— Да, надо итти. И скорей. Мы пойдем той стороной, где садится солнце и где нет русских сел. А дальше будет большой лес.
— Большой лес! — подхватил Алексейс. — Лес и горы. А помнишь ли ты, что говорил о них Апон? Как проведем мы там наших баранов и коней?
— Мы и не станем проводить. — Димитрий спокойно прищурился. — Я уже посылал своего работника к толстым иноземцам в Миколаевку[14]. Завтра оттуда приедет большой купец. Он купит у нас, баев, все наши сытые стада. Пусть немного дешевле, но зато сразу. Этот сплетник Апон сказал, что в Урянхае баран стоит столько, сколько и здесь. А белые червонцы провезти туда много легче баранов.
Алексейс восторженно закатил глаза.
— Ух, ух! — сладко сказал он. — Ты очень умен, Димитрий. Ты будешь большим вождем. Но кто же купит баранов у бедняков, которые пойдут с нами?
— Никто! — самодовольно улыбаясь, произнес Димитрий. — Разве только рыси и лесные дяди в горах. А нам что до этого? Плохо, что мы не можем итти в Урянхай одни только баи. Но так нельзя. Надо, чтобы шел целый народ. Все люди, всего улуса. Тогда совэт-улгу скажет: иди, народ, ты свободен жить где хочешь. Совэт-улгу не давит малый народ, как давил большой белый царь. Но совэт-улгу тоже злая. Она не хочет, чтобы мы, баи, жили хорошо, разводили большие стада и нанимали себе много-много работников. Как будто плохо быть богатым. Совэт-улгу завидует нам и одних нас не пустит. А вместе с народом пройдем и мы. — Димитрий замолчал.
— Ты будешь большим вождем! — почтительно покачивая головой, повторил Алексейс. — Большим вождем! Если так, то нам надо только не выпускать никого из улуса да крепко держать Карола и Апона. Никто не должен уйти, пока Апон и Карол сидят в ремнях и пока не двинемся мы, баи. Хорошо ли смотрит Иван? Крепко ли заколотили баню? Не поедет ли потихоньку баба Карола в район болтать там свои жалобы и сплетни?
Шаман выколотил трубку о каблук и медленно сказал:
— Иван верен Агу-богу. Димитрий дал ему половину белого червонца и берданку. Иван знает как стрелять и…
Тяжелый удар выстрела прокатился за юртой. Заливистый крик слился с эхом. Где-то, удаляясь, неистово загремели колеса. Дробный топот бегущих послышался рядом. Угол войлока откинулся, пропуская в юрту колючий ветер и дождливую ночь. Косматый человек с дымящейся одностволкой в руках ворвался внутрь и, задыхаясь, прокричал:
— Аристаны[15] бежали!
* * *
По липкой грязи, за припертой тяжелым болтом дверью прохлюпали широкие шаги. Кто-то снаружи остановился у самой притолки, поводимому, прислушиваясь, переступил с ноги на ногу, гулко вздохнул и не спеша прошел дальше.
Под низким потолком наглухо заколоченной курной бани стояла духота и тьма. Только через продолбленную ниже сруба узкую лазейку-дыру, полузасыпанную кучами влажной, недавно разрыхленной земли, проникали слабые отсветы мокрой, осенней ночи. Три человека, скорчившись, ждали.
— Прошел? — нервно шепнул один из них. — Он сторожил все время. Кто это?
— Кривой Иван! — сдавленно ответил другой и звякнул облепленным глиной заступом. — Кому еще? Разве не Иван подпевает баям на каждом собрании? Димитрий дал ему денег и берданку. Велел стрелять в того, кто захочет уйти из улуса. Баи боятся, что уехавшие позовут комиссэрен. А мы боимся их, баев. Слушай, Карол, слушай и ты, Апон! Вы знаете, мы, батраки, не хотим итти в Урянхай. Но шаман и Димитрий велят нам итти. Мы верим Апону, что там будет хорошо только баям. Но если мы не пойдем, Агу-бог накажет нас за неповиновение шаману, а совэт-судья за то, что мы должны много баранов Димитрию. Так сказали шаман и Димитрий. Но если комиссэрен приедут сюда, пусть они арестуют Димитрия и других за то, что они убили парня Карнама. И пусть они не велят нам итти в Урянхай. Мы будем очень рады этому. Мы сможем не итти и в то же время не станем отвечать перед Агу-богом за то, что не выполним его воли. Так решили мы, бедняки-батраки. Мне — Петре — и Кукону поручено вывести вас отсюда и дать вам коней. Я разрезал ремни, которыми вы были связаны. Вот прокопанный мною выход. Идите же в район, зовите комиссэрен, а мы вам скажем большое-большое спасибо.
Длинное тело Карола двинулось к говорившему. — Спасибо тебе, Петрэ. — Где кони? — тихо спросил он.
Пришедший указал направо.
— Кони за холмом, Кукон с ними. У вас будут ладные кони. Длинный Хмол дал в коренники своею Ки, я — Искээра. Ты знаешь, я беден, у меня только один конь, но когда мой Искээр бежит, никто не увидит его подков! Ки тоже ладный конь. Во всей степи только у Димитрия есть такие кони.
Апон наклонился к лазейке. — Идем, Карол, — горячо шепнул он во тьму. — А ты, Петрэ, дай мне топор или нож. Ночью в степи нас могут окружить волки… Всякие волки…
— В телеге есть топор, берданка и патроны, — заспешил освободитель, подталкивая беглецов.
Три тени поочередно мелькнули в лазейке.
Из ночного, нависшего неба моросил назойливый мелкий дождь. Колючий ветер порывами наскакивал на длинный ряд заснувших лачуг и юрт. Влажная тьма обступила улус. Беглецы крались задами, бесшумно переступая по липкой грязи. Холм совсем неожиданно выдвинулся из мрака. У подножья стало суше, и здесь беглецы, все еще крадучись, пошли быстрее. Базальтовый выступ подножья закрыл от них улус. Где-то близко, за бархатным занавесом тьмы слабо пофыркивали и мягко стучали подковами лошади. Засунув три пальца в рот, Петрэ издал короткий чуть слышный свист.
— Ого-го! — внятно, но сдавленно прилетел ответ.
Из темноты, поблескивая оковкой, выплыли очертания телеги. Закутанный в тулуп маленький человек, стоящий тут же, бросил на руки Апона сырые веревки вожжей.
— Хантым он, — весело сказал он. — Добрый путь — И вместе с Петрэ отбежал в сторону.
— О-оп! — уже не скрываясь, звонко крикнул Карол. Застоявшиеся лошади горячо и шумно рванули с места. Колеса взвизгнули, упругий ветер хлестул в лицо, и телега, гремя, ринулась вдаль.
— Эге-ге! — неистово заревел кто-то со стороны улуса. Пучок красного огня разодрал ночь. Ружье оглушительно ухнуло, и покатилось кругом, дробясь и ломаясь, гулкое эхо.
Но копыта плясали, грохотала телега и летели навстречу просторы.
Заря поднималась лениво. Над холодными далями медленно багровело небо. Густые тени стлались по мокрой земле.
Ступенчатые конусы холмов вырастали из тьмы. Сначала показались пирамидальные шапки девственно белых снегов, потом из вуалевых лохмотьев тающих туманов стали выползать кривые горбы подножий. Матовая дымка скрывала даль. Направо и налево, вдоль чуть намеченного проселка уходили к небу острия диких высот. Они закрывали далекие горизонты, то лысые, как головы мудрецов, то засеребренные первыми снегами.
Кругом бежали сутулые, низкорослые курганы. Белые ребра известковых камней торчали на них, как кости погребенных там древних хакасов. Сухотравная пустынная степь стыла вокруг, зябко дрожа в объятьях жгучего ветра.
Холодное дыхание пустыни овевало мчащуюся телегу. Лошади, уже третий час раскидываясь в отчаянной рыси, мерили даль. Крупы и сухожилия лоснились жирной пеной усталости. Сено сбилось. Апон ничком лежал на жестких досках подпрыгивающей, кричащей осями телеги и ожидающим чутким взглядом смотрел назад, в уже преодоленные просторы.
— Нету? — через тесно сжатые губы спросил Карол. И тугие вожжи щелкнули по влажным бокам лошадей.
— Нет… — не оборачиваясь, сказал его товарищ. — А будут, Карол.
Ответ был короток и мрачен. Оба беглеца замолчали.
Обросшее шерстью иссохшей травы выпуклое брюхо холма почти перегородило дорогу. Слабо намеченные колеи кинулись влево, огибая холм. Телега круто повернула, узкая, еще туманная расщелина, сдавленная желваками валунов и зеленоватыми глыбами базальта, пронеслась мимо. И сразу же лошади, сбивая ритм, шарахнулись в сторону. Искээр, отчаянно задрав голову, косил налитыми кровью белками. Потом рванулся, почти разрывая постромки и увлекая за собой Ки; ринулся вперед неистовым, грохочущим галопом. Апона мучительно подбросило на жестких досках, но вдруг он увидел, передернулся, выхватил кнут и уже сам, понукая, истошно закричал:
— О-о-оп! О-оп!
Звери охотились на людей.
Из расщелины, в мягком скачке развевая пушистый хвост, показался сухоногий мохнатый зверь. Ярко-рыжая шерсть заливала его костлявую спину, широкими проплешинами сползая к серым бокам. Длинная, низко склоненная голова гибко качалась в такт стремительной рыси. Не отставая от мчащейся телеги, красный волк[16] бежал чуть сзади и сбоку. Равнодушный как случайный попутчик, он следовал рядом, даже не смотря на лошадей, но в непонятной его небрежности чувствовалось неумолимое решение.
