В компетентности нового смотрителя сомнений быть не может никаких. Финансовые рынки — его конек. В прошлом он курировал объединение бирж, активно поддерживал идею создания мегарегулятора, полагая, что тот способен вдохнуть жизнь в дышащий на ладан российский фондовый рынок.
Состояние рынка сейчас и впрямь удручающее: объемы торгов неуклонно снижаются, индексы падают, крупнейшие российские эмитенты предпочитают размещать акции на зарубежных площадках. В кресле главы финансового надзора действительно не помешает крепкая рука.
С другой стороны, финансисты опасаются, что с приходом нового человека обновится и кадровый состав службы, с которым они едва только успели наладить контакты. И что, опять придется начинать все сначала?
С ответом на этот вопрос новый «главнокомандующий» пока не спешит. В ближайшее время на повестке — рекогносцировка местности. Что ж, срока полномочий регулятора рынка ценных бумаг вполне хватит на то, чтобы понять, стоило ли устраивать весь сыр-бор по созданию на базе ЦБ службы одного финансового окна.
Иду и смотрю / Общество и наука / Спецпроект
Иду и смотрю
/ Общество и наука / Спецпроект
Сергей Медведев — о низких истинах большой политики и высоком искусстве инаугурации, о совсекретном визите к Ванге и ее тайных предсказаниях, о любви к Лубянке, интересе к убийце Троцкого, прогулках со Штирлицем, а также история про то, как играл с Ельциным в очко
Работая в Кремле, настоящим чиновником Сергей Медведев до конца так и не стал. Даже в президентской выборной гонке 1996 года он отдавал предпочтение больше творческим моментам, чем аппаратным ходам. А уж по завершении кампании зов и адреналин профессии вернули его к любимому делу — на телевидение.
— На ваших глазах президент решил переизбираться на новый срок.
— Конечно, это была интрига. Драматическим поворотом стали итоги выборов в Госдуму в декабре 1995 года. КПРФ одержала победу — 22 процента, даже больше. На втором месте ЛДПР. И только потом, на третьем, — черномырдинский «Наш дом — Россия».
«Блока Ивана Рыбкина» и за горизонтом не было: он не преодолел планку в 5 процентов. Беда в том, что именно на Рыбкина и Черномырдина ставил Ельцин. Это, конечно, был шок для всех в Кремле. Во-первых, это для Ельцина отменяло Черномырдина как преемника. Во-вторых, компартия получила в Госдуме на целых четыре года реальный штаб, который руководил всеми антиельцинскими, антиправительственными действиями. И вот после этого стали раздаваться голоса: давайте выборы отложим. Ясно, что Ельцину ничего не светило. По всем арифметическим раскладам — ничего!
Геннадий Бурбулис озвучил формулу «+2», что означало: от выборов не отказываемся, но проведем их позже. Объясним людям: выборы можно проводить только в спокойной обстановке, когда улягутся страсти, когда появится средний класс, когда будут стабильные зарплаты…
При этом никто не знал, пойдет Ельцин на выборы в принципе или нет. Все шло к тому, что нет. Инфаркты, которые выдавались за ишемическую болезнь сердца, и падение популярности не оставляли даже лучика надежды, что это кандидат-победитель.
— И какая же пружина сработала?
— Он долго мучился над этим решением. Я с ним разговаривал и знаю, как это происходит. Сначала обязательно выслушает всех — и левых, и правых, и центристов. Тогда и Коржаков, и Сосковец, и еще целая группа политиков да и бизнесменов считали, что выборы не нужны. Потому что Ельцин проиграет, а это смена караула! Но, видно, все они плохо его знали!
Менять Конституцию под новый президентский срок он наотрез отказался. Что окончательно его подвигло избираться? Личное убеждение, что только он может победить Зюганова. По природе он все-таки победитель! Даже когда говорили, мол, низкий рейтинг, Борис Николаевич, он отрубал: «Неправильно считаете!» Ну в чем-то он был прав, потому что большая часть электората просто молчала: и не туда, и не сюда. Не нравилось то, что делал Ельцин, но не нравилось и то, что делал Зюганов. У последнего была известная риторика: приватизация — бандитская, фабрики и землю — народу. Однако сила ельцинской воли необыкновенная. Он мог взнуздать себя и, наплевав на сердце, на здоровье, идти к победе.
Но ситуацию попытались изменить другие силы.
17 марта 1996 года меня подняли в 5.30 утра и вызвали в Кремль. Накануне Госдума приняла решение о денонсации Беловежских соглашений, и это провоцировало Ельцина сделать ответный шаг, очень резкий. Предложения выглядели так. Первое: закон о роспуске или роспуск самой Госдумы. Второе — запрет компартии. И третье — перенос выборов на два года. Три очень жестких шага.
Все помощники уже были в сборе. Нашей команде предстояло готовить нормативные документы. Мы воспротивились. И Батурин, и Сатаров, и Илюшин встали во фронду и изложили аргументы, которые президент слушать не захотел. Мы тем временем продолжали готовить всякие «болванки» для прессы. Назревала очень жесткая политическая стычка. Президент вызвал к себе министра внутренних дел Анатолия Куликова. Я потом с ним побеседовал накоротке.
— И что Куликов?
— Куликов сказал, что он, естественно, подчиняется решению главнокомандующего и будет готовить внутренние войска и личный состав к обозначенному варианту. Вариант предусматривал фактический захват Госдумы. Должны были порядка 120 человек войти в здание, ОМОН и служба генерала Крапивина — Главное управление охраны. Что, собственно, и произошло: они вошли, блокировали здание.
Вечером того же дня, где-то в 22.30, служба помощников кладет на стол президенту бумагу, что все это противоречит закону и абсолютно нецелесообразно.
Ельцин начал «искрить». На следующий день в 5.45 он уже в Кремле. В шесть у него совещание с силовиками. Там тоже мнения разделились. Так что единогласия не получилось, да и сам президент до конца не был уверен в своей правоте.
После совещания с силовиками, потом разговоров с глазу на глаз — с Чубайсом, с Коржаковым — начался разворот. Сыграло свою роль и вмешательство дочери Татьяны — она предварила разговор Ельцина с Чубайсом, который потом разбил все аргументы Коржакова.
Наконец президент принял решение.
— Кроме Думы и коммунистов был ли другой раздражитель?
— Чеченская война… Остроты прибавляло, что эта единственная война в новейшей истории была зарегламентирована для журналистов. Все вываливалось на голову общественности. Конечно, война была ненужной, неправильной, принесла много жертв, много крови. Ельцин каялся. Но это было потом.
В 96-м году нашим спецслужбам удалось ликвидировать Дудаева управляемой ракетой. И возник люфт для переговоров с пришедшим к власти Яндарбиевым. Он рвался встретиться с Ельциным. Аушев дал его делегации свой самолет, лететь должны были со Слепцовской, но наши спецслужбы выступили против. С Яндарбиевым было порядка 120 человек вооруженной охраны, долго шли переговоры, как ее сократить. Все-таки они согласились на президентский борт и прибыли в Москву. В итоге их вожаков сопровождало примерно 17—20 человек в камуфляже и с полными боекомплектами.
Вы, наверное, помните эти кадры, когда шла перепалка, кому как сесть за стол на переговорах. Все это было не случайно. Ельцин придавал большое значение тонкостям протокола. Это давало понять, кто есть кто. В данном случае замысел был такой.
Было три входа в зал. Владимир Шевченко, шеф протокола, распланировал все так: чеченская делегация и наша должны были занять места друг напротив друга. Затем два входа перекрываются вооруженной охраной, остается третий — президентский. Ельцин заходит последним и садится во главе стола. Но они это просекли на раз! Яндарбиев сказал, что он не будет садиться, когда во главе стола сидит президент Ельцин: мол, говорить надо на равных, он представляет независимую Чеченскую Республику Ичкерия, а Ельцин — Российскую Федерацию.
В эфире все длилось секунды, а в Кремле этот скандал мог взорвать ситуацию: чеченцы собрались уходить. Но Ельцин, он же не мог уступить! Сколько металла, сколько свинца было у него в голосе, столько, наверное, не было за многие годы его политической жизни в Кремле. Я думал, он сейчас убьет этого Яндарбиева. Он заставил всех сесть и работать. Но Яндарбиев не знал главного. Замысел какой? Это была часть мощной политической двухходовки, когда чеченская делегация, прилетевшая в Москву, превращалась фактически в заложника, потому что следующую часть дня Ельцин должен был провести в Чечне. Все было настолько засекречено, что даже мы, сопровождавшие президента в этой поездке, не представляли до последней секунды, в каком месте приземлимся. Когда переговоры прошли, чеченцев благополучно отправили на дачу отдыхать, накрыли им столы.
