Наши выступления всегда проходили при полных аудиториях. Ёлка Няголова управляла всеми вечерами. У неё три таланта: поэтический, организаторский и человеческий.
Был вечер, посвящённый болгарскому поэту Димчо Дебелянову. Было чтение стихов у памятника Ивану Вазову, где каждый читал по четверостишию на своём языке. Я прочитала последнюю строфу из пушкинского "Пророка", решив, что она имеет отношение и к болгарскому классику: "глаголом жги сердца людей". Было много музыки, выступали самые известные музыканты Болгарии. Приезжал знаменитый болгарский поэт Любомир Левчев - наш "клубник". Самым замечательным оказался День славянской письменности. Мы вышли на улицы Варны, на площадь, запруженную народом. Танцы, песни. Этот праздник в Болгарии самый любимый.
- Болгары же первыми стали его отмечать.
- Да. Болгарские учёные, бывшие на фестивале, напоминали нам, что славянская азбука была дана Климентом Охридским, учителем Кирилла, назвавшим её кириллицей в честь своего ученика. Это особое явление нашего времени: люди стараются всё и всех вспомнить и "омузеить". Во всём мире музейный бум. Даже музей сирени скоро откроют. И это прекрасно.
- Что больше всего волновало участников встреч?
- Главными темами обсуждения были проблемы глобализации и в этой связи славянской речи.
Не понимаю, что такое "глобализация". "Американизация" - понимаю. Она идёт во всех областях. Коснулась и славянских языков. Американский язык, суржик английского, наступает вместе с другими "подарками" из США решительно, и это многих даже пугает. Я выступала с уверенностью в том, что язык всё перемелет, не надо суржика бояться. Дайте время. Борьбы с иностранными влияниями не надо. Язык приемлет всё, перемалывает и создаёт внутри себя новые формы.
Считаю русский язык колобком, который многое собрал по сусекам. Татары, немцы, французы оставили следы в нашей лингве, они слышны в нашем языке. Это не смешение, а соединение. Смешение смерти подобно. Соединение рождает жизнь. Если разбить яйцо и смешать его содержимое, будет мёртвая болтушка. А когда части яйца соединены, созревает живой цыплёнок. Русскому языку, возможно, давно не хватало англицизмов и американизмов. Сейчас они появились. Понимаю радетелей за чистоту языка, но русский сложился не как патрицианское явление. Это великое плебейское дело. Русский язык эгоистичен. Взял отовсюду, а что дал? "Спутник", "перестройка" Пожалуй, всё. Зато отозвался чудесами: "Войной и миром", "Бесами", "Митиной любовью", "Тихим Доном", "Чевенгуром", "Мастером и Маргаритой" Список легко продолжить. В русском языке есть самость. Во всех славянских языках самость есть. Они все выживут, перемелют влияние в муку, испекут великие караваи. Не надо ныть.
Вижу язык как живое существо. У меня есть давнее стихотворение об этом. Назидательное.
Родная речь - дарованное благо,
сложным-сложна, а то простым-проста.
Пусть сожжена бесценная бумага,
слова живут - текут из уст в уста.
Родная речь всегда одноплеменна,
напоена богатством от корней,
и этим, говорят, несовершенно
искусство, тесно связанное с ней:
У музыки вселенские просторы,
у живописи мировой язык,
а тут непостижимы разговоры,
к которым с колыбели не привык.
Но если жизнь отнимет слух и зренье,
лишит движенья, голоса лишит,
единственное есть тогда спасенье -
то слово, что в душе твоей дрожит.
Пускай его иной и не услышит -
как верный друг, оно всегда с тобой,
творит тебя, зовёт, живёт и дышит.
Живёт! И, значит, ты ещё живой.
И этого отнять никто не в силах.
Не потому ль так важно уберечь
потоки чистых сочетаний милых,
таинственно сливающихся в речь.
- Да, язык живёт. А чем живёт, по-вашему, мир славянский?
- Надеждами. Мир и люди, не только славянские, изменились в силу технического прогресса. Веками жили при лучинах, и вдруг началось Идёт всего лишь второе "техническое" столетие, но такими темпами, что если бы сегодня в городе очнулся от летаргии человек конца XIX века, он бы не понял, где находится. Это не Марс ли?
На фестивале было много радости, но и горечь была. Македонский вопрос, боль Сербии - все проблемы славянского мира стояли за плечами поэтов.
Мы вспоминали знакомых, расспрашивали о них. Симон Дракул жив? Нет! Когда? И такая горечь в душе. Почему я не знала? Как могла не знать? Связи потеряны на каком-то необъяснимом внутреннем уровне.
Уезжала с чувством, что расстаюсь с братьями и сёстрами.
- Фестиваль породил новые идеи?
- В первый же день встречи я заговорила с Ёлкой Няголовой о книге славянских поэтесс, которых нет с нами. Самых-самых. Таких, как Елисавета Багряна, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Десанка Максимович Книга-билингва, на языке оригинала и на русском.
Возникла мысль о создании в России филиала "Славянского объятия". Такой фестиваль нужен здесь. Может быть, "ЛГ" этому поспособствует. О филиалах в своих странах подумывают и сербы, и поляки.
- В Болгарии присутствует русская литература? Переводят, издают?
- Мне этого не показалось. Туда пришёл американский поток. Некоторые наши детективы мелькают. В переводах. В книгоиздании происходит всё то же самое, что у нас. Зеркало. Небольшое.
- Ваш музей "История танка Т-34" и Болгария - есть связь?
- Куда бы я ни приехала, везде ищу танки. Не забыла зайти в Военно-исторический музей в Софии. Познакомилась там с одним из хранителей. Евгений Солнышкин, русский, женат на болгарке. Показал три танка. У каждого своя история. Наш музей обязательно пошлёт туда специалиста, чтобы он описал их для архива. У музея много друзей. Приезжают волонтёры, помогают, чистят танки, привозят экспонаты.
- В следующем году мы празднуем 65-летие Победы. Как музей готовится?
- Мы надеемся, что будет выстроена вторая его очередь. Музей сразу, с первых дней своего существования перерос сам себя. Он возник в 2001 году на Дмитровском шоссе, на рубеже, откуда 6 декабря 1941 года танки Т-34 пошли в наступление на Лобню и Красную Поляну, последняя была уже занята врагом. Это самое близкое к столице место. Интерес к музею огромен, нам не хватает запасников, нет многого для нормальной работы сотрудников, но надеемся - будет. Ю.М. Лужков обещает, несмотря на трудности момента.
- Удаётся вам сейчас писать?
- Последнее время писала стихи после большого перерыва. Я всегда гордилась, что не "датская" поэтесса, то есть к датам не пишу. А тут у меня шёл по телевидению цикл из 23 фильмов "Москва Первопрестольная", и по заказу я писала стихи специально для цикла. Стихи чётко выражают то, чего не скажешь прозой.
- Как вы начинали свой путь в литературе?
- Когда-то замечательный поэт Виктор Боков встретил меня в переходе метро с кольцевой "Белорусской" на радиальную. Я-то знала, что это Боков, а он меня не знал. Подошёл и сказал: "Ты пишешь стихи!" Мы сели и стали разговаривать. Я прочитала два стихотворения, он предложил: "Приходи сегодня в ЦДКЖ, будет поэтический вечер, дам тебе слово". Там сидели человек сорок. Читали по одному стихотворению. После того, как все выступили, Виктор Фёдорович сказал: "Никого их не будет, она будет". Указал на меня. Это ужасное чувство, когда тебя, пусть даже положительно, противопоставляют. Я сразу же убежала. И больше никого из них не встречала.
- А цензура вам не мешала?
- Я конформистка, с советской цензурой не боролась. Однажды увидела, кто она такая: в издательстве, в комнате сидели три молодых женщины и вязали. Они на службе. Повязали - повычёркивали строки. Я с этим бороться не могла. Просто заменяла одни стихи другими, точно такими же. И ни разу, после замены, к новым стихам уже не придирались. А мужчины боролись, страдали, шли напролом, уезжали из страны. Мне было интересно писать стихи, а не публиковаться.
Стихи - это молодость. Пушкин прав: "Лета к суровой прозе клонят". Но у женщины есть прерогатива всегда находиться в кокетливом непризнании возраста. Даже Анна Ахматова, безжалостная к себе, случалось, соскальзывала в стихах последних лет жизни к молодому мироощущению. И это было трогательно-прекрасно, как всегда бывает у гениальных людей.
- Над книгами сейчас работаете?
- Закончила книгу "Весть Василисы. Тайна, открытая всем". О том, что такое Земля, кто мы и что нас ждёт. Для меня Земля - один из девяти Зародышей в матке Мироздания Вселенной. Треть поверхности Земли - суша, остальное - околоплодные воды, которые в миллиардах лет нарастают, окутывая Зародыша. "Весть" четыре года печаталась в журнале "Наука и религия". Теперь готовлю отдельное издание, объединяю части в целое.
Ещё составляю книгу "Душа Вологды" вместе с вологодским историком Сергеем Тихомировым. Меня с этим краем многое связывает. Всё началось песней "Вологодские кружева", в ней мои стихи. А потом была писательская - я бы всё-таки сказала - дружба: вологодцы Александр Яшин, Николай Рубцов, Сергей Орлов. Люблю жанр составительства. Когда составляю книгу, чувствую себя сильной, смелой, умелой. А если нет такого ощущения, лучше заняться чем-либо другим.
