26 АВГУСТА 1941 ГОДА. ВТОРНИК
00:10
Адмирал Пантелеев, ещё раз взглянув на пришедшую из Кронштадта радиограмму, вопросительно посмотрел на адмирала Трибуца. Командующий взял бланк радиограммы, повертел его в руках и передал адмиралу Смирнову. Три адмирала сидели за сверкающим полировкой красного дерева столом в салоне штабного судна «Пиккер». Зеркальные иллюминаторы салона были зашторены и нереальная тишина, казалось, давила на трёх высших руководителей флота. У всех троих было что сказать, но они молчали.
— Хорошо, — сказал командующий, как бы подводя итог обмену мнениями, хотя никто из присутствующих не проронил ни слова. — Утро вечера мудренее. А ночи тем более.
Адмиралы молчали.
— Юрий Александрович, — продолжал Трибуц, — я попрошу вас поставить в известность об этом приказе командиров соединений. Прямо сейчас. Совещание на 10:00. Подработайте план прорыва и до совещания ознакомьте вчерне командиров соединений о задачах их кораблей в предстоящей эвакуации. Вас же,— обратился командующий к Смирнову,— я попрошу немедленно связаться с правительством Эстонии и с сухопутным командованием. Тех, кого необходимо информировать о полученном приказе, вы найдете в запечатанном конверте №4 в вашем секретном отделе.
— Понятно, — сказал контр-адмирал Смирнов, пожевав губами.
— Прошу прощения, товарищ командующий, — подал голос Пантелеев, — ваш приказ предусматривает действия по первому варианту плана?
Первым вариантом плана был уход из Таллинна только боевых кораблей, бросив всё остальное на произвол судьбы и победителей.
Вставая из-за стола, Трибуц, не глядя на своего начальника штаба, сухо произнес: «Видимо, да».
Снова воцарилось молчание. Все трое чувствовали себя неловко, как соучастники какого-то грязного преступления.
— И ещё, — прервал молчание Трибуц, обращаясь к Пантелееву, — Подробнейшую сводку о дислокации надводных кораблей противника. Как можно подробнее. «Тирпиц» ещё на Балтике?
— Похоже, что да, — ответил Пантелеев. — Ещё не закончил испытания.
— Испытания, — повторил командующий. — Уверен, что его держат на Балтике, чтобы не дать нам прорваться в Кронштадт.
— Откровенно говоря, — вздохнул Пантелеев, — я не так боюсь «Тирпица», сколько подводных лодок и авиации.
Мин адмиралы почему-то совсем не боялись. Мины можно протралить, а с кораблями противника придется сражаться. Этого хотелось избежать любой ценой. Контр-адмирал Смирнов при этом, как обычно, не проронил ни звука.
00:25
Капитан 3-го ранга Горбачёв — командир лидера «Ленинград» — не любил уходить с мостика. И его подчинённые чувствовали себя неуютно, когда на мостике не было командира. Несмотря на относительную молодость, капитан 3-го ранга Горбачёв обладал тем таинственно необъяснимым качеством, свойственным некоторым (далеко не всем) старым капитанам, которое порождало и порождает многочисленные флотские легенды со времени изобретения корабельного компаса. Качеством этим являлось почти звериное чувство опасности, угрожающей кораблю. Объяснить это качество невозможно, как невозможно объяснить инстинкт. Но именно этот таинственный инстинкт подбрасывал среди ночи капитана в койке, заставлял выбегать на мостик и останавливать корабль всего в полукабельтове от неотмеченного на карте подводного рифа. Этот инстинкт заставлял, к удивлению всей вахты, неожиданно резко менять курс в тумане, избегая почти неизбежного столкновения. Этот инстинкт у Горбачёва был мощным и, как ни удивительно, врожденным, ибо по молодости лет он не успел наплавать в должности командира того количества времени (30—40 лет), когда подобное качество хотя и вызывает некоторое удивление, но это уже скорее не удивление, а почти суеверное восхищение.
С первого дня войны капитан 3-го ранга Горбачёв уверено вел вверенный ему красавец-лидер через лабиринты своих и чужих минных заграждений порой петляя, как лиса, чьи тропы обложили капканами, и постоянно приводя корабль на базу без единой царапинки. «Ленинград» не только ни разу не напоролся на мину, но даже и не подцепил ни одну параваном, когда по всей Балтике ежедневно мины пожирали боевые корабли и суда, порой со всеми экипажами.
Более того, Горбачёв минимум за полчаса до появления первых самолётов противника чуял атаку с воздуха и тут, казалось, он совершенно точно знал, куда упадёт каждая из сброшенных бомб, настолько чётко он управлял рулем, иногда отстраняя рулевого и становясь лично за штурвал. Торпедные катера противника он, казалось, видел ещё за горизонтом, давая целеуказания на орудия к великому смятению всех своих сигнальщиков, ещё ничего не заметивших.
Начальство ценило Горбачёва, но относилось к нему несколько настороженно, как в деревне к колдуну. Но когда при совершенно чистом небе на мачтах «Ленинграда » взвивался флаг, скажем, «Воздушная тревога» или «По курсу мины», все корабли немедленно репетовали сигнал, как будто Горбачёв был адмиралом, и никогда не ошибались. От Горбачёва требовали внедрения его метода на флоте, но поскольку метод, естественно, внедрить было невозможно, то его чуть не обвинили во вредительстве со всеми вытекающими по тем временам последствиями. К счастью, строевые командиры от такого старого военно-морского интеллигента, как адмирал Ралль, и до сталинского бурбона, как капитан 2-го ранга Святов, все ценили необыкновенные морские качества командира лидера «Ленинград» и с удовольствием, как вспоминал позднее Иван Святов, создали бы для него специальную должность вроде живого миноискателя или локатора, но поскольку подобную должность обосновать было невозможно, то она, конечно, создана не была, но сохранилась в качестве легенды-шутки в трагической истории КБФ.
Адмирал Трибуц во все эти глупости не верил и с каким-то непонятным даже ему самому злорадным чувством ждал сообщений о повреждениях «Ленинграда» от чего угодно: от мины, от авиабомбы, от дальнего снаряда с берега, пусть даже от подводного камня. Но в потоке подобных донесений о других кораблях о лидере «Ленинград» так и не было ни слова.
Капитан 3-го ранга Горбачёв зашел в ходовую рубку. Рубочные часы показывали половину первого ночи.
00:30
В призрачном голубом свете боевого освещения неживыми фигурами застыла в рубке лидера полуночная вахта. Корабль принимал топливо с нефтеналивной баржи. После взрыва цистерн с горючим по всем эсминцам было объявлено о нормировании топлива. Флот начал тратить неприкосновенный запас базы. Страшный перерасход снарядов уже привел также к распоряжению флагарта о строжайшей экономии боезапаса, в первую очередь артиллерийского. Но никакой другой боезапас и не расходовался. Глубинных бомб за два месяца войны было израсходовано меньше, чем за неделю последних предвоенных учений. Жуткой бессмыслицей торчали из аппаратов боеголовки грозных торпед. Это главное оружие лидера ещё ни разу не было использовано и никогда не будет использовано в течение всей войны. Такой же бессмыслицей оказалась и почти сорокаузловая скорость лидера, на которой, по замыслу его создателей, «Ленинград» должен был выводить в торпедную атаку против линкоров Гранд-флита эскадренные миноносцы и затем преследовать разбегающиеся в панике английские крейсера. За всю войну раза три или четыре давали средний ход, а так все малый или самый малый, то есть тот диапазон боевых ходов, к которым этот сверхбыстроходный корабль был совершенно неприспособлен, не слушался руля, вилял, взбрыкивал кормой, как скаковой конь, которого постоянно держат на короткой узде, не давая сорваться в любимый галоп... [1]
00:35
В штабной каюте на «Виронии» адмирал Пантелеев просмотрел сводку разведки флота о дислокации кораблей противника на 20 августа 1941 года. Сводка была прислана из ГРУ в Москве и с первого взгляда было ясно, что единственным источником её составления была английская и немецкая открытая печать.
