведении, романтической трагедии «Дмитрий Калинин».
Путь Белинского — от идеализма и романтического отрицания к материализму и осознанной революционности. Путь этот был трудным, мучительным; в конце 30-х годов Белинский вдруг начал убеждать себя и других, что разумно все существующее, включая и самодержавный строй. Но тут же, противореча самому себе, клеймил идеологию и мораль самодержавной России.
Революционные устремления Белинского одержали верх над его заблуждениями. Уже в конце 1840 года он проклинает свое «насильственное примирение с гнусной расейской действительностью». Теперь он решительно зовет всех честных людей на борьбу: «Борись и погибай, если надо: блаженство впереди тебя, и если не ты — братья твои насладятся им».
В мечтах Белинского жили мечты народа, в его вдохновенных призывах к будущему — вера народа в свои силы.
Он прожил неполных 37 лет. Жизнь короткая, внешними событиями небогатая, в постоянной заботе о хлебе насущном. Но целых полтора десятилетия, с середины 1830-х до конца 1840-х годов, его имя было в центре внимания читающей публики. Лучшие люди русского общества, особенно молодежь, нетерпеливо ждали свежих номеров «Отечественных записок» и «Современника» с его статьями. Их жадно прочитывали, по ним учились самостоятельно мыслить, учились бороться с лицемерием, равнодушием, ложью. Реакционеры приходили в ярость от его смелых идей, строчили доносы в страшное Третье отделение, призывая «унять» Белинского. В конце концов их призывы были услышаны: только смерть спасла его от каземата Петропавловской крепости.
Белинский. Он был натурой возвышенной, поэтической. Кто другой из критиков его эпохи мог бы написать такие горячие, прочувствованные строки:
«Театр!.. Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатления изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины?»
Да, у Белинского было большое сердце. Но не только большое сердце. Большой, ясный ум. В его статьях возвышенная эмоциональность сочетается со строгой логикой, философской углубленностью.
Он напряженно обдумывал историю русской литературы. Искал то общее, что объединяет таких разных писателей, как Ломоносов, Державин, Фонвизин, Жуковский, Крылов. Приходил к выводу, что смена творческих методов — классицизма, сентиментализма, романтизма — не была случайностью. Каждый из этих методов — ступень на пути формирования реализма.
То, что с трудом нащупывали в своих лучших статьях Веневитинов, Вяземский, Надеждин, то, что звучало в публицистике Грибоедова, Пушкина, Гоголя как отдельные гениальные прозрения, выросло у Белинского в цельную стройную концепцию.
В центре этой концепции творчество Пушкина. В поэзии Пушкина, говорил Белинский, отразилась вся Русь, вся ее многосторонность. «Сочинения Александра Пушкина» — так назвал Белинский крупнейшую свою работу, цикл из одиннадцати статей. Основу творчества Пушкина он видел в общественном движении, которое началось в 1812 году и привело к восстанию декабристов. Пушкин — первый русский писатель, для которого изображение действительности стало «пафосом творчества», его определяющей чертой. «Для истинного художника — где жизнь, там и поэзия».
