Станислав Говорухин
Страна воров на дороге в светлое будущее
«Всякое искусство совершенно бесполезно», — говорил великий парадоксалист Оскар Уайльд.
8 лет с начала перестройки я потратил на то, чтобы показать обществу, предупредить его о самой главной опасности, надвигающейся на него, — уголовном терроре. Не я один, но и я тоже понимал уже тогда, восемь лет назад, что страна эта, если не остановить определенные процессы, очень быстро превратится в сплошную уголовную зону.
Я даже снял три фильма об этом, своеобразную трилогию о России. Об уголовной России.
В первом фильме (он назывался «Так жить нельзя») уголовная тема была основной. Автор впрямую заявлял: надвигается уголовный террор. Фильм имел ошеломительный успех. Но никто не заметил главной темы. Одно поняли люди из этого фильма: будут судить коммунистов. И начали поспешно освобождаться от партийных билетов. После фильма изменился политический климат в стране, резко поубавилось коммунистов. Одни замерли в страхе (что будет?), другие начали судорожно перекрашиваться в демократов.
Преступники же стали размножаться, как сорняки на заброшенной грядке.
Последний фильм назывался «Великая криминальная революция». Автор уже и выводов не делал, он только зафиксировал создавшееся в стране положение: уголовники победили на всех фронтах. Фильм не произвел никакого впечатления на общество. Его попросту никто не увидел. К тому времени люди с криминальным сознанием сидели на всех этажах власти и контролировали все, включая и телевидение, для которого этот фильм и был снят.
Таким образом я убедился, насколько был прав Оскар Уайльд, говоря, что «всякое искусство совершенно бесполезно». Во всяком случае, обществу никакой пользы мое творчество не принесло. Теперь уж оно может вызвать только искусствоведческий интерес. Вдруг кому-то интересно узнать, как она протекала, моя война с преступностью, каковы были ее этапы.
Книга, лежащая перед вами, как раз об этом.
Станислав Говорухин
Вот уже который год я изучаю преступность. Невольно, конечно. Попутно с основным занятием — со съемками. Во время работы над детективом приходится тесно работать с милицией, читать специальную литературу, встречаться с подследственными, с осужденными, бывать в тюрьмах. Задумал публицистический фильм — и опять литература, пресса, встречи с юристами, учеными-криминологами. Разговоры по ходу дела, интервью, брифинги, фильмы для внутреннего пользования. Сбор фактов, анализ наблюдений. Да сегодня и искать, собирать ничего не надо — жизнь сама поставляет криминальный материал, какой и сколько угодно.
Звонит соседка. Плачет:
— Станислав Сергеевич, у вас нет бутылки водки?
— Что случилось, Леночка?
— Машину украли. Зашли мы на пятнадцать минут к маме… Новая машина. Всю жизнь на нее собирали.
— А водка тебе зачем, Леночка?
— Да Леня же… (Леня — это муж). На нем лица нет!..
И точно: здоровый мужчина, а беспомощен, как ребенок — растерян, подавлен обрушившейся бедой.
Поехал как-то в Матвеевское, в Дом кинематографистов спокойно поработать. Сижу пишу, а внизу шум. Что случилось? Только что обокрали режиссера Светлану Дружинину. Похватали все, что успели за три минуты, — она отсутствовала пять. Магнитофон, деньги, документы.
Вызвали милицию, пришел молоденький лейтенант. Стал составлять длинный протокол:
— Пол? Год рождения?..
Как вы думаете, найдут воров? Или составлением сего документа дело — благополучно? — закончится?
А ведь это дом ветеранов кино. Нас, помоложе, пускают сюда поработать, если есть свободные номера. А вообще-то здесь живут пожилые заслуженные люди. Постоять за себя им уже трудновато. За ними, за каждым их шагом наблюдают рассыпавшиеся в кустах мускулистые парни. Словно вражеский десант какой-нибудь. Чуть зазевался — прыг в дом! Это — сегодня. А завтра просто зайдут, придушат и возьмут, что надо.
Снимали на Троицу в церкви. Красивая деревянная церковь в Удельной. Уцелела чудом — 90 % храмов Москвы и Подмосковья погибли. Волшебная литургия. Крестный ход. Много людей, у каждого в руках полевые цветы, молодые березовые ветви. Добрые улыбки, благостные лица. Отъехали на километр от церкви — драка. Побоище! Мы застали финал: победители прыгали в автомобили и отъезжали. Побежденные остались лежать на земле. Молодые парни. Окровавленные, изуродованные. Пьяные, конечно. Многие не могут подняться. Женский вой висит над полем боя.
Дрались цепями, железными прутьями, не обошлось без ножа. Упавших убивали ногами. Изуверство… Откуда такая жестокость, такая ненависть друг к другу? Солдаты, поднимавшиеся в штыковую атаку, не испытывали такой ярости.
Нет, за материалом сегодня ездить никуда не надо.
Звонит мой оператор. Вытащили бумажник — в нем были все деньги, документы. Вор позвонил (в бумажнике лежали и телефонные счета), сказал:
— Давай еще денег — верну документы.
Вора мы с сотрудниками милиции поймали.
Назначили ему свидание, выследили и взяли. Бумажника при этом у него не оказалось. Потом нашли и бумажник с документами. Вычислили, догадались, где он может быть спрятан.
Вор — молодой парень, отвратительной внешности (по мне — все воры отвратительны), из Телави. Где проживает в Москве, не говорит. В кармане чужой студенческий билет. Про бумажник с документами ничего не знает, «понятия не имеет».
— Вынуждены его отпустить, — говорят мне.
— Как?!
— Не имеем права.
— Хоть позвоните в Телави, узнайте, кто такой!
Позвонили, узнали: квартирный вор, рецидивист. И — отпустили.
А иначе — съест пресса, замучает упреками, устанешь писать объяснения. В прежние времена — проклятого застоя! — хоть просидел бы этот ворюга в КПЗ суток пять-десять. Маленький, да урок.
Трудный мне достался материал.
Разве можно без содрогания рассматривать фотографии, на которых изображены трупы… освежеванных людей? Убийцы содрали с них кожу!
Можно ли, не сжавшись в темном зале от внутреннего ужаса, рассматривать на экране изображение малолетнего преступника, внешне — такого пай-мальчика, — он с товарищами изнасиловал собственную мать!
А вот девочки с накрашенными глазками, нарумяненными щечками. Им по одиннадцать-двенадцать лет. Они — проститутки! Их отбирают для богатых «шейхов» из Средней Азии.
Волна преступности захлестнула страну. Улицы наших городов пропитаны тлетворным духом уголовщины. Вор, грабитель, убийца уже ломится в дверь нашего дома!
Преступность нынешних масштабов не даст осуществиться ни одному из наших начинаний. К сожалению, понимают это далеко не все. Еще на Съездах народных депутатов эта проблема поднималась… обсуждалась… Но ни к чему осязаемому это не привело. А все потому, что общество — думаю, что и правительство тоже, — не имеют перед собой ясной картины масштабов преступности. Сейчас, в 1994 году, что-то вроде сдвинулось с мертвой точки… Не поздно?
Мы частенько ругаем прессу за перехлесты, а она многого не договаривает. Мы ужасаемся цифрам статистических данных — они действительно ошеломляют! — но статистики фиксируют от силы половину совершаемых в стране преступлений.
Существует латентная — скрытая — преступность. Многие ограбленные, избитые не заявляют в милицию. На большинство мелких происшествий из разряда хулиганства и краж не заводится уголовных дел, следовательно, они не попадают в сводки.
Ни в коей степени не отражает статистика и масштабов взяточничества.
Борьба с фантомом мздоимства — это борьба с заранее известным исходом. Обрубаешь одну голову — вырастают две другие. Взятки, их размеры растут — и только. Брать-то становится опаснее. Армия нечистых на руку чиновников будет набирать мощь, покуда в ходу, действуют механизмы, утверждающие взятку как способ устраивания любых делишек.
И, наконец, мы превратились в страну повального воровства. Мы чуть ли не все воруем что-нибудь. Несем с заводов и фабрик: сахар, кофе, чай, конфеты, гайки, доски, транзисторы, бумагу. С полей — свеклу и морковку, капусту и картошку. Приватизация это приостановила — надолго ли?
В какой еще стране крадут автомобильные щетки? Лично я «другой такой страны не знаю».
Воровство в особо мелких размерах. В нравственном смысле это — катастрофа!
А кто, скажите, какие милицейские статистики в состоянии зафиксировать количество уличных преступлений?
Казань, Чебоксары, Дзержинск — названия этих городов не сходят со страниц прессы. Читать страшно. А жить?
Идет мальчишка в Казани по улице, к нему подходят несколько подростков:
