Максим Калашников - Постиндустриализм: конец мифа

Мифом о существовании так называемого «постиндустриализма» нас кормили три десятка лет. Мало того, эту безответственную утопию попытались воплотить в реальной жизни. С катастрофическим результатом.

Теперь встает вопрос о том, что на самом деле ждет нас впереди. К чему идти?

Сам термин «постиндустриальное общество» ввел в широкий оборот Дэниэл Белл в 1973-м. Это социум, в экономике которого (как итог научно-технической революции и существенного роста доходов населения приоритет перешёл от преимущественного производства товаров к производству услуг. Производственным ресурсом становятся информация и знания. Научные разработки становятся главной движущей силой экономики. Наиболее ценными качествами являются уровень образования, профессионализм, обучаемость и творческие способности работника. Здесь опережающими темпами растет сфера услуг. Завод уступает место университету — средоточию производства знаний.

На первый взгляд, все верно. Бэлл нарисовал мир, похожий на реалии «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова.

Но эта концепция в совершенно другой форме стала господствующей на нашей памяти. Неким научным обоснованием деиндустриализации Запада (выноса производств в дешевые страны), глобализации на американо-неолиберальный манер и расцвета экономики финансовых спекуляций.

Еще в 1990 году один из идеологов постиндустриализма, Элвин Тоффлер, в книге «Метаморфозы власти», рисовал будущее Запада как стран с заводами и фабриками, где работают гибкие роботизированные производства. Практически без людей. Управляемые электронными «мозгами», производящие ровно столько товаров и с теми характеристиками, что заказали придирчивые потребители.

Но в реальности все обернулось совершенно иным. Вместо роботов оказались сонмы китайцев на вынесенных в Китай предприятиях. И реальные перспективы гибели самого привычного Запада.

В самом названии «постиндустриализм» кроется нелепость и порочность теории. Сам термин сродни «пост-ремеслу» и или «пост-сельскому хозяйству». Это если брать чисто техническую сторону. Но точно так же дело обстоит с точки зрения обществоведческо-формационной. Разве бывают «пострабовладение» или «постфеодализм»? Очевидная чушь. Бывают феодализм и капитализм. Приставка «пост-» говорит о том, что некий строй превратился в кошмарного зомби: вроде бы и умер — а продолжает ходить по земле.

Считаю, что теория «постиндустриализма» была поднята на щит именно потому, что затушевывала проблему строя, что идет на смену капитализму. Она оказалась оправданием для попытки создать неограниченный, необузданный капитализм глобального толка, который всего за тридцать лет себя полностью исчерпал — и привел мир в тяжелейший системный кризис.

Итак, чем на деле обернулся постиндустриализм на практике?

Постиндустриализм в исполнении западных элит вылился в неограниченный капитализм, ориентированный только на прибыль. Под предлогом «постиндустриализации» они вывели производство в азиатские страны с недорогой рабочей силой. На самом Западе это привело к дегенерации общества, к потере массы качественных, требующих квалифицированного труда рабочих мест. И, соответственно — к потере бюджетных доходов при соответствующем роте доходов корпораций. Б Место производительной экономики, жадно востребующей инновации, новые технологи и изобретения, заняла экономика финансовых «услуг», а попросту — пустых спекуляций.

В результате возникла идиотская схема: производство — в Азии, а на Западе — потребление, печатный станок (эмиссия долларов и евро), нарастающий ком долгов (государственных, корпоративных, частных). И переток денег с Запада на Восток. В конце концов, такая схема привела к нынешнему кризису.

Умным ясно, что простой перевод производства из США или Европы в Китай — совершенно не наступление новой эры. И что вослед за производством неизбежно начнут перетекать на новое место и наука, и качественное образование, и финансы. Ибо реальное производство есть питательная среда для всех них. Запад оказался на пороге реального упадка. Тяжелого. Цивилизационного. А мир — накануне большого передела власти и зон влияния.

При этом политика подобного «постиндустриализма» совершенно отчетливо несет смерть государству всеобщего благосостояния (welfare state), загоняет Запад в смертельную долговую ловушку. Она бессильна остановить демографическую деградацию народов стран Большой Семерки.

Данные МВФ, преданные гласности в журнале «The Economist» за 3.04.2010 г., рисуют финал неолиберального «постиндустриализма». Если в 1980 году, в самом начале неолиберально-монетаристского безумия, совокупный долг самых богатых стран капиталистического мира (Большой Семерки) составлял всего 40 % их совокупного ВВП, то в 1990 году он пересек рубеж в 60 %. В 2000 году он составил уже 65 % от ВВП G7. С момента начала острой фазы глобокризиса в 2008-м размер государственных долгов начал стремительный взлет. 2010 г. — достижение стопроцентного рубежа. А к 2014 году прогнозируется уже 110 %.

Таким образом, страны Семерки идут к банкротству государственных финансов. Пока правящие верхушки Запада, боясь социальных потрясений и экономического краха большого бизнеса, наращивают заимствования (для продолжения политики социальных гарантий гражданам) и перекладывают долги корпораций/банков на государство. Но вечно это длиться не может: прогрессирующее старение западного населения, рост пенсионных и социальных обязательств, тупик «потребительско-постиндустриальной» модели, вывод производств в дешевые азиатские страны (с потерей рабочих мест и налоговой базы на Западе) не оставляют практически никаких надежд.

Сегодняшние США горюют по поводу чудовищного дефицита торгового баланса. Еще совсем недавно (в 1960-е) Америка полностью снабжала себя всем необходимым, еще и экспортируя во весь мир машины, одежду, обувь, бытовую технику и электронику. Еще живы люди, помнящие холодильники, проигрыватели и магнитофоны американского производства: достаточно посмотреть фильм Стэнли Кубрика «Этот безумный, безумный, безумный мир» (1964 г.) В Соединенных Штатах 2010 года только 4 % всех американских фирм и лишь 15 % всех американских производителей что-то отправляют на экспорт. Объяснения в том духе, что рынок Америки, мол, самодостаточен, смешны. Так можно было бы утверждать, заполняй внутренний рынок США товары собственного производства. Но он наводнен в основном импортными вещами! Крах 2008 года показал: хваленая автопромышленность Америки производит неэкономичные устаревшие машины, причем само производство отстает технологически и организационно от корейских конкурентов. Поразительно, но то, что писалось о кризисе в автопроме США, почти точь-в-точь повторяет горькие статьи конца 1970-х о том, как янки проигрывали японским автопроизводителям. То есть, налицо тридцатилетний (!) «постиндустриальный» застой.

И логично следующий за ним экономический крах…

Прикладные «постиндустриализаторы» ликовали по поводу вывода производств в Азию. В РФ их провинциальные последователи объявляли процесс разрушения отечественной промышленности «постиндустриализмом», причем на полном серьезе.

В расчет не была принята давнишняя закономерность: научно-технический прогресс и создание экономики знаний (креаномики) возможен лишь в промышленном обществе с дорогой рабочей силой! Именно дороговизна труда и высокие социальные гарантии работников стимулируют все более широкое применение роботов и безлюдных, гибко перенастраиваемых автоматических производств. Именно дорогой труд побуждает применять технологии, не только ресурсо-, но и трудосберегающие. Все это ведет к появлению принципиально новой техники, к научно-техническим прорывам. А следовательно — повышает роль науки и университетов в обществе.

Перевод индустрии в теплые дешевые страны остановил развитие на самом Западе. Прогресс принял однобокое направление (исключительно информационно-компьютерные технологии) — при почти полном застое в остальных сферах. Темпы продвижения больших, действительно эпохальных проектов, страшно замедлились. Как сказка вспоминается то, что между тем, как президент Кеннеди объявил о планах высадки на Луну и самой миссией прошло всего лишь восемь лет (1961–1969). Сейчас (при многократно возросших технологических и проектных возможностях) на подобные проекты отводится 20–30 лет! В энергетике развитие остановилось на тридцать лет. Университет так и не стал центром мироздания — его место заняли структуры манипуляции сознанием и массовой дебилизации. Вместо накопления новых знаний пошел процесс их бесконечной кодификации и сбивания в базы данных. Качество образования стало не расти, а удручающе падать. Распространение функциональной неграмотности масс, слом культуры чтения и системного мышления, повальное падение квалификации людей — вот что на самом деле принес «практический постиндустриализм». Это чревато и остановкой в развитии, и тем, что массы «видеотов» и Интернет-овощей не смогут даже поддерживать в порядке те сложные технические системы, что они унаследовали от развитых и сложных людей ХХ века. Падение же умственных и управленческих качеств западной элиты — тренд, ныне видимый для всех.