«У меня были конфликты вначале, когда я им давала читать то, что выбрала. Потом перестала, представив, что было бы с «Архипелагом ГУЛАГом», если б его дали переписать героям. Многие мои героини, читая, были в шоке, отказывались от своих слов. Потому что, конечно, «мы победили» стояло за всеми теми историями, которые они рассказывали. Какой ценой победили – неважно. И то, что ничего из этого, никакие эти страдания не конвертировались в свободу – это тоже неважно. Понимаете? Цены жизни – никакой. Весь XX век старательно сводил в нашей стране цену человеческой жизни к нулю».
Этот самооговор нобелеантки заслуживает особого внимания. Оказывается, Светлана Александровна не согласовывала конечный текст с интервьюируемыми. Любой журналист понимает, что это нарушение профессиональной этики. Человек может сказать на диктофон что угодно, но запретить впоследствии публиковать сказанное. Однако Алексиевич полагает иначе: эти олухи ничего не понимают в природе собственных страданий, не осознают чудовищности страны, в которой живут. Нобелевский лауреат бесцеремонно присваивает себе право интерпретации, монтажа, помещения в нужный для себя контекст чужих историй. (Забавно, что, скомпрометировав себя этим самонадеянным высказыванием, Светлана Алексиевич ещё и подмочила репутацию другого нобелевского лауреата. Хотя по этому пункту с С.А. трудно не согласиться – параллели кажутся вполне уместными…)
Государственные СМИ решили сделать вид, что никакой информационной войны против России не ведётся, а присуждение премии именно Алексиевич, когда Россия нанесла удар по террористам в Сирии, не имеет к этой войне никого отношения. А ведь ребёнку ясно: отложи Путин удар по ИГИЛ на неделю-две – и, возможно, нобелиатом мог стать японец Мураками, что, конечно, гораздо справедливей, ведь он в отличие от Алексиевич – писатель, и хороший. Но государственные СМИ сверху донизу укомплектованы кадрами, для которых Светлана Алексиевич – безусловный авторитетный единомышленник. В нашем «кровавом тираническом государстве» средства массовой информации проходят по ведомству Министерства связи. Специалистам по радиочастотам и передающим вышкам, айтишникам и телефонистам не всегда удаётся вникнуть в вопросы идеологии. Неслучайно, по признанию самой Алексиевич, одним из первых её горячо поздравил небезызвестный чиновник из Роспечати – куратор разочаровавшего всех Года литературы. Ну и что такого? Делов-то! Захотел и поздравил. Ведь идеология как форма отстаивания государственных интересов в духовной сфере отменена у нас вместе с цензурой – позорным наследием «красного проекта».
А тем временем без всякой ложной скромности Светлана Алексиевич комментирует присуждение ей премии: «Я считаю, что мой голос приобретёт иное значение». Кураторы Нобелевского комитета, несомненно, исходили из тех же политических соображений. Главное – повысить статус Алексиевич, привлечь внимание к автору. Вы нас пугаете высокоточными ракетами «Калибр»? У нас появилось оружие возмездия, получайте обраточку. Теперь высказываться о «кровавом путинском режиме» будет писатель совсем иного, крупного калибра. Нобелевского!
Ситуация с вручением Нобелевской премии Светлане Алексиевич не оставила равнодушной нашу литературную общественность. Мы попросили писателей прокомментировать это событие.
Сергей ЕСИН:
– Вручение Нобелевской премии Алексиевич может показаться справедливым только с той точки зрения, что она пишет на русском языке и ею, как многими из нашего славянского племени, руководит чувство справедливости. Другой вопрос – как она его понимает. Я её, честно говоря, давно не читаю. Тенденциозность того, что она говорила когда-то, для меня очевидна. А вообще всё, что связано с Нобелевской премией – конечно, не лишено политического контекста. Точнее, там один политический контекст и есть. Я даже не помню, когда они давали премию за художественное произведение. Ведь Пастернаку её дали не за прекрасные стихи, а за довольно средний роман... А чтобы дали Нобелевскую премию, совершенно справедливо, кстати, Шолохову, потребовалось огромное усилие государства... Но, должен заметить, и большинство русских премий, которые существуют у нас в стране, так же тенденциозны, как и Нобелевская.
Валерий Казаков:
– Во-первых, я бы хотел поздравить Алексиевич от себя и от всех, кто любит славянскую литературу, с высокой наградой. Я считаю, что впервые за долгое время награда нашла именно славянского писателя. Можно по-разному относиться к её взглядам и убеждениям, но не признавать справедливость выбора Нобелевского комитета среди представленных претендентов нельзя.
Алексиевич всегда была неудобным публицистом, и все её книги были несвоевременными, но всегда правдивыми. А правда правде рознь. Есть правда «Горячего снега» Бондарева, и есть правда «Дожить до рассвета» Василя Быкова. Есть правда «Цинковых мальчиков» Алексиевич, и есть правда «Рассвет над Гиндукушем» Николая Иванова.
Это два взгляда на одни и те же процессы и на одну и ту же войну.
Я думаю, что благодаря книгам Алексиевич в жизни изменилось многое. Она показала тысячеликую правду, которую собрала на улицах и донесла до читателя.
Магомед АХМЕДОВ, председатель Союза писателей Дагестана:
– Многие великие русские писатели, которые не изменяли себе и не предавали Родину ни словом, ни делом ради конъюнктуры, Нобелевскую премию не получали. Раньше многое делалось в угоду политике, сейчас то же самое. Алексиевич оказалась в нужное время в нужном месте. Она выступает против России – за это и дали премию. Лучше неё писали и пишут на русском языке, но ни белорус Василий Быков, ни русский Валентин Распутин, ни киргиз Чингиз Айтматов эту премию так и не получили. Увы...
Владимир ЛИЧУТИН:
– Светлана Алексиевич – литературный работник средней руки, публицист. Художественных вещей, насколько я помню, она не писала. И премию ей дали прежде всего за критическое отношение к России. Но в истории Нобелевской премии много было подобных историй с политической подоплёкой. А если говорить сугубо о литературе, разве возможно поставить Алексиевич в один ряд с Буниным, с Бродским, получившими эту премию? И разве не более был достоин её недавно ушедший Валентин Распутин?
Сергей ШАРГУНОВ:
– Светлана Алексиевич – талантливый очеркист. Мне были интересны её произведения «У войны не женское лицо» и «Цинковые мальчики». Рассказ о человеческой трагедии от лица жертвы – беспроигрышно сильная литература. Вместе с тем есть ощущение политической примеси: последнее время писательница известна резкой позицией – борьба с Батькой, обличения России, которая якобы оккупировала Крым, и т.д. У нас живы настоящие мастера изящной словесности – Искандер и Битов. Они, безусловно, достойны Нобеля. Недавно ушедший Валентин Григорьевич Распутин, тоже достойный Нобеля, едва ли мог рассчитывать даже на приближение к премиальным спискам. Почему? Потому что не скрывал свой русский патриотизм.
Жить – как дерево растёт
Литература / Литература / Знай наших!
Шемшученко Владимир
Теги: литературный процесс
«Он был для многих помощником и заботником о многих. Эрудит, интеллигент до мозга костей, влюблённый в нашу поэзию. Его память удивляла. Его доброжелательность, его непреходящая готовность помогать людям вызывала у тех, кто его знал, неподдельное восхищение. Все эти качества долгие годы служили нашей дружбе. Его нет с нами уже почти четыре года, и я остро ощущаю эту невосполнимую для меня потерю и образовавшуюся пустоту», – сказал об Илье Фонякове Даниил Гранин накануне 80-летия со дня рождения поэта. На этом можно было бы и остановиться, поскольку трудно подыскать более важные и точные слова.
И всё-таки продолжу. 65 лет назад в возрасте 15 лет Илья Фоняков опубликовал в газете «Большевистское слово» (г. Пушкин) своё первое стихотворение «За мир», а спустя семь лет, в год окончания факультета журналистики Ленинградского государственного университета, в Ленинградском отделении издательства «Советский писатель» была выпущена первая книга его стихов «Именем любви». Это в наше время книжку (и не одну!) может издать каждый, у кого есть на это средства. А в те времена «человек с книжкой», а особенно в столь юном возрасте – это было являлся. И Илья Фоняков таким явлением, безусловно, был. Таким он и остался. Он написал более 40 книг стихов, прозы, эссе и переводов. Он торопился жить, собирал впечатления, осмысливал их и щедро отдавал людям, даже тогда, когда занимался «самиздатом». Многие помнят произнесённое им в те непростые для него времена: «Выходит книга стихов – хорошо, не выходит – плохо, но не смертельно». Он был великим оптимистом.
