Такова судьба Апухтина: вроде бы известный по словам Блока о «цыганских, апухтинских» годах русской поэзии, по знаменитым романсам П. Чайковского – и всё же остающийся неузнанным уже не одним поколением читателей.
Родился Алексей Николаевич Апухтин в 1840 году в городе Болхове Орловской губернии. Детство своё любил, как воспоминание о рае: мать поэта Марья Андреевна, женщина высокой образованности, предчувствовала в сыне необычайный талант и окружила его в семье всеобщим поклонением. Со временем «избалованность» переросла в незаменимое духовное родство с матерью. По словам биографа Апухтина Модеста Чайковского, «все сердечные увлечения его жизни после кончины Марьи Андреевны были только обломками этого храма сыновней любви».
Учёба в Училище правоведения подружила Апухтина с Чайковским, который, по словам поэта, «с бою славу взял». Недюжинный талант самого Апухтина ценили и И.С. Тургенев, и А.А. Фет. Сам же он всю жизнь считал себя «непризнанным поэтом», предрекая оставить по себе лишь «память праздного кутилы», и это несмотря на чрезвычайную популярность многих своих произведений.
Вполне закономерно, что мириться с казённой службой поэтическая натура Апухтина смогла только несколько лет, мириться с законами издательского «вшивого рынка» (как говаривал Пушкин) – столько же.
Для Апухтина невозможность напечатать свои произведения типографским станком навсегда останется остро переживаемой проблемой пушкинского «Разговора книгопродавца с поэтом». Со временем он придёт к практике записи стихов в «особой книжечке», из которой разрешит переписывать тексты товарищам и поклонникам своего таланта. Несколько преданных друзей сохранят наследие Апухтина для будущих поколений, а при жизни поэт подарит публике лишь один сборник из 85 стихотворений.
Со многими укоренившимися клише о творчестве Апухтина можно поспорить. Например, что Апухтин – поэт, вяло реагировавший на современность. Но первая публикация Апухтина – стихотворение «Эпаминонд» – посвящена памяти вице-адмирала В.А. Корнилова. Чуть позже эта строго задрапированная в античную тогу тема преобразуется поэтом в «Солдатскую песнь о Севастополе», которая скорбной интонацией напоминает древнерусские памятники словесности, создавая монументальный образ подвига русского солдата:
Я спою вам о том, как от южных полей
Поднималося облако пыли,
Как сходили враги без числа с кораблей
И пришли к нам, и нас победили.
Несостоятельно и представление об Апухтине как писателе, находившемся вне литературного процесса. Вне литературной шумихи – да. Но возможно ли быть вне современного литературного процесса, отражая все его магистральные направления? Вот пример «некрасовского» взгляда в лирике Апухтина:
По Руси великой, без конца, без края,
Тянется дорожка, узкая, кривая,
Чрез леса да реки, по степям, по нивам,
Всё бежит куда-то шагом торопливым,
И чудес так мало встретишь той дорогой,
Но мне мил и близок вид её убогой.
Многие стихотворения Апухтина реализуют актуальную тенденцию освоения лирикой повествовательных сюжетов. Так, стихотворение «С курьерским поездом» представляет нам с психологической достоверностью историю двух потерявших когда-то друг друга влюблённых, которые вдруг обретают надежду на счастье. Предвкушая встречу, мечтая о ней, они счастливы. А встретившись – смущены… Лирика Апухтина оказывается сродни темам Л. Толстого и интонациям А. Чехова.
Оригинальные сюжеты представлены в поэтических рассказах Апухтина «Памяти Нептуна», «Старая цыганка», «В убогом рубище, недвижна и мертва», «Перед операцией». В стихотворном повествовании «Из бумаг прокурора» как будто сквозит проблематикой сегодняшней колонки новостей:
Вот застрелился гимназист,
Не выдержав экзамена… Он, право,
Не меньше виноват. С платформы под вагон
Прыгнул седой банкир, сыгравший неудачно;
Повесился бедняк, затем, что жил невзрачно,
Что жизни благами не пользовался он…
Нередко в произведениях Апухтина мы встречаем виртуозное изображение трудно определяемых состояний сознания, анализ которых становится содержанием лирического текста:
Казалось, что не я – другие ждут
Другого поезда на станции убогой .
Или:
Целую ночь я в постели метался,
Ветер осенний, сердитый
Выл надо мной;
Словно при мне чей-то сон продолжался…
Но до сих пор существует представление об образности стихотворений Апухтина как не сулящей встречи со свежим эпитетом или оригинально развёрнутой метафорой. Действительно, тенденция использования некоторых шаблонов присутствует в поэтике Апухтина, как, впрочем, вообще в лирике второй половины XIX века, синтезирующей «золото» пушкинской поры и явление «неистового романтизма». Но артистический талант Апухтина достигает необычайных высот в этом выведении формулы формул. Его «дистиллированная» лексика даёт поразительный эффект поэтического обобщения:
Все струны порвались, но звук ещё дрожит,
И жертвенник погас, но дым ещё струится.
Часто в поэтическом мире Апухтина знакомая тема воплощается не только лексически своеобразно, но и с неподражаемым интонационным рисунком, напоминающим смену музыкального темпа:
Валится книга из рук, разговор упадает, бледнея…
Эх, кабы вечер придвинулся! Эх, кабы ночь поскорее!
Завораживающее колдовство романсной интонации (вызывающее в памяти магию «Последнего вздоха» Я. Полонского) звучит в стихотворении Апухтина «Памяти прошлого»:
Не стучись ко мне в ночь бессонную,
Не буди любовь схоронённую,
Мне твой образ чужд и язык твой нем,
Я в гробу лежу, я затих совсем.
Алексей Апухтин – поэт «классический»: одарённый необычайными свойствами памяти, он без преувеличения знал Пушкина наизусть и был апологетом пушкинской лирики. Думается, что одним из самых страшных, надрывных эпизодов в биографии Апухтина стало… открытие памятника Пушкину. Не само это знаменательное событие, конечно, а то, что Апухтин, который с воодушевлением помогал собирать средства на монумент своему кумиру, оказался в этот день в горьком и гордом одиночестве и в «приливе кромешной тоски» сам себе декламировал стихи Пушкина. Его забыли пригласить…
Нежелание активно участвовать в литературных баталиях и усугублявшаяся болезненность со временем делают жизнь Апухтина всё более уединённой. Он путешествует, но без азарта человека, влюблённого в чужое небо.
У него хватает мужества с улыбкой слушать навязчивый монолог своей новой подруги – старости:
Тебя в ненастные, сомнительные дни
Я шарфом обвяжу, подам тебе калоши…
А зубы, волосы… На что тебе они?
Тебя избавлю я от этой лишней ноши.
В 80-е годы Апухтин обращается к прозе, художественное качество которой, по справедливому суждению М. Отрадина, «не нуждается в нашей читательской снисходительности». «Архив графини Д**», фантастический рассказ «Между смертью и жизнью» свидетельствуют о мастерстве Апухтина-прозаика.
Снисходительно относясь к «цыганщине» ( «Искусства также там, хоть тресни, / Ты не найдёшь – напрасный труд: / Там исказят мотивы песни / И стих поэта переврут» , – жалуется он И.А. Гончарову) и оправдывая её силой страсти «детского обмана», он всю жизнь, по свидетельству М. Чайковского, испытывал «отвращение к оперетке».
Поэзия Апухтина живёт болью и страхом за человека и за судьбу искусства. А мы по-прежнему рассуждаем про «бессилие» и «расщеп души» человека конца XIX столетия.
Людмила КАРПУШКИНА
Литинформбюро № 48
Литература / Литература
Литюбилей
Отметил 90-летие белгородский писатель Владислав Мефодьевич Шаповалов. Участник Великой Отечественной войны, удостоенный медали «За отвагу» и других боевых наград, после фронта он окончил университет, много лет учительствовал, был директором в одной из сельских школ Курской области. В литературе дебютировал в 1963 году повестью для детей «Мишка». Он автор более 30 книг, которые изданы и в России, и за рубежом, общим тиражом около трёх миллионов экземпляров.
Литконкурсы
Конкурс произведений начинающих писателей «ЛИТконкурс. Стихи и проза» был организован Литературным институтом имени А.М. Горького, чтобы способствовать укреплению самобытности русской словесности, открыть новые имена и поддержать молодых литераторов в возрасте от 16 до 35 лет. Конкурс проводился в четырёх номинациях: «Неизданное. Проза», «Неизданное. Поэзия», «Изданное. Проза» и «Изданное. Поэзия».
