В этот момент уже на парах стоял во Внуково-2 президентский самолет. Так я не летал никогда. В Моздоке организовали настоящую вертолетную карусель. Десятки машин летали по кругу, садились — взлетали, садились — взлетали. Невозможно было понять, в какой вертолет сел Ельцин. В один из них сел я. Все люки были открыты — там сидели пулеметчики. Мы шли на очень низкой высоте, казалось, что можно зацепить рукой деревья. Адреналин будь здоров!
Прилетели в Правобережное. Там собралось огромное количество жителей. Наверняка их просеивали, проверяли по возможности. Но это были жители реальные — трактористы, доярки, которые уже устали от войны. Как они будут общаться с Ельциным? Как с врагом номер один, как с человеком, который убил многих их родственников, как с исчадием ада, как? И для меня главным стало то, что они общались с ним, как со своим президентом. Думаю, что и для Ельцина это было открытием.
Правильно, что он туда полетел, хотя его и отговаривали, даже в последний момент, у самого трапа: мол, боевики готовят атаку. Он отрезал: «Значит, так: трусы со мной не летят». И пошел по трапу.
— По-моему, у президентского самолета в тот период не успевали остывать двигатели…
— Да, шел предвыборный марафон, я посчитал, за три месяца мы побывали в 26 регионах. Один регион в три дня. Можете представить, что это такое? Помощники разбились на группы. Каждый свой регион готовил, выезжал на место заранее. А я вынужден был по всему маршруту двигаться вместе с президентом. Нагрузка для меня, здорового человека, была просто непосильная. Я представлял себе, каково было Ельцину после двух инфарктов.
В самолете он всегда тщательно готовился к встречам, папки листал с материалами, память была исключительная у Бориса Николаевича. Он мог воспроизводить текст страницами. И умел владеть аудиторией.
В полете Ельцин периодически выходил к нам из президентского салона: «Чем занимаетесь, как настроение?» Все оживлялись. Какие-то анекдоты начинали рассказывать. Иногда он ко мне подсаживался: «Ну что, Сергей Константинович, в картишки?» Это был его коронный номер. Играли в очко. Можете себе представить? Пресс-секретарь с президентом дуются в очко! Я понимал, что для него это разрядка. Но для меня-то это была не разрядка, потому что выиграть у Ельцина было нельзя: это человек, который не любит проигрывать ни в чем — ни в теннисе, ни в спорах, ни в политике, ни в жизни обычной. Он победитель… А это же мучение, когда ты чувствуешь, что выигрываешь и нужно что-то сделать, чтобы проиграть. Всем же нужен президент с хорошим настроением, а не с плохим. Жалею, что никто нас не сфотографировал, хотя Коржаков ходил везде с фотоаппаратом и делал снимки, которые потом появились в его книге…
Самым страшным в той президентской гонке был инфаркт накануне второго тура выборов. Просто руки опустились у нашей пресс-службы, у всех… Для победы требовались обязательные вещи, которые нельзя было обойти. Скажем, встречу с премьером Черномырдиным нужно было провести в кадре. Нужно было показать, как президент голосует, в конце концов…
Обычно группа приезжает заранее, ребята общаются с Борисом Николаевичем, устанавливают свет, камеры, потом его гримируют. Мы придумали следующее: группу изолировали полностью до начала съемок. Телевизионщики заходят и видят: сидит уже загримированный Ельцин в кресле. Им нужно было только занять места у камер. К Ельцину подвели Черномырдина, и тут же быстро зафиксировали этот момент: они встретились. Специалисту было понятно, что президент чувствует себя не очень. Но выхода не было! Фактически второй тур мы выигрывали без президента.
С огромным опасением ждали дня выборов. Нужно же было прийти голосовать! А идти-то Ельцин не может. По прописке — в доме на Осенней улице — он должен был голосовать в школе. Я побывал на месте: близко не подъедешь. Врачи и протокольщики отказались от этой идеи. Стали думать, что делать. Решили оборудовать участок в санатории «Барвиха». Ну, собственно, ничего в этом страшного нет. Голосуют же в больницах и санаториях.
Ельцин был против. Подключились Наина Иосифовна, она очень переживала за его здоровье, и Татьяна, которая фактически стала членом команды. Убедили. Я ему сказал: «Борис Николаевич, пресса будет, будут агентства, будут все телевизионные группы. Не переживайте, все получит освещение, как и на школьном избирательном участке». Ельцин собрал волю в кулак и пошел голосовать.
А на Осенней улице тем временем людей собралось немыслимое количество. Столько журналистов я видел разве что на юбилее журфака. Думаю, надо как-то объясняться, хотя очень этого не хотелось. Люди ждут. Поехал в школу. Сказал, что президент уже проголосовал на избирательном участке в санатории «Барвиха»… Как на меня кричали! Конечно, это было разочарование: Ельцин не приедет. Но мы свою задачу выполнили.
— Продвигать больного президента к победе, вы считаете, честно?
— Честно или нечестно — вопрос в политике риторический. Может быть, в какой-то другой ситуации это было бы нечестно. Я для себя на этот вопрос ответил: в тот момент, в тот исторический период мы действовали правильно. Перед нами возврат в советское прошлое маячил...
На инаугурации в Кремлевском Дворце съездов тоже придумывали: высчитывали, сколько нужно шагов сделать, чтобы взять Конституцию, дойти до трибуны. Были отметены все сценарии, связанные с Большим Кремлевским дворцом и другими пафосными вариантами. Перед множеством телекамер уже никого не обманешь. Мы и не обманули. Ельцин уже не был тем больным Ельциным.
— Разумеется, вы не медик, но со своей стороны пытались как-то помочь здоровью президента?
— Я очень надеялся, что это сможет сделать Ванга. Накануне выборов мне в приемную позвонила Бойка Цветкова, доверенное лицо Ванги. Хочет встретиться. Пришла в Кремль со Стояном Петровым, который стал впоследствии нашим гидом во время поездки. Цветкова сказала: «Я хочу передать вам, даже не вам, а президенту России просьбу бабушки Ванги встретиться с ней на очень важную тему. Она многое знает и многим хотела бы поделиться с Борисом Николаевичем». Интригующе звучит, правда?
Я болгарам сказал: «Ребята, вы там особо не надейтесь, но я вашу просьбу передам». Они говорят: «Если он откажется ехать, пусть тогда отдаст свои часы. Часы — это такой уникальный предмет, по которому Ванга об их хозяине все сможет сказать». Два предмета, как выяснилось потом, несут для Ванги максимальную информацию: часы и сахар. Кусочек сахара должен лежать под подушкой у тебя сутки, ты поспать на нем должен. Сахар и часы словно губка впитывают самый большой объем информации о своем хозяине.
Я передал Борису Николаевичу просьбу Ванги. В ответ: «Да вы что, смеетесь, что ли, никакие часы я не дам». Говорит, хотите, сами поезжайте. Последнюю фразу бросил типа: «А я никуда не поеду». Да это и понятно: скоро выборы, а президент едет в Болгарию встречаться с Вангой — ну представляете реакцию недругов?
Но я очень заинтересовался этим предложением. Решил: точно сам поеду. Потом, забегая вперед, скажу: я с Наиной Иосифовной говорил на эту тему. Она мне с долей укоризны сказала: «Сергей Константинович, часы я вам дала бы, у нас этих его часов несколько штук в спальне лежат, любые можно выбрать».
Поехали, прилетели в Софию, оттуда на машине довольно долго добирались до места. Ванга жила в уединенном месте Рупите, там жерло разрушенного древнего вулкана. Место фантастическое по своей энергетике. Сначала мы доехали до Петрича. Там у Ванги был дом, в котором она принимала всех жаждущих и страждущих, но потом решила уединиться.
По дороге спрашиваю болгар: надо же какой-то подарок бабушке привезти. «Да купите бутылку виски». — «Не понял, бабушка пьет, что ли?» — «Да нет, но виски очень любит». Сразу как-то не стал в это вдаваться. А потом выяснилось, что кто-то ее однажды угостил, ей очень понравился этот напиток. В день она может выпить граммов 30—40. Купил я в дьюти-фри в аэропорту бутылку виски, и поехали мы к знаменитой бабушке. Необыкновенное ощущение, словно попал в сюрреалистический мир: кругом бьют горячие источники, лужицы стоят и парят. Вода горячущая, руку сунуть невозможно, 85 градусов ! Еще ветра не было, и ощущение, что ты попал в какое-то зазеркалье. Изменены все очертания гор, ее дома и храма, который она сама воздвигла совсем рядом. Потом, когда делал фильм, мне рассказали, как она, слепая, руководила его постройкой. Вокруг домика никого нет, ждут только высоких гостей. Избушка маленькая. Помещение, куда мы зашли, обито вагонкой. Какая-то лежанка, стол клеенкой накрыт. Бабушка седенькая за столом полулежит, слепая. И сразу кричать начинает гортанным голосом, то есть она не разговаривает, как мне показалось, она кричит. Голос у нее резкий, совсем не ласковый.
Меня она встретила, как будто мы расстались вчера или словно я был ее приемным сыном. Обняла, расцеловала, тут же посадила за стол. Я вручил ей подарок. Мы откупорили бутылочку, выпили с бабушкой. Говорит: очень жалко, что Борис не приехал. Она называла Ельцина Борис. Достаточно пространную речь произнесла о том, как она любит Россию, как уважает русских. Она очень хотела, я думаю, со многими руководителями встретиться, в том числе и с Ельциным.
